– Как ваш самый быстрый внук, мма? – спросила мма Рамотсве.
Пожилая женщина засияла улыбкой. У нее осталось совсем мало зубов, отметила мма Рамотсве – и подумала, что лучше было бы вырвать оставшиеся и носить вставные.
– Ох, до чего же он быстрый, – сказала мма Бопеди. – Но непослушный. Он выучился быстро бегать, чтобы не попадать в неприятности. Вот почему он такой быстрый.
– Ну что же, – заметила мма Рамотсве, – в этом есть и хорошая сторона. Может быть, он когда-нибудь окажется на Олимпийских играх, защищая честь Ботсваны. И мир увидит, что быстрые бегуны есть не только в Кении.
Тут она снова подумала, что это неправда. На самом деле все лучшие бегуны – кенийцы. Там все высокие и длинноногие, что очень подходит для бега. Проблема с ботсванцами в том, что они не очень высокие. Ботсванские мужчины по большей части коренасты. Это хорошо, чтобы присматривать за стадом, но не подходит для спорта. В самом деле, большинство южноафриканцев не очень хорошие бегуны, хотя зулусы и свази иногда дают миру спортсменов, которые могут оставить свой след на беговой дорожке, таких, как великий бегун из Свазиленда, Ричард «Конкорд» Мавузо.
Буры – тоже хорошие спортсмены. Там вырастают очень крупные мужчины, с мощными бедрами и толстыми шеями, похожие на быков-брахманов. Они играют в регби, причем очень хорошо, но они не очень сообразительны. Мма Рамотсве предпочитает мужчину-ботсванца – возможно, не такого огромного, как эти регбисты, не такого быстрого, как знаменитые кенийские бегуны, но, по крайней мере, надежного и умного.
– Вы согласны, мма? – обратилась она к мма Бопеди.
– С чем, мма? – спросила мма Бопеди.
Мма Рамотсве поняла, что ждет от этой женщины подтверждения своим мыслям, и извинилась.
– Я просто думала о наших мужчинах, – сказала она.
Мма Бопеди подняла брови:
– Правда, мма? Ну, сказать по правде, я тоже время от времени думаю о наших мужчинах. Не очень часто, иногда.
Мма Рамотсве попрощалась с мма Бопеди и продолжила путь. Около магазина «Оптика» она встретилась с мистером Мотети Пилаи, который стоял совершенно неподвижно, глядя в небо.
– Думела, рра, – вежливо приветствовала его мма Рамотсве. – С вами все в порядке?
Мистер Пилаи опустил взгляд.
– Мма Рамотсве, – сказал он. – Прошу вас, разрешите мне на вас посмотреть. Я только что получил вот эти новые очки и впервые за несколько лет вижу мир ясно. О! Чудесная вещь. Я уже забыл, как это – видеть мир ясно. А вот и вы, мма. Вы очень красивая, очень толстая.
– Благодарю вас, рра.
Он сдвинул очки на кончик носа.
– Жена давно твердит, что мне нужны новые очки, но я боялся идти сюда. Мне не нравится аппарат, которым светят в глаза. И тот, что дует воздухом в глазное яблоко. И вот я откладывал и откладывал. Какая глупость.
– Откладывать нехорошо, – сказала мма Рамотсве, вспоминая о том, как откладывала расследование дела государственного человека.
– Да, я знаю, – согласился мистер Пилаи. – Но беда в том, что даже если знаешь, что нужно делать, зачастую этого не делаешь.
– Так и есть, – подтвердила мма Рамотсве. – Как будто внутри тебя два человека. Один говорит: сделай то. Другой говорит: сделай это. Но оба голоса звучат внутри одного и того же человека.
Мистер Пилаи посмотрел на мма Рамотсве.
– Сегодня очень жарко, – констатировал он.
Она согласилась, и каждый пошел по своим делам. Она решила, что больше не будет останавливаться – скоро час, а ей хотелось иметь достаточно времени, чтобы опознать мистера Сиполели и поговорить с ним. Это стало бы началом расследования.
Узнать дерево было легко. Оно стояло неподалеку от главного входа в министерство. Большая акация с густой кроной, бросавшей широкий круг тени на пыльную землю. Совсем рядом, со стволом, несколько стратегически расположенных камней – удобные сиденья для того, кто хотел бы сидеть под деревом и наблюдать разворачивающуюся прямо перед ним жизнь Габороне. Пока, без пяти час, камни были пусты.
