В пять вечера в сторону Житомира сплошной колонной прошли машины 3-й гвардейской танковой армии. Преодолевая исключительно яростное сопротивление гитлеровцев, танки бригады продолжали обходный маневр и с наступлением темноты достигли Жулян. Кольцо окружения сужалось с каждой минутой. Теперь отрезаны пути отхода противника на Жуляны и Васильков!
Впереди был аэродром, на котором раздавались сильные взрывы. Это взлетали в воздух заминированные гитлеровцами ангары и другие аэродромные сооружения. Темное осеннее небо освещалось огромным заревом пожарищ. Левее батальона Ковалева полукругом сверкали сотни вспышек артиллерийских выстрелов. А над Киевом полыхало зарево: фашисты, поспешно отступая, подожгли город. Тяжело было смотреть на эту картину. У многих на глазах навертывались слезы...
Хозяйственники привезли ужин. Но майор Ковалев сказал:
— Ужинать рано, да и нет времени. Скоро освободим Киев, там и поужинаем.
Часам к восьми в батальон приехали генерал Кравченко с полковником Овчаренко. И сразу же от экипажа к экипажу полетела "самая точная и надежная" информация: командир корпуса приказал немедленно наступать на Киев!
Информация, действительно, была точная и достоверная: в половине девятого танки двинулись по направлению к столице Украины.
Километра через три остановились. К танку лейтенанта Семенцова подошел капитан Гаврюшенко.
— Машина исправна? — спросил он.
— Исправна, боеприпасов достаточно, заправка почти полная.
— Автоматчики?
— Четыре человека во главе с командиром взвода Титенко.
— Ребята надежные?
— Железные!
Капитан вскочил на танк.
— Следуем в Киев на разведку. Когда будем преодолевать заслоны противника, открыть огонь из автоматов и пулеметов, строчить беспрерывно. Вперед!
Минут через двадцать тридцатьчетверку остановили бойцы чехословацкой бригады. Они занимали здесь кратковременную оборону.
— Куда вы едете?! Впереди гитлеровцы! — разом закричали они, обрадованные появлением советского танка.
— В Киев пробиваемся,— ответил капитан. — Надо кое-что посмотреть...
— Пошли вместе, да побыстрее, иначе фашисты спалят весь город,— предложил огромного телосложения командир чехословацкого батальона. — Мы бы и сами пошли, да сильно бьют из минометов и автоматов.
Действительно, впереди был крепкий заслон. А над городом все больше разбухало зарево...
— Танки и самоходки есть у них? — спросил Гаврюшенко.
— Их видели перед сумерками, потом они повернули вправо и скрылись.
— Добро! Откуда бьют минометы?
Получив ответ, танкисты двинулись вперед. Послышалось протяжное: "Ура-а-а! Даешь Киев!" Это за танком поднялись в атаку чехословацкие воины. Вражеский заслон прорвали, миновали поселок Чкаловка. Начались ряды двухэтажных домов.
— Поворачивай налево, на Брест-Литовское шоссе,— распорядился Гаврюшенко.
Проехав еще несколько сот метров, заметили выезжающую из города вражескую автоколонну. Мост через железную дорогу гитлеровцы успели взорвать, так что тридцатьчетверке пришлось повернуть вправо. Оказался взорванным и мост на Фастов. Остановились. Дорога завалена. Танкисты находились перед внушительным препятствием.
Метрах в двадцати с правой стороны над забором показалась голова женщины и тут же исчезла. Высунулась еще раз.
— Идите сюда! Не бойтесь, свои! — крикнули танкисты.
Вышла старуха. Путаясь в длинной черной юбке, сделала пять шагов и остановилась.
— Идите сюда! — позвали ее опять.
Приблизилась, обошла вокруг танка и спросила:
— Вы — наши чи немцы?
— Свои мы, свои. Красные!
Когда убедилась, что перед ней действительно советский танк, она быстро зашагала в дом и через минуту привела десятка три киевлян. Радости их не было границ. Гаврюшенко поздравил жителей с освобождением города.
— А теперь,— сказал он,— помогайте вылавливать спрятавшихся фашистов, тушить пожары. Скоро в город войдут наши части.
