Ф. В. Костин (лирический тенор) после окончания Московской консерватории по классу пения участвовал офицером в Первой мировой и Гражданской войнах. Эмигрировав в США в 1923 г., он основал в Сан-Франциско смешанный хор. В 1927 г. коллектив стал лауреатом 1-й премии конкурса хоров в Сан-Франциско. Артист с успехом выступал и в итальянской опере. Его жена М. П. Костина (драматическое сопрано) была известной артисткой оперетты в Сан-Франциско.

Опытнейшим музыкантом в Сан-Франциско был А. Б. Риензи, выпускник Московской консерватории. Приехав в США в 1908 г., он открыл в Нью-Йорке школу музыки. В Сан-Франциско он жил с 1930 г., зарабатывая на жизнь уроками пения. В Сан-Францисской опере выступала А. М. Ковалева. В США она приехала из Харбина, куда попала 4-месячным ребенком, и стала заниматься музыкой, учась в Коммерческом училище. Большую известность приобрела и певица Елизавета Николаевна Эверт. Уже в Калифорнии окончил консерваторию по классу скрипки А. Дучин-Дьяченко, который стал дирижером, играл в симфонических оркестрах.

Музыкальную студию в Сан-Франциско имел Я. Н. Шульгин, участник Первой мировой и Гражданской (в Сибири) войн, окончивший консерваторию в Дрездене. Он был известным общественным деятелем, ставил оперные спектакли. С 1939 г. жил в Сан-Франциско и выступал с симфоническим оркестром Максим Шапиро. Эмигрировав в США из Китая, продолжал занятия музыкой В. М. Ульштейн, став дирижером в оперном театре.

Большое значение в жизни русских имела духовная музыка. Ее большим энтузиастом был И. А. Колчин, который неоднократно выступал с концертами. По поводу его выступления 7 апреля 1943 г. пресса писала: «Цель устройства духовного концерта не только материальная, в пользу Троицкого собора, как на содержание хора, но и духовная, дабы дать возможность развивать духовное песнопение православной русской колонии в Сан-Франциско»[97]. Последние годы жизни провел в Сан-Франциско Василий Чехов: он пел в хорах Свято-Скорбященского и Свято-Троицкого соборов. Регент Свято-Иоанновской церкви в Беркли Д. М. Авраменко организовал ансамбль русской песни и пляски, с которым неоднократно выступал в Сан-Франциско. Последние годы он жил в подворье Благородице-Владимирской обители в Сан-Франциско.

Русские жители Сан-Франциско всегда откликались на приезд знаменитых музыкантов. Подлинным праздником для любителей церковной хоровой музыки был приезд А. Т. Гречанинова, который в сентябре 1941 г. посетил Свято-Скорбященский собор. М. М. Куренко, певица из Лос-Анджелеса, приехавшая в Сан-Франциско вместе с композитором А. Т. Гречаниновым, выступила с концертом в Русском центре. В первом отделении классические произведения и романсы. «Если от первой части концерта слушатели остались в восхищении, то вторая создала какой-то экстаз. Это даже не было концертом в общепринятом понятии. Скорее это было какое-то духовное общение. Превосходный композитор через посредство превосходного исполнителя ввел нас в красоту музыкального поэтического мира, полного грусти и в то же время поэтического тепла».[98]

Несмотря на то что музыка позволяла обходиться без знания языка и тем самым привлекала многих американских слушателей, русским музыкантом не всегда жилось легко. Об одном из них, имевшем в Сан-Франциско музыкальную студию, писали! «Чрезвычайная нервность, годы эмигрантской работы и неопределенности в существовании, тяжелый нервозный труд преподавателя музыки, общая неудовлетворенность, стремление к улучшению — все это нервировало М. М. Ложникова и подрывало работу его сердца».[99] Многим средства к существованию давала работа, далекая от искусства. Артист оперетты и певец Г. В. Кудинов, например, уехав в США в ноябре 1948 г., сначала пел в Хоре донских казаков С. А. Жарова в Нью-Йорке, потом давал концерты в Русском центре и пел в соборе Пресвятой Богородицы в Сан-Франциско. Артист пытался создать опереточную труппу, но это оказалось слишком трудным делом, и он работал официантом в ресторане «Эль-Прадо» в Сан-Франциско.

