— Серёж, успокойся.

Он глянул на неё так, что Настя глаза опустила. А он в который раз повторил:

— Я просил тебя сюда не ездить. Я просил тебя! Но нет, тебя ведь сюда, как магнитом тянет! Кладбище твоих надежд! — Он шарахнул кулаком по стене. — Прямо вот здесь! Я, вообще, удивляюсь, как ты решилась эту квартиру продать? Ты куда возвращаться-то будешь, Насть?

— Может, хватит на меня орать? — не выдержала она. — Что ты пытаешься мне доказать? Что я не должна была сюда приезжать? Я не знала, куда мне ехать!

— Отлично! — Маркелов зло всплеснул руками. — Ты не знала, тебе сердце подсказало, да?

— Хватит уже меня мучить! — Настя снова отвернулась от него, не хотела показывать слёзы. Его слова обижали, и Серёжка, скорее всего, догадывался насколько, но продолжал, продолжал это говорить.

Он тоже отвернулся, качнулся на пятках, зло усмехнулся.

— Знаешь, я не удивился, когда ты сюда уехала. Ну, думаю, ладно, решила отыграться по полной. Я виноват, я сволочь… Казни, Насть. Но всё это зашло слишком далеко. Я ведь по-хорошему тебя попросил: давай уедем. Хочешь наказывать, наказывай. Но ты ведь меня не слушаешь! Ты меня никогда не слушаешь, когда дело твоего прошлого касается. А ведь я знал, что так будет!

— Я очень за тебя рада.

Маркелов резко повернулся, пригвоздил её взглядом к месту.

— Что?

— Я рада, что у тебя такая отличная интуиция! Ты всё всегда знаешь! Только я всё узнаю слишком поздно! А что-то, возможно, не узнаю совсем.

— Поговорим об этом?

— Да! Поговорим об этом! Почему мы не можем об этом поговорить? Ещё ведь не всё сказано. Ты хочешь поговорить о мести? Давай. Расскажи, как можно плевать мне в душу десять лет, за то, что я однажды сказала тебе!

— Ты сказала? Нет, любимая, ты не сказала, ты жила этим. И меня жить заставляла. Ты слышала последние новости, кстати? Аверин-то, говорят, тогда страдал, ох как страдал. Пил! И ты об этом ничего не знаешь, правда?

Настя поджала губы и высоко вздёрнула нос.

— Но ты об этом ничего не знал. Разве я не сдержала своего обещания? Разве ты не об этом меня просил в первую брачную ночь? Оставить всё позади.

— Ты звонила ему в ту ночь, — отрывисто проговорил он.

— Я ему не звонила, и ты это знаешь.

— Ты сидела в свадебном платье, улыбалась моим родителям, гостям, а сама думала, как тебе ему позвонить.

Настя прошла к дивану и села. Устало опустила голову.

— Мы всё это пережили, Серёжа.

— Да чёрта с два мы это пережили! Ты улыбалась и говорила мне, что всё будет хорошо. Что обратно дороги нет, что нужно строить своё будущее, что у нас ребёнок будет и это нас сблизит. А потом ревела в ванной и маме названивала, чтобы узнать, как тут твой Саша. Забыла? Ты превратила нашу жизнь в кошмар на долгие годы вперёд. Ты не хотела быть со мной, и боялась остаться одна. Вот это была наша жизнь, Настя. Сколько лет? Ты помнишь?

— Помню.

— Я тоже помню. — Серёжа прошёл к окну, развернулся и присел на подоконник. — Всё могло быть по-другому.

— Но мы же вместе. Я люблю тебя. — Она потёрла глаза, веки уже начинало саднить от слёз и прикосновений. — Я всегда тебя любила, даже тогда. Но мне было страшно. Я не хотела возвращаться к Сашке… То есть, дело было не в нём, у меня просто не получалось. Ты же знаешь!

— Нет, я не знаю! Ты никогда со мной не говорила, Насть, даже потом. Я говорил: не езди. Ты говорила: не поеду. Я говорил: не звони. А ты: не буду. Я просил: имени не упоминай. И ты молчала. Зато смотрела, как собака побитая!

— Да потому что ты никак забыть не мог!

— Потому что ты забыть не могла! Ты ведь в истерику впала, когда родители переезжать надумали, ты места себе не находила, металась по дому, как помешанная! Ты до этого полтора года жила от визита до визита своих родителей. Стоило им приехать, ты мать в комнату тащила, чтобы всё вызнать! Ты не хотела жить здесь, и не хотела жить там. Ты вообще не знала, чего хочешь.

— Ты в чём меня обвиняешь? — У Насти от вспыхнувшей обиды даже слёзы высохли. — Что я тогда не отпустила? Так я тебя не держала!

— Да? — Маркелов от подоконника оторвался, подошёл к ней, глаза просто пылали от негодования. — Ты не держала? Я оторваться от тебя не мог, ты всю душу из меня тогда вынула. Ты ночью была одна, а днём другая. Ночью ты об Аверине не думала, а днём я тебе мешал. Страдать тебе мешал, оплакивать свои рухнувшие надежды, Сашеньку твоего. Разве ты не это мне тогда сказала?!

— Серёжа, разве мы не говорили об этом? Я была молодой и глупой! И ты не можешь меня в этом винить! Ты сам таким был! Разве ты не делал ошибок? Я только потом поняла…

— Что поняла? — Он смотрел ей в глаза и требовал ответа.

— Что я тебя люблю.

— Любила? Вот тогда любила?

Она судорожно вздохнула, руку подняла, хотела до щеки его дотронуться, но Маркелов головой мотнул, отодвигаясь. А она всё равно подошла, к плечу его лбом прижалась.

— Я тебе сказал: давай начнём всё сначала. Потому что жить так невозможно. Забудем, как всё началось, почему мы вместе, и кто остался позади. Аверин твой, Даша… Я с ума по тебе сходил, я бился башкой о стену, но ты как за стеклом жила. Ты не видела ничего вокруг, тебе плохо было со мной, и ты ждала — когда он за тобой приедет! Ты меня до последнего не отпускала, и я как последний идиот жил и ждал, когда ты сама ему позвонишь, и он приедет, чтобы забрать тебя у меня.

— Я бы не позвонила, Серёж.

— Конечно, ты бы не позвонила! Потому что ему не нужен был мой ребёнок, он бы не простил, и ты это знала! И мучилась, и меня мучила! И ты мне тогда сказала, чтобы я нашёл Даше замену и не изводил тебя своими упрёками.

Настя уткнулась лицом в его спину и заплакала. Навзрыд. Нервы сдали, всё вспомнилось так отчётливо: и как Серёжка злился на неё, и как она специально напоминала ему, что живёт с ним лишь из-за Вики, и что если бы не это, она никогда бы, ни за что с ним не стала жить, ни дня. Она переживала из-за того, что её выдернули из привычного мира, лишили всего, к чему она привыкла, а всё, о чём мечтала, просто разбилось. И пусть в этом был виноват не только Маркелов, но Сашки рядом не было, и на него злиться было невозможно. К тому же, он по ней страдал, он раскаивался, Настя знала об этом от матери, которая печалилась из-за несостоявшегося зятя, который из-за любви к её дочери совсем спивается. А Настя не могла всё вернуть, исправить, даже простить Сашку не могла, хоть и хотела. У неё на руках был ребёнок от другого, и она знала, что Аверин не поймёт и не простит. И не примет её, если она всё же решится уйти от Серёжи. И тогда она останется ни с чем, рухнет всё, и Серёжка тоже не простит, никогда. Но все речи мужа, его обиды, гнев, в чём-то обоснованный, её до ужаса злили. Ей так не хотелось ещё и перед ним оправдываться… А потом эта история с Дашей, которую он любил, когда-то или тогда, это уже не важно, и он изменял Насте с ней, и она злилась. Злилась не потому, что он ей изменял, а потому что у Серёжки всё ещё был шанс, была возможность всё исправить и вернуть свою жизнь. У него и так всё было — его родители, друзья, привычный круг общения, институт, и ещё Даша — прошлая любовь, которой он до сих пор смотрел в глаза, а она готова была его ждать и понять. У Насти же ничего этого не было. Одни мысли, воспоминания и горечь, которую она и выливала на мужа. Она развела его с Дашей, мысли о разводе ушли в небытие, но счастья им это не принесло. И пусть они больше не скандалили и не ругались, но от этого только хуже, негатив накапливался, и вот тогда Настя ему и сказала:

— Найди себе кого-нибудь. Я уже устала выносить твоё недовольство.

Серёжка лишь недоверчиво усмехнулся.

— Вот так просто? И ты не против?

Она в глаза ему взглянула, и пожала плечами.

— Мне всё равно.

Он до сих пор не мог простить ей этих слов. Прошло больше семи лет, а это стояло между ними. Кто бы знал, как она раскаивалась. Кто бы знал, как проклинала себя после. Но в ту минуту, когда она их произнесла, ей на самом деле было всё равно. Хотелось лишь уколоть его, она даже улыбнулась после, фыркнув пренебрежительно, и отвернулась, занялась ребёнком, показывая этим, что это единственное, что для неё важно в их семье. Она не думала, что Серёжка затаит обиду. Мечтала ранить его самолюбие, но не представляла, во что это выльется. Не знала, что каждая его измена, хотя он особо и не выставлял их напоказ, но о которых она узнавала, будет оставлять глубокую рану в её сердце. И хотя муж после и просил прощения, осыпал её подарками и цветами, обещал, что больше никогда, Настя знала причину… Он никогда не привязывался ни к одной из этих женщин, он ей мстил. За те слова.