Ее мысли невольно возвратились к музыке ушедшей эпохи. В чем заключалась ее прелесть? Ребята в музыкальных коллективах были сплошь обаятельны и юны. Еще они казались наивными. Долго не могли понять, как делать деньги с помощью своего таланта, – они жили красивой музыкой. Сейчас такого не встретить…
Каждое последующее поколение относилось к предыдущему негативно. Уничтожало, делало скучным привычное звучание. Наивность ушла в прошлое. Нынче много экспериментировали и быстро уставали от собственной музыки.
Валентина включила телевизор. Толик исполнял ту самую песню. Шел концерт в честь одного из заслуженных артистов. Толик пел и пританцовывал.
– Ну да, вот же он! Как бы он смог приехать?
2.
На улице Пологой жила особенная старушка. У нее был один внук, три бывших мужа и противный молодой сосед, всегда игнорирующий добрые слова ее приветствия.
Молодой человек по имени Прохор был притворно несчастным из-за своих двадцати пяти лет и черно-белого восприятия жизни. Он знал, что необходимо уважать старших, но часто отказывался выказывать уважение людям пожилым – таким, как особенная старушка, живущая по соседству.
В один из рабочих дней недели Прохор услышал разговор соседки Александры Валентиновны с другой соседкой, Полиной. Полина была гораздо старше Александры Валентиновны, никогда не выходила из дома и с трудом передвигалась по квартире. Александра Валентиновна каждый день приходила помогать ей по хозяйству.
Александра Валентиновна была очень доброй женщиной, хотя и довольно вздорной. Во время посещений больной соседки она нарочно оставляла дверь открытой, чтобы всякий проходящий мог слышать и видеть, как она хлопочет по хозяйству и опекает абсолютно неродного ей человека.
Прохор поднимался по лестнице, когда услышал следующий разговор:
– Полечка, вот наступит весна, и я куплю вам туфли и платье, чтобы мы вместе могли пойти погулять.
Полина вместо ответа всхлипнула. Александра Валентиновна, видимо, услышав шаги на лестнице, повысила голос:
– Куплю вам белое платье с вышивкой, как сейчас модно, туфли на высоких-превысоких каблуках и серебристую сумочку. А потом мы пойдем в театр. Там сейчас много красивых актеров играет. Очень рекомендую туда сходить!
– Саша, вы так добры! Чем мне вас отблагодарить? – Судя по голосу, Полина была весьма растрогана.
– Нет! – нарочито громко сказала Александра Валентиновна. – Что вы так недоверчивы? Ничего мне от вас не надо! Я, прежде всего, – за доброту, за справедливость!
Прохор замедлил шаг.
– Это молодежь у нас, сплошь да рядом – злые, равнодушные! Им лишь бы урвать да захапать! вдавятся за копейку, – прошипела добрая женщина, явно имея в виду кого-то конкретного.
– Саша, ну не все же такие…
– Все! И не спорьте! Надо же, я ее кормлю с ложечки, а она спорит еще!
Прохор услышал, как зазвенела тарелка, упала на пол ложка. Он быстро открыл ключом свою дверь и закрылся изнутри. Александра Валентиновна протопала в свою квартиру и от души хлопнула дверью, бормоча по дороге:
– Вот теперь посмотрим, кто из нас добрый: этот сопляк Прохор или я. Пусть она хоть помрет с голоду – мне все равно, но я докажу, какой он никчемный. Пусть поймет, что зря родился и зря топчет нашу землю. Пусть…
Прохор, услышав это, похолодел от ужаса. До той минуты он не знал, что мешает кому-то спокойно доживать старость. Он слышал несколько раз, как за стеной Александра Валентиновна громко жаловалась по телефону на «молодого, глупого и жестокого» человека. Но всегда считал, что этот человек – ее внук и никто иной…
Александра Валентиновна не понравилась ему с того дня, как он снял однокомнатную квартиру, расположенную недалеко от работы, в тихом районе возле моря. Старушка не понравилась ему сразу, как только зашла без стука, вслед за грузчиками, и важно сообщила, что не позволит захламлять эту квартиру (хотя сдавала не она, а совсем другая старушка).