Когда поет русская душа

В записной книжке было два адреса, которые я хотел посетить. Один принадлежал Русскому драматическому кружку (Russian Drama Circle), который размещался в доме № 818 по ул. Гров (Grove) около Старо-Скорбященского собора. Вторым адресом был дом № 2226 по улице Филмор, где размещался Дом русских артистов (Russian Artists Home). Увы, и здесь уже ничто не напоминало о русском присутствии. Я было немного посетовал на то, что эта прогулка ничего не добавила для моих исследований. От размышлений меня оторвал женский голос, он принадлежал пожилой ухоженной даме, внезапно заговорившей со мной по-русски.

— Простите, вы профессор Хисамутдинов из Владивостока? Я знала о вашем приезде и очень хотела с вами встретиться.

Не дожидаясь ответа, она задала новый вопрос:

— Как там у нас в России?

И сказала задумчиво:

— Я родилась в Бийске и до сих пор помню тамошние вьюги и дым из печки, но вот оказалась здесь и стараюсь по мере сил помогать русским.

Мы проговорили с Лидией Петровной, или по-американски миссис Стенли, до конца вечера. Она рассказывала о своих родителях, о Гражданской войне, многие эпизоды которой врезались в ее детскую память. Прощаясь, она неожиданно сказала:

— А хотите прийти на нашу спевку?

Оказалось, что группа русских женщин уже несколько лет собирается в одном из частных домов для музицирования. Так я побывал на незабываемом вечере, наполненном старинными романсами и вальсами. Исчезло ощущение огромного чужого города. Голоса певиц, которые никогда не были в России, завораживали, возвращая в родные места. Поистине, пели их души, воспринявшие красоту русских песен от родителей. Подобное я испытывал и раньше, слушая церковные хоры, а однажды в храме Тихона Задонского после праздничного обеда услышал, как где-то в стороне красивые женские голоса слаженно выводят старинные русские песни. Заинтересовавшись, пошел на поиски. Оказалось, русские женщины сопровождали пением такое прозаическое занятие, как мытье посуды.

Вернувшись домой, рассказал Иву о новых знакомствах и о том, какое удовольствие получил от этой встречи. Он вышел в другую комнату и вернулся с кипой старых растрепанных листов.

— Хочешь, подарю ноты, которые, вероятно, были вывезены еще из Владивостока?

Листы большого формата оказались старинными нотами. Вальс для фортепьяно «Ласточка» Н. Н. Миронова, изданный музыкальным магазином автора в Ташкенте. Издание «поставщика Двора Его Императорского Величества» Ю. Г. Циммермана «Любимые романсы и цыганские песни». Вальс «Байкальские волны», сочинение капельмейстера 5-й Восточно-Сибирской стрелково-артиллерийской бригады А. Винера. А вот и Владивостокское издание, вальс для фортепьяно «Амурские волны», написанный М. А. Кюссом, капельмейстером 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. «Пятая тысяча. Везде и всюду полный успех!» — сообщает титульный лист и предостерегает: «Контрафакция будет строго преследоваться законом». Штампы на нотных листах говорят о смене владельцев: то нотный магазин, то музыкальный салон, то частные руки.

Искусство всегда объединяло даже разрозненные политической враждой народы. При охлаждении отношений между нашими странами, которое началось сразу после окончания Второй мировой войны, когда некоторые американские газеты стали публиковать резко отрицательные статьи о СССР, эмигрантское искусство позволило сгладить многие острые углы этой вражды. «Новая заря» отмечала: «Посмотрев на дивное русское искусство, прекрасный балет, оперу и хоровое пение, американский зритель приходит в восторг и рвется за кулисы на концертах, чтобы сказать, как ему нравится русское искусство, как поражен он услышать столь высокие общечеловеческие нотки и высокосортную музыкальность тех людей, которых газеты ругают "извергами и людоедами". Он начинает понимать всю ложь этого тумана газетной травли, которая рассеивается ярким солнцем русского искусства».[100]