— Мне рассказала Элис Хорн, — сказала она.

Клара опять не показала своего удивления, если не считать короткого вздоха. Но раздражение начало потихоньку исчезать с ее лица.

— Как тебе удалось познакомиться с настоящей Элис Хорн? — спросила она. — Ты ведь из Калифорнии. Ты живешь на Восточном побережье всего несколько лет. Как ты с ней встретилась?

Губы Иды скривились в мрачной усмешке:

— Мы познакомились в палате психиатрической больницы штата Нью-Йорк.

Клара уже знала, что Ида в свое время перенесла приступ депрессии, достаточно серьезный для того, чтобы поместить ее в клинику, поэтому она не моргнув глазом проглотила эту информацию.

— Если ты познакомилась с Элис в больнице, то, вероятно, у нее было какое-то умственное или психическое расстройство. Как же ты поверила ей? Быть может, все это плод ее больного воображения?

Позиция Клары показалась Иде странной, в чем-то даже неискренней. Почему Клара почти не удивилась, услышав, что Ида действительно знала настоящую Элис Хорн? И почему она вдруг так решительно встала на защиту репутации Алана? Ида все вертела в руках пресс-папье. Это была одна из ее первых работ после окончания Школы искусств, и ей до сих пор нравился вихрь разноцветных красок в кристально чистой глубине. Как легко и просто удается сделать что-то красивое из стекла! Если бы жизнь была хотя бы вполовину так проста, с грустью подумалось ей. Она положила пресс-папье на кофейный столик, пытаясь собраться с духом и рассказать Кларе все. Или почти все.

— Я познакомилась с Элис Хорн, когда впервые убежала из дома, — начала она наконец. — Мы провели три месяца вместе в больнице и очень подружились. — Она печально улыбнулась. — Когда ты заперт в психиатрической лечебнице, то отношение к другим больным может быть только однозначным: либо они тебе нравятся, либо ты их терпеть не можешь. Я очень привязалась к Элис.

— Привязанность к психически неуравновешенной молодой женщине еще не повод, чтобы верить ее диким рассказам о своем отце.

Ида нахмурилась, пытаясь понять, не померещились ли ей оборонительные нотки в голосе Клары.

— Но ты же не знала ее, — тихо сказала Ида. — Элис была в депрессии, но не страдала галлюцинациями или бредом. Я уверена, что она рассказала правду о своем отце. Она заявила, что это именно он устроил пожар, уничтоживший летний домик Хорнов в Нью-Гэмпшире. Она сказала, что он, вне всякого сомнения, знал, что она была внутри, когда поджигал его.

У Клары по-прежнему был недоверчивый вид.

— Что заставило ее довериться тебе? Она рассказывала об этом кому-нибудь еще?

— Я не знаю. Вряд ли. Быть может, своему психиатру, в личной беседе…

— Почему она выбрала именно тебя?

— Мы были в одной палате в клинике, а когда вышли оттуда, стали вместе снимать квартиру, — поспешила объяснить Ида. — Вообще-то, когда Элис поступила в клинику через две недели после меня, все заметили, что мы с ней похожи, как сестры. Нас решили поместить в одну палату, так что мы проводили много времени вместе, много разговаривали, особенно по ночам. В конце концов мы действительно стали близкими подругами. Наши биографии сильно различались — она была из очень богатой семьи, я — из очень бедной, но мы обнаружили, что у нас много общего. Элис была первой, кто убедил меня, что я могу работать со стеклом. Она видела, как мне нравятся те занятия по трудовой терапии, которые были связаны с искусством, и открыла мне глаза на те возможности, которые дает работа со стеклом.

— А где же она теперь? — спросила Клара. — Почему она сама до сих пор не разоблачила Алана Хорна? Я думаю, один телефонный звонок в какую-нибудь редакцию принес бы ей кучу газетных интервью и приглашений на телевидение. Не говоря уже о том, что ей наверняка пригодились бы двадцать миллионов баксов на карманные расходы.

Ида почувствовала на своих щеках слезы. Она вытерла их и отвернулась, не желая делиться своим горем даже с Кларой.