Прохор попросил ее немедленно выйти из квартиры и держаться подальше. Его ответ прозвучал довольно грубо, ведь Прохор старался выглядеть убедительно, по-взрослому. Александра Валентиновна в тот же день пообещала своему лучшему другу, пенсионеру Чысаткину, что не станет мириться с несправедливостью и найдет способ выжить нового соседа. Чысаткин промычал на другом конце телефонного провода о дурном нраве молодежи и аккуратно положил трубку на аппарат, чтобы через мгновение забыть, о чем и с кем говорил только что.
Александра Валентиновна не оставляла надежду выйти замуж в четвертый раз – возможно, за Чысаткина. Она считала себя красивой, статной женщиной, достигшей элегантного шестидесятилетнего возраста. Используя давнее положение заведующей мясной секцией городского гастронома, она до сих пор могла достать любой продукт по оптовой цене, в том числе редкую жемчужную пыль, чудесным образом омолаживающую нежную пожилую кожу.
Обычно первую половину дня она бегала по магазинам и рынкам, цепляла взглядом знакомого продавца и не отпускала его, пока нужный товар не доставался ей по нужной цене. Остальное время отводила на уборку квартиры и приготовление королевского обеда. Половина обеда доставалась соседке Полине.
A вечером Александра Валентиновна очаровывала в телефонном разговоре пенсионера Чысаткина. И грозилась выселить Прохора из его квартиры…
Оставив больную Полину наедине с разлитой тарелкой борща, она по привычке потянулась к телефону. Чысаткин охотно поднял трубку и обрадовался, услышав живой голос. Ему понадобилось около четырех минут, чтобы вспомнить, кто такая Александра Валентиновна, а потом еще некоторое время, чтобы понять, кто такой злой сопляк.
Чысаткину каждый день приходилось выслушивать жалобы на этого сопляка, но информация не удерживалась в его голове надолго. Иногда он давал советы. Некоторым из них Александра Валентиновна неукоснительно следовала. Но сам Чысаткин не помнил, что именно он советовал вчера и за что ему благодарна живая собеседница.
Узнав, что сейчас Александре Валентиновне необходим совет, Чысаткин не смог удержаться и заговорил о статье, напечатанной крупным шрифтом в цветной еженедельной газете:
– Уважаемая личность, профессор, большой человек написал, что молодежь стала отвратительной! – свистящим шепотом произнес пенсионер, загадочно помолчал и продолжил: – Они, эти молодые, хотят сразу много денег и, там, еще чего-то… Забыл!
– Славы, может? – подсказала Александра Валентиновна.
– Да! Будто бы так. Славы! Включи телевизор и увидишь, как они вышагивают, голые и бесстыжие! На все пойдут, лишь бы не работать. Профессор так и написал. Он считает, что уровень развития у молодых – минимальный. У них головы абсолютно пустые. Это мутация или действие компьютеров и жвачек. С таким поколением человечество точно вымрет. Кроме нас, я хотел сказать. Останемся только мы как самые умные и достойные.
– И что, это точно? – ахнула Александра Валентиновна.
– Ты мне не веришь?!
– Ой, ну что ты, ты меня не слушай, я глупая и необразованная. Окончила всего семь классов, а потом пошла работать в магазин. Я – простая – не чета тебе.
– Да, я подумал, что ты мне не веришь…
– Верю!
– Останемся мы. Молодые точно не выживут. Средний возраст – так он под вопросом, – важно, старательно шамкая вставной челюстью, сказал Чысаткин.
– Я так и знала! – прокричала Александра Валентиновна.
От ее крика зазвенели стекла в квартире Прохора. Сам он сидел на подоконнике и слушал встроенное в телефон радио. Маленькие черные наушники не пропускали ни одного постороннего звука, исходившего, в том числе, из соседней квартиры. Прохор слушал музыку и ни о чем не думал. Ему было крайне неприятно жить рядом со скандальной старухой. Хотелось уехать на край земли. Или лучше улететь, вслед за облаками.
Когда зазвенели окна, Прохор очнулся и прислушался, вытащив из уха один наушник. За стеной соседкин голос срывался на крик:
– Я всегда говорила, что он не достоин жить на одной площадке со мной! И вообще, ходить и дышать рядом со мной не должен! Я! Я столько всего пережила: войну, трех мужей, одну злобную свекровь, одну вредную и одну – столетнюю, никак не желающую умирать. Я устала делать ремонт во всех их квартирах и сдавать в аренду таким, как он, этот сопляк! Приехал в наш город! Живет тут! Мы за эти квартиры всю жизнь горбатились, по баракам мотались. А он, такой-сякой, приехал и спокойно живет, как будто так и надо…
