Наконец впереди тускло мелькнул огонек. К ним шагнул могучего сложения человек.

— Ты что здесь делаешь, Старцев? — с удивлением, почти испуганно воскликнул Гавриченко.

— А-а, здравствуйте! — протянул Старцев. — Вот разбираюсь, нельзя ли чего сделать, чтоб осушить шахту.

— Понятно, понятно, — одобрительно проговорил управляющий и пояснил: — Старый, шахтер, профсоюзный деятель. Ну, разобрался?

Старцев поманил их, осветил ходок, опускающийся под воду. В расходящихся веером туннелях, словно нефть, чернела вода, из нее кое-где торчали обломки искореженных труб.

— Разве тут разберешься без образования! — с досадой сказал Старцев. — Уж если товарищ управляющий не могут ничего сделать…

— Да, сколько времени провозился я здесь по горло в воде! — вздохнул Гавриченко. — Погибла шахта!

Обратно шли все вместе. Молчали.

Когда забирались в бадью и Гавриченко, заговорившись с кем-то из шахтеров, отстал, Старцев шепнул Медведеву:

— Рассмотрели? Там выпилена часть системы. Нужно только четыре аршина шестидюймовой трубы, чтобы осушить шахту.

Наверху, щурясь от солнца, Медведев как бы невзначай спросил:

— Значит, ничего нельзя сделать? Ведь вы, товарищ Гавриченко, еще до революции на этой шахте работали управляющим, знаете ее хорошо?

— Да, я старый шахтер! — отвечая лишь на второй вопрос, сообщил Гавриченко, и в его глазах появился тревожный блеск.

«Эх, если б я разбирался в технике!» — досадовал Медведев, возвращаясь с шахты. Только сейчас глубоко понял он слова Дзержинского о новых задачах. Завершался целый период борьбы за Советскую власть. Враги меняли оружие. Мы защищались маузером, винтовкой, гранатой. Наступала пора защищать свою Республику знаниями.

Думая об улыбчивом Гавриченко и его представительном тесте, Медведев понимал, что борьба будет нелегкая…

Но в его кабинете навстречу поднялся со стула незнакомый человек с проницательным взглядом и представился новым председателем уездной ЧК.

— Петерсон переводит вас в губернию, — сказал он без улыбки, передавая запечатанный в конверте приказ. — Я знаю, вы тут многое сделали, многое, вероятно, не завершили. Что ж, я буду продолжать. Когда передадите дела? Сейчас? Вот и хорошо, Начнем сразу.

А через два дня Медведев уже ехал по широкой степи, плывущей в предвечернем тумане, и думал о том, что, вероятно, он очень привязчив к людям и местам, если так грустно уезжать, и что жизнь будто нарочно подшучивает над ним и не дает нигде прирасти…

Петерсон встретил его сурово-доброжелательно, поворчал, что Медведев фантазер и чересчур доверчив, и объявил, что он, Петерсон, все же любит его и оставляет при себе. А затем, приберегая приятное к концу, вынул из ящика стола золотые часы с выгравированной надписью и, подавая Медведеву, обнял его за плечи.

— Ну, и поздравляю с наградой. Это тебе от ЧК Украины, за успешную борьбу с бандитизмом.

Окончился первый год самостоятельной работы — трудный первый год. Медведев думал о Мише и не прощал себе ни одной ошибки. Он думал и о том, что несправедливо отнимать радость довести до конца начатое, выстраданное и отдавать другому продолжение дела, когда ты полон сил и можешь завершить его сам. Но тут же бранил себя за эти чувства, обвинял в честолюбии. Не все ли равно, кто сделает? Главное ведь в том, что и Гавриченко, и Козодуб не уйдут от возмездия, что шахты будут жить!

Глядя в честные глаза Петерсона, он еще думал о том, что прошедший год доказал: вера в людей — это великая сила и счастье.

Радиограмма из Центра:

— Итак, что же мы знаем о строительстве укреплений? — спросил командир дивизии Степан Федорович Маликов у склонившегося над картой начальника разведки Славича.

— В Виннице, как передает Протасевич, частная фирма «Зейденшпинер» строила военные объекты в Калинковском лесу. Работало здесь больше сотни немцев. Сейчас фирма передислоцировалась, куда — узнать пока что не удалось. В Житомире находится фирма «Макс Тубе», прибыла на Украину в сорок втором году с территории Франции. Там она возводила оборонительные сооружения на берегах Ла-Манша и Па-де-Кале. Кроме того, как сообщают подпольщики, в Житомире обосновалось строительное управление «Бауляйтунг Украинэ». Шефом его является доктор Гуккер, пожилой немецкий офицер, личность, по слухам, известная самому Гитлеру. «Бауляйтунг» руководит работами частных фирм.

— Все?

— В основном все, — ответил Славич.

— Следовательно, — подытожил Маликов, — мы не знаем главного. Не знаем, что́ именно строят эти фирмы. Не знаем, где возводит объекты фирма «Макс Тубе». Не знаем, куда выбыла из Винницы фирма «Зейденшпинер». Не знаем…

— Все ясно, товарищ комдив, — сказал Славич. — Сроки?

— Самые сжатые, — улыбнулся Маликов. — Задание большой важности. Люблю, когда понимают с полуслова. Кстати, что сообщают разведгруппы?

— Вернулись почти ни с чем. Строительных работ не обнаружили, да и население о них почти ничего не знает.

— Значит, остается одно — проникнуть в строительные фирмы.

— Возможен такой вариант, — предложил начальник разведки, — захватить одного из руководителей фирмы, допросить и выяснить все, что нас интересует. Но это, конечно, дело рискованное.

— Так мы их спугнем, — сказал Маликов. — Этот вариант — лишь в самом крайнем случае.

— Хорошо. Начнем с плана. Предлагаю операцию вести под шифром «Золотой ключ».

— Ну что же, — согласился комдив, — золотой так золотой. Главное, чтобы ключ-то оказался в наших руках. И побыстрее.

— Разрешите идти?

— Пожалуйста. Да не забудь сказать своим разведчикам, что на них вся надежда. Наши ведут бои под Харьковом, скоро смогут днепровскую воду каской зачерпнуть, а мы еще глухие и слепые. А как солдаты будут Днепр форсировать? Как штурмовать укрепления, о которых мы ничегошеньки не знаем? Дорога́ ложка к обеду, а после — хоть под лавку.

Слова комдива произвели на начальника разведки большое впечатление. Авторитет Маликова как командира и коммуниста в дивизии был непререкаем. Возглавляя Житомирский подпольный обком партии, он часто давал чекистам, посланным в тыл противника, самые ответственные поручения. На этот раз комдив был не в духе: сведения о строительстве оборонительных сооружений должны были бы, по логике вещей, попасть в наши руки еще до телеграммы из Центра.

И критику Маликова разведчики встретили как должное.

Базарный день в Житомире был в самом разгаре. Правда, это был совсем не тот базар, что до войны. Тогда здесь было шумно, весело, даже празднично. Из ближних сел приезжало много молодежи. Прилавки ломились от продуктов, овощей, фруктов. Теперь же и на рынке стало тревожно, во взглядах людей сквозила настороженность. Свою нехитрую снедь продавали в основном старики и старухи. Лишь изредка встречались в толпе молодые девчата, но из-за страха попасться на глаза полицаю или немцу они так старательно маскировались в длинные старушечьи платки и поношенную одежду, что их запросто можно было принять за пожилых. Да и сам рынок оскудел, потерял свой живописный колорит. Цены на продукты были до того взвинчены, что отпугивали покупателей.

Появляться на рынке было небезопасно: в толпе, лениво поводя вокруг мутными глазами пропойц, ходили полицаи. То в одном, то в другом конце базарной площади раздавались крики, плач, резкая трель свистков — начиналась облава. С высокомерными, надменными лицами бродили по рынку гитлеровские солдаты. Они меняли безделушки на цепные вещи, набивали вещмешки курами, яйцами и другой снедью.