И теперь эта девушка свободна.

Впрочем, ему, Доминику, это безразлично. Он, конечно, подумывал о том, чтобы приударить за ней, но тогда, на террасе, была совсем другая ситуация. Теперь же он отказался от этой мысли, так как не мог себе позволить воспользоваться ситуацией.

– А почему ты рассказываешь мне все это? – спросил он наконец. – Ведь раньше ты не имел обыкновения посвящать меня в свои интриги и замыслы. Что же теперь с тобой произошло?

Коул проигнорировал вопрос.

– Да, речь идет о будущем Кэтрин. И о моем тоже. Деньги, которые могли бы прийти в семью как часть ее приданого, теперь для нас потеряны. А ведь деньги нужны нам как воздух. – Он вздохнул. – Потеряно и поместье, принадлежащее ей.

Доминик с удивлением посмотрел на брата. Он и не подозревал, что семья испытывает финансовые затруднения. Он-то сам был обеспечен неплохо. Мысль эта заставила его улыбнуться.

– Не слишком хорошо ты управляешь своим поместьем, а? – заметил он, выгнув бровь.

Глаза Коула сверкнули, и Доминик приготовился: вот сейчас Коулден вспылит и проявит свой прославленный норов, который унаследовал от отца. Но вместо этого Коулден только сжал в кулак руку, лежавшую на столе, и проскрежетал:

– Должен признаться, что несколько раз я очень неудачно вложил деньги. Впрочем, основной урон семейному состоянию нанес наш отец. – Тут глаза его снова сверкнули. – Вернее, мой отец.

Доминика так и передернуло. Коул всегда с большим удовольствием напоминал ему о его статусе. Внебрачный ребенок. Бастард. Мэллори только по имени. «За пятнадцать-то лет, – подумал Доминик, – можно было бы и привыкнуть».

Он поднялся на ноги. Продолжать разговор было бессмысленно.

– Что ж, Коулден, не повезло тебе. Надеюсь, ты найдешь способ поправить свои финансовые дела. Да и личные тоже. Но я, кажется, напрасно приехал сюда сегодня. Я пойду.

Кивнув брату на прощание, Доминик направился к двери. Но прежде чем он вышел, раздался голос Коулдена:

– Доминик, я хочу, чтобы ты женился на ней. Согласен?

Доминик споткнулся и едва удержался на ногах. Ошеломленный словами брата, он медленно обернулся. Коулден так и не встал из-за стола, и лицо его было по-прежнему бесстрастным. Но ясно было, что он с нетерпением ждет ответа.

Однако Доминик был слишком потрясен, чтобы ответить на вопрос. