— Нечего рычать, — сказала она укоризненно. — Я знаю, что за летающие тарелки принимали все что угодно, от метеозондов до уличных фонарей. Но исходя из принципа скальпеля Оккама, я пришла к твердому убеждению, что…
— Чьего скальпеля?
— Оккама. Принцип ограничения количества возможных гипотез. Ты что, с логикой не знаком?
— Да не очень-то.
— Видишь ли, я пришла к заключению, что в каждом пятисотом случае наблюдения «летающей тарелки» речь шла об одном из кораблей, похожем на тот, на борту которого мы сейчас находимся. Все сходится. Что же до причин моего пребывания на Луне… — Она сделала паузу и усмехнулась. — Видишь ли, я порядочная язва.
Оспаривать это заявление я не стал.
— Давно-давно, когда папа был еще мальчишкой, Хейденский планетарий стал записывать желающих лететь на Луну. Очередной рекламный трюк, вроде недавнего дурацкого конкурса на лучшую рекламу мыла, но папа взял и записался. И вот, годы спустя, действительно начались туристские поездки на Луну, и, естественно, планетарий передал этот список фирме «Америкэн экспресс» и известил всех, кого мог по этому списку найти, что им продадут путевки вне очереди.
— Стало быть, отец взял тебя с собой на Луну?
— Господь с тобой, конечно, нет! Папа записался еще мальчишкой. А сейчас он чуть ли не самая большая шишка в Институте новейших исследований и времени на подобные развлечения у него нет. А мама не полетела бы ни за какие коврижки. Вот я и решила, что лечу. Папа сказал: «Нет», а мама сказала: «Господи, ни в коем случае»… Но я полетела. Я, знаешь, могу стать ужасно упрямой, если захочу, — гордо заявила Крошка. — Папочка говорит, что я маленькая стервочка.
— И что же, по-твоему, он прав?
— А то нет! Папа-то меня понимает, это мама только всплескивает руками и жалуется, что не может со мной справиться. Две недели я всех допекала по первому разряду и вообще была невыносимой, пока папа не взмолился: «Да дайте ей лететь, ради всего святого, может, нам хоть страховка от нее достанется!» Вот я и отправилась.
— И все-таки неясно, как ты очутилась здесь.
— Я, видишь ли, сую нос, куда нельзя, делаю именно то, что нам делать не разрешают. Я всегда стараюсь удрать в сторону от дороги, это очень развивает. Вот они меня и схватили. Им, конечно, отец нужен, а не я, но они надеются его на меня выменять. Допустить этого я не могу, вот и смылась.
— Убийца — дворецкий, — пробормотал я.
— То есть?
— Дыр в твоем рассказе, как в последней главе детектива.
— Ну, ты уж мне поверь, дело-то… О черт, опять начинается!
Вдруг освещение из белого стало голубым. Ламп не было, но светился весь потолок. Я попытался подняться на ноги и… не смог. Чувствовал я себя таким измотанным, как будто только что закончил кросс по пересеченной местности. Сил хватало только дышать. Я обмяк, словно превратился в мокрую тряпку.
Крошка с усилием пыталась что-то сказать мне:
— Когда… они за нами… придут… ты не… сопротивляйся… самое главное…
Голубой свет снова сменился белым, узкая стена поехала в сторону.
На лице Крошки появилось испуганное выражение, но она продолжала с трудом:
— Самое главное… не зли… Его.
Вошли двое, отпихнули Крошку, связали ремнями мои запястья и щиколотки, еще одним ремнем прихватили мои руки к телу. Я начал приходить в себя, но медленно; сил не хватило бы и марку лизнуть. Я жаждал драться, но шансов на это у меня было не больше, чем у бабочки смахнуть со стойки бара колокольчик.
Они понесли меня. Я запротестовал:
— Слушайте, куда вы меня тащите? Какого черта, вы в своем уме? Да я вас засажу… я…
— Заткнись, — ответил один из них. Тощий такой, коротышка, лет пятидесяти, а то и больше, которому, видно, ни разу в жизни не довелось улыбнуться. Второй был потолще и помоложе, с капризным детским ртом и с ямочкой на подбородке. Он, похоже, не прочь был посмеяться, когда не нервничал. Но сейчас он выглядел весьма издерганным.