Капитан попросил одного худощавого, живого и разговорчивого старика сесть на танк и показать дорогу на Крещатик.
Проехали немного вдоль железной дороги, с большим трудом перевалили через насыпь. Недалеко от нее из широкого двора поспешно выехали несколько вражеских автомашин. Автоматчики открыли по ним огонь, но повредить, похоже, ни одной не удалось. Колонна скрылась за поворотом улицы.
Танк мчался к центру города по бульвару имени Т. Г. Шевченко. Улицы освещались заревом горящих домов. Где-то в отдалении слышались автоматные и пулеметные очереди. Раскаты орудийных выстрелов в основном доносились с окраины города. Там наши части мощным огнем встречали поспешно покидавшие город вражеские колонны. Вот площадь Льва Толстого. Повернув влево, проехали вдоль Крещатика. Здесь разговорчивый старик украинец распрощался с танкистами.
На стене одного из полуразрушенных зданий бойцы увидели полотно с огромным портретом Гитлера.
— Стой! — приказал Гаврюшенко механику-водителю.— Надо ликвидировать эту пакость. До оригинала когда еще доберемся...
Автоматчик дал несколько коротких очередей по оснастке портрета, и тот свалился в груду битого кирпича.
Далее, повернув к памятнику Богдану Хмельницкому, танк наступил на хвост вражеской колонне, которую замыкали штурмовые орудия.
— Преследовать не будем. Радируй комбату— приказал Гаврюшенко Семенцову: — "Мы в Киеве, встречайте вражескую колонну с самоходками".
Было ровно девять вечера 5 ноября, когда в Киев вошли танки батальона. Впереди — машина лейтенанта Бориса Байрамова, за ней — Бориса Гладкова, Григория Кириченко, Федора Семенова, самого комбата Ковалева, замполита Коломийцева с корреспондентом корпусной газеты "Сталинец" капитаном Куприяновым... Танки тут же попали в окружение сотен жителей столицы Советской Украины. Все старались подойти поближе, пожать руки своим освободителям. На изнуренных лицах сияла радость. Старики от радости плакали. Каждый старался что-то подарить, чем-то угостить воинов...
После приветственного слова, которое сказал командир батальона майор Ковалев, танки прошли вперед и сосредоточились во дворе политехнического института. К одиннадцати часам вечера этого же дня в город вошла вся бригада со штабом и тылами[16].
8.
Всю ночь в поте лица каждый танкист трудился на своем танке. Пополнялись боеприпасами, горючим, проверяли работу механизмов. Отдыхать не пришлось. Правда, некоторым удалось вздремнуть с часок на своем сиденье. Но в четыре утра 6 ноября уже раздалась команда:
— По машина-а-ам!
И когда над освобожденным Киевом начал подниматься смешанный с дымом темно-серый предутренний туман, колонна танков выступила из города, чтобы преследовать отходящего противника.
На окраине путь танкам преградил илистый, с пологими берегами, ручеек Нивка.
— Разобрать и сделать настил! — распорядился Якубчик, показывая на двухэтажный деревянный домик, что стоял в тридцати метрах от ручейка.
Через двадцать минут настил был готов.
На рассвете южнее Жуляны завязался бой. За ночь гитлеровцы успели организовать оборону. Танки, развернувшись в боевой порядок, стали с ходу расстреливать огневые точки противника.
— Товарищ командир, справа орудие! — крикнул сидевший на танке Семенцова старший сержант Александр Титенко.
Опасную цель обошли с фланга и после второго выстрела уничтожили ее.
Прильнув к налобнику прицела, лейтенант Семенцов внимательно наблюдал за полем боя. Переключив рацию на прием, он услышал:
— Левее отходит большая колонна противника!
Это Байрамов докладывал командиру батальона.
И сам тут же открыл огонь. Спустя несколько минут, в наушниках Семенцова раздался короткий и сильный треск. Он увидел, как над танком Байрамова поднялись черные клубы дыма. Рация его не отвечала...
Встревоженный Семенцов подъехал к подорвавшемуся танку своего друга. Да, машина пострадала крепко. Выведены из строя два правых катка, поврежден ленивец, разбросало гусеницы... Экипаж сильно оглушило, но, к счастью, все остались живы.