Мма Рамотсве выбрала самый большой и уселась. У нее с собой были большая бутыль с чаем, две алюминиевые кружки и четыре сэндвича с солониной на толстых кусках хлеба. Она вытащила кружку и налила себе редбуш. Затем прислонилась к стволу и стала ждать. Приятно было сидеть в тени, с кружкой чая в руке, и наблюдать за уличным движением. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания, как будто все было совершенно обычно: статная женщина сидит под деревом.
В начале второго, когда мма Рамотсве допила чай и уже начала дремать, удобно прислонившись к стволу, из министерства вышел человек и направился в ее сторону. Когда он подошел ближе, мма Рамотсве быстро очнулась. Теперь она была на службе, нужно было извлечь как можно больше из беседы с мистером Сиполели, если, как она надеялась, это он и есть.
Мужчина был в наглаженных синих брюках, белой рубашке с короткими рукавами и темно-коричневом галстуке – типичный мелкий канцелярский служащий. Как бы в подтверждение, из кармана рубашки аккуратно высовывались ручки. Определенно, это была одежда младшего клерка, даже если ее носил человек лет сорока с лишним. То есть это был клерк, который застрял на своей должности и не продвигался выше.
Человек медленно приблизился к дереву. Он смотрел на мма Рамотсве и, казалось, хотел что-то сказать, но не мог заставить себя заговорить.
Мма Рамотсве улыбнулась ему.
– Добрый день, рра, – сказала она. – Сегодня жарко, правда? Вот поэтому я сижу под этим деревом. Здесь чудесно посидеть в жару.
Человек кивнул.
– Да, – подтвердил он. – Я обычно сижу здесь.
Мма Рамотсве изобразила удивление:
– О! Надеюсь, я сижу не на вашем камне, рра? Я пришла сюда, и на нем никто не сидел.
Он махнул рукой:
– Мой камень? Ну да, так и есть. Это мой камень. Но здесь общественное место, и, как я полагаю, на камне может сидеть любой.
Мма Рамотсве поднялась:
– Но, рра, вы должны сесть на этот камень. А я сяду на другой, с той стороны.
– Нет, мма, – торопливо сказал он, его тон изменился. – Я не хочу вас беспокоить. Я могу сесть вот на этот камень.
– Нет-нет. Садитесь сюда. Это ваш камень. Я бы не села на него, если бы знала, что он чей-то. Я могу сесть на другой, он тоже вполне хорош. Садитесь на свой камень.
– Нет, – сказал он твердо. – Вернитесь туда, где вы сидели, мма. Я могу сидеть на этом камне в любой день. А вы не можете. Я сяду вот сюда.
Мма Рамотсве с притворным нежеланием вернулась на свое прежнее место, а мистер Сиполеле уселся на камне рядом.
– Я пью чай, рра, – сказала она. – Но у меня хватит чая и на вас. Мне бы хотелось, чтобы вы выпили чаю, поскольку я заняла ваше место.
Мистер Сиполели улыбнулся:
– Вы очень добры, мма. Я люблю чай. И пью много чая в офисе. Я государственный служащий.
– Да? – отозвалась мма Рамотсве. – Это хорошая работа. Должно быть, вы важный человек.
Мистер Сиполели рассмеялся.
– Нет, – сказал он, – я совсем не важный человек. Я младший клерк. Но я доволен своей должностью. Есть люди с ученой степенью, которых берут на такие же должности. А у меня кембриджский сертификат, и только. Мне кажется, я неплохо устроился.
Мма Рамотсве налила ему чая. Она была удивлена. Она ожидала, что это человек другого склада, мелкий служащий, который кичится своей значимостью и жаждет продвижения наверх. Но перед ней был человек, который, казалось, вполне доволен своим положением.
– Но вас могут повысить, рра? У вас есть возможность продвижения?
Мистер Сиполели серьезно задумался над вопросом.
– Я полагаю, есть, – сказал он через несколько минут. – Проблема в том, что мне пришлось бы затратить много времени на то, чтобы заслужить благосклонность начальства. Затем мне нужно было бы говорить правильные фразы и писать плохие отзывы о своих подчиненных. Мне бы не хотелось этого делать. Я не честолюбив. Мне хорошо на своем месте, действительно хорошо.
Рука мма Рамотсве дрогнула, когда она передавала ему кружку. Это было совсем не то, чего она ожидала. Вдруг ей вспомнился совет Клоувиса Андерсена: «Никогда не делайте преждевременных допущений. Никогда не решайте заранее, что есть что и кто есть кто. Это убережет вас от неверных шагов».