— Она умерла. Она погибла в автокатастрофе в Нью-Джерси. Я всегда надеялась, что это действительно была катастрофа. Я не позволяла себе думать, что это просто Алан выбрал новый способ… — Она резко оборвала себя на полуслове. — У нее тоже была депрессия; но если я смогла справиться со своей, то она — нет. Элис не могла забыть того, что пытался сделать с ней ее отец, и страшно страдала. Возможно, она была в тот день не так внимательна, как следовало. Скоростное шоссе в Нью-Джерси не рассчитано на рассеянных водителей…

Она снова повернулась лицом к Кларе, которая доставала из пачки очередную сигарету.

— Знаешь что, детка? Это замечательная история, и рассказана с чувством. Но я не верю ни одному слову. Ты забыла, что я репортер-ищейка? И, черт возьми, хороший репортер! Меня не раз пытались обмануть. Твой статус лжеца-непрофессионала очевиден.

«Лжец-непрофессионал»? Это определение было бы смешным, если бы не было столь грустным. Ида вспыхнула.

— Я не могу заставить тебя поверить мне. Но я знаю точно, что Элис не лгала, когда заявляла, что отец пытался убить ее. Если ты предпочитаешь верить тому, что говорит об Алане его команда, это твое право. — Ида заставила себя взглянуть прямо в глаза подруге — бывшей подруге? — Ты должна мне поверить! Все, что я рассказала тебе, — правда!

Почти, добавила она про себя. Почти правда.

Разговор с Кларой так ни к чему и не привел. После получасового обмена любезностями Ида прекратила бесполезный спор и ушла. Она могла надеяться лишь на то, что по прошествии некоторого времени природная доброта Клары возьмет верх и все пойдет по-старому. У Иды было не слишком много друзей; она просто не могла позволить себе потерять такую душевную, щедрую и заботливую подругу, как Клара.

Клара жила в районе Бикон-Хилл. Ида поехала домой по шоссе Стороу-драйв, направляясь к мосту. Она ехала, почти не замечая дороги, кляня себя за то, что не смогла взять последнее препятствие и доверить Кларе всю правду о своем прошлом. Она горько сожалела об этом, но, однако, при мысли повернуть назад к дому подруги и рассказать все, ее бросило в холодный пот. Ида прекрасно знала, что сказал бы по этому поводу ее психиатр: она ищет прибежище в молчании. Ну что ж, он ведь сам объяснял ей, что это — последняя здоровая форма самозащиты израненной психики. И эта защита работала так хорошо и так долго, что она просто боялась ее трогать.

Ида остановилась у светофора, барабаня пальцами по рулю — вовсе не от нетерпения: просто ее нервное напряжение не могло найти другого выхода. Где-то позади раздался гудок, и она взглянула в зеркало заднего вида. Следом за ней стоял красный «мустанг», его водитель жал на сигнал, чтобы привлечь внимание проходящей мимо девушки, которая подчеркнуто его игнорировала. Зажегся зеленый, и, трогая с места, Ида вдруг заметила знакомые очертания помятой «тойоты» Пола Хейзена, которая ехала следом за «мустангом».

Только не Пол! — подумала она, застонав, как от боли. Я не вынесу еще одного столкновения с Полом Хейзеном!

Она решила было сделать неожиданный поворот, чтобы оторваться от него и затеряться в потоке машин вокруг Гарвард-сквер, но потом поняла, что Пол не отстанет, пока не получит шанс высказать ей все в лицо. Ничего не оставалось, как свернуть на Массачусетс-авеню и поехать в студию.

Удивительно, но она потеряла из виду Пола, когда свернула на аллею, ведущую к студии. К сожалению, зная Пола, Ида не могла рассчитывать, что он отстал надолго. У него есть адрес студии, и очень скоро он найдет ее.

Она нажала на кнопку, чтобы поднять дверь гаража. Хотя уровень преступности в этой тихой части города был довольно низким, она считала, что ее личная безопасность стоит расходов на систему автоматического открывания дверей. Она въехала в гараж, закрыла за собой дверь и выключила мотор со вздохом облегчения. Сегодня выдался на удивление отвратительный день, но, по крайней мере, когда Пол объявится, она встретит его на своей территории.

Ида открыла дверцу и вышла из машины, захватив сумочку и пачку листов с Клариными заметками. Из полутьмы гаража к ней шагнул мужчина.