Интересно, где он сейчас?

Только я успел об этом подумать, как дверь кинобудки отворилась и оттуда вышел Дерябин.

— Серый?! — не поверил я своим глазам.

— Руднев?! Ты откуда?

— От верблюда. — Я пожал ему руку.

— Слушай, по этому поводу надо выпить. Ты как насчет этого?

— Положительно.

В кинобудке стояли два громоздких кинопроектора, а в углу примостился небольшой столик. Сергей выставил на него бутылку «Распутина», стаканы; быстро сделал бутерброды с копченой колбасой и сыром.

— За встречу, — сказал он, разливая водку.

Мы выпили.

— А теперь давай, хвастайся своими успехами. — Дерябин закурил.

Чем хвастаться, я не знал. С одной стороны, я, конечно, жил в Москве, работал в газете, у меня была любовница-актриса. Но, с другой стороны, жилье — коммунальное, газетка — задрипанная, а любовница играет в детском театре кикимору.

В общем, я рассказал Сереге все то, что было с «одной стороны», умолчав про другую. Он слушал меня, рассеянно поглядывая на экран маленького телевизора, стоявшего тут же, на столе. По телеку гоняли музыкальные клипы.

— А ты все девять лет здесь и торчишь? — спросил я, когда мы выпили еще по стаканчику.

— Девять лет — это не так уж и много, — философски заметил Сергей.

— Ну, не знаю, — покачал я головой. — По-моему, ты просто плывешь по течению. А в жизни надо пробиваться. Плыть против течения.

— Когда плывешь в канализации, все равно, как плыть — по течению или против. — Он меланхолично жевал бутерброд. — Хотя придется отсюда сваливать. В кинотеатр никто не ходит, скоро тут будет дансинг-клуб. Но я себе уже подыскал тепленькое местечко.

— Что за местечко?

— В Парке культуры, тиром заведовать. — Дерябин налил себе и мне. — Вздрогнули.

Мы «вздрогнули». Я чувствовал, что начинаю пьянеть.

— Не пойму я, Серый, почему у тебя нет желания найти что-нибудь поприличнее?

— «Кто оставляет желания, отказывается от страстей, притупляет стремления, освобождает мысли от путаницы, — тот мудр». Знаешь, кто это сказал?

— Нет. А кто?

— Хрен в малиновом пальто! — Серега громко расхохотался. Он тоже уже порядком окосел.

Музыкальные клипы закончились, и на экране возник слащавый тип в кепочке.

— Здравствуйте, дорогие телезрители, — сказал он в микрофон, — мы с вами находимся в Каннах…

— «Мы с вами», — передразнил его Дерябин. — Вот придурок!

— …Сейчас здесь проходит очередной кинофестиваль. Наше отечественное кино представлено замечательным фильмом Евгения Баварина «Корабль, идущий в Эльдорадо». Это драматическая история о том, как…

Сергей протянул руку и выключил телек.

— Кстати, о Баварине, — сказал я. — Хочешь верь — хочешь не верь, но я приехал сюда вместе с ним. В одном купе. Мы даже немного побазарили.

— Чего он здесь потерял?

— Понятия не имею. Говорит, на малую родину потянуло.

Дерябин разлил по стаканам остатки «Распутина».

— Вот за малую родину и выпьем.

Мы опять выпили. Я закурил.

— А как ты жил все это время? Рассказывай.

— Никак, — повертел Серега в руках пустой стакан. — Ел, пил, спал.

— И все?

— Еще женился.

Это была новость!

— Ты женился?! Не может быть!

— Сам удивляюсь. Иду как-то по улице, смотрю — девушка стоит с печальным лицом. А меня, если ты помнишь, возбуждают печальные лица. Вот я на ней и женился.

— Серж, — высокопарно произнес я, — позволь мне высказать одну гениальную мысль. О женщинах.

— Валяй, Руднев, — позволил Серега.

— Женщина требует тебя целиком. Как музыка. Она берет тебя и в тебе же растворяется. Без остатка. Пере-перенасыщает. Понимаешь?

Я сам толком не понял, что сказал. Дерябин тоже не врубился.

— Не понимаю, — пьяно мотнул он головой, — и понимать не хочу. Чего мы все о бабах да о бабах. Давай поговорим о мужиках.

— Ноу, — сказал я, вставая. — Мне надо топать на свидание к одной не слишком молодой красавице.