— Попадем мы из-за него в беду, Тим, ей-богу, попадем. За борт его надо, обоих за борт надо, а Ему потом скажем, что несчастный случай. Скажем, что вылезли и пытались удрать через люк. Он же все рав…
— Заткнись, — ответил Тим тем же тоном и добавил: — Хочешь Его и впрямь разозлить? Вакуума понюхать хочешь?
— Но…
— Заткнись.
Изогнутым коридором они затащили меня в какое-то помещение и швырнули на пол.
Лежал я лицом кверху, но не сразу сообразил, что нахожусь в рубке. Уж больно она не была похожа на творение рук человеческих, потому что им и не была. А потом я увидел Его.
Крошка могла бы меня и не предупреждать, кто же такого злить захочет?!
Тощий подонок был свиреп и опасен, толстячок — подл и смертоносен, но по сравнению с Ним они просто ангелы. Вернись ко мне силы, я, не задумываясь, полез бы в драку с теми двумя, я ни одного человека не испугаюсь, если только уж силы не будут слишком неравны. Но с Ним…
И не в том дело, что Он не человек. Слоны ведь тоже не люди, а все равно симпатичные. Он-то больше на человека был похож, чем слон, — у него были ноги, руки, голова, но легче от этого не становилось. Ростом Он не превышал пяти футов, но все равно казался выше нас, как человек кажется выше лошади. Туловище той же длины, что и у меня, а приземистым его делали похожие на тумбы короткие и толстые ноги.
Когда он стоял на месте, наружу выдвигалась то ли третья нога, то ли хвост, на который Он опирался, превращаясь в подобие треножника. Ему не приходилось садиться, чтобы отдохнуть, да Он и вряд ли сумел бы.
Но короткие ноги не замедляли его движений. Двигался Он быстро, как атакующая змея. Нервная система у Него что ли лучше, чем у нас, или мускулы? Или просто живет на планете с повышенной гравитацией?
Руки его походили на змей: суставов гораздо больше, чем у нас, причем рук — две пары. Одна пара там, где у людей талия, вторая росла прямо из-под головы.
Плечи отсутствовали. Пальцы, или щупальца, я сосчитать никак не мог, находились в постоянном движении. Одежды на Нем не было никакой, кроме поясов над и под нижней парой рук. На поясе Он носил то, что у них сходило за ключи и деньги. Его пурпурно-коричневого оттенка кожа казалась смазанной маслом.
Откуда бы Он ни взялся, соплеменником Мэмми Он явно не был.
От Него исходил слабый сладковатый запах мускуса. По правде сказать, в жаркую погоду от людей пахнет куда хуже, но случись мне почуять этот запах опять, у меня, как пить дать, поползут мурашки по коже и испуг свяжет мне язык.
Разумеется, все эти подробности я усвоил не сразу, потому что сначала я не видел ничего, кроме Его лица. Кроме как «лицо» и слова-то другого не подберешь. Я пока что не описывал его, потому что от одного воспоминания поджилки трясутся. Но попробую, потому что, если вам доведется Его повстречать, вы должны стрелять сразу, пока у вас ноги не подкосились.
Носа нет. Дышит Он кислородом, но как вдыхает и выдыхает, трудно сказать. Может быть, частично через рот, поскольку умеет разговаривать. Рот у Него ужасный. Вместо челюстей и подбородка — неровная треугольная дыра, украшенная рядами мелких зубов, языка не видно, вместо него рот обрамляли реснички, длиной с дождевых червей, они и шевелились беспрерывно, как черви.
Но даже этот рот не шел ни в какое сравнение с глазами, огромными и выпуклыми, прикрытыми роговой оболочкой. Они ощупывали пространство, как радары, непрерывно двигаясь вверх и вниз и из стороны в сторону. Он как будто и не смотрел прямо на меня, но от глаз Его некуда было деться.
Когда Он обернулся, я увидел сзади третий глаз. Похоже, что Он постоянно ощупывал глазами все окружающее Его пространство.
Какому же мозгу под силу воспринимать окружающую среду со всех сторон? Сомневаюсь, что с этим справился бы мозг человеческий, будь у него даже дополнительный канал получения информации. Судя по размерам Его головы, мозга там не так уж много, но кто его знает, может, у Него мозг в туловище? Ведь если разобраться, у нас, у людей, мозг расположен не в самом удачном месте тела, — больно уж открыт для удара, возможны ведь и лучшие варианты.