— К матери, что ли? — догадался Серега. — Как она поживает? Замуж опять не собирается?

— Она уже замужем. — Я нетвердой походкой направился к двери. — Пока, Серый. Спасибо за чай.

— Чао-какао, — помахал он мне вслед рукой. — Бога не забывай.

— Не забуду, — пообещал я.

Электронные часы в темном фойе показывали полночь.

На холодном ночном ветру в голове у меня несколько прояснилось. И к дому матери я подходил уже более-менее трезвый.

Звонить пришлось долго.

— Кто там? — раздался наконец голос матери.

— Я.

— Кто «я»?

— Блудный сын, маменька.

Мать открыла дверь. На ее лице не отразилось ни удивления, ни радости. Она никогда не позволяла себе внешних эмоциональных проявлений.

— Заходи, блудный сын. — Коснувшись губами моей щеки, она тотчас учуяла запах. — Ты что, выпил?

— Есть немного, — признался я. — Встретил Серегу Дерябина. Помнишь? Вот и дерябнули…

Мы прошли в гостиную. Как я и ожидал, везде, начиная с прихожей, стояла новая мебель. Мать взяла привычку, меняя очередного супруга, менять заодно и всю обстановку в квартире.

Последний раз мы виделись с ней два года назад, когда она привозила в Москву свои картины на выставку. С тех пор мать нисколько не изменилась. Я сказал ей об этом.

— А я открыла секрет эликсира молодости, — ответила она, поставив на журнальный столик вазочку с печеньем и конфетами.

— И что за секрет?

— Надо почаще замуж выходить. Чтобы кровь обновлялась.

— А где твой новый муж? — Я шутливо заглянул под столик. — Николай Николаевич, ау! Вы где?

— Напрасно стараешься. Он, как говорят в Японии, поменял миры.

— Как?! — невольно воскликнул я. — И этот?!

Дело в том, что, несмотря на несхожесть возрастов, темпераментов и профессий материных мужей, всех их объединяло одно: они очень быстро умирали. Но надо отдать им должное — никто из них перед смертью долго не болел. Такого свинства по отношению к любимой женщине мужья себе не позволяли. День, от силы два дня — и все кончено.

— Да, печально, — из вежливости вздохнул я.

— Конечно, печально. К счастью, Коля не долго мучился.

— К счастью для кого?

— Не паясничай, Александр. Тебе это не идет.

Мать встала и плотнее задернула шторы на окне.

— В последнее время луна действует на меня раздражающе. Вот что значит остаться одной.

— Разве у тебя сейчас никого нет?

— Да есть один, — с легким пренебрежением сказала она. — Директор нашего театра. Но он так: ни рыба, ни мясо. А как твои отношения с Надей?

— Вспомнила! — Я взял из вазочки конфету. — Ее давно и след простыл. У меня теперь Галя.

— Ну и как твои отношения с Галей?

— Никак. Слишком уж она умная. Начнешь ей что-нибудь рассказывать — перебивает, исправляет… Я решил ее бросить.

— Тебе пора жениться, Саша, — назидательно произнесла мать. — А то гляди — пробросаешься. Не такой уж ты и красавец.

— Спасибо за комплимент.

— Нет, правда. Тебе ведь уже двадцать пять.

— Двадцать четыре, — уточнил я.

— А мне сорок два, — вздохнула она.

— Сорок шесть, — снова уточнил я. — Так что это тебе пора замуж. Ты же, в отличие от меня, красавица.

Я вовсе не иронизировал. Мать и в самом деле была очень красивой женщиной. В светлых облегающих брюках и в пушистом пуловере цвета слоновой кости она выглядела лет на тридцать пять, не больше.

— Скажешь тоже. — Мать польщенно улыбнулась.

— А что? Найди себе преуспевающего бизнесмена.

— Да знаю я этих бизнесменов, — скривила она губы. — Все они ограниченные, недалекие люди. Только и умеют, что деньги делать. А мне нужен настоящий мужчина.

— Все еще нужен?

— Представь себе, — серьезно ответила она. — Для женщины возраст в любви не имеет никакого значения. Влюбленная женщина в любом возрасте ведет себя так, словно ей семнадцать.

Мы немного помолчали. Я съел еще одну конфетку.

— И что твой Дерябин? — спросил мать. — Я его почему-то хорошо помню. Вы еще приходили ко мне в мастерскую смотреть картины. И он ушел, не сказав ни слова. Такой равнодушный ко всему мальчик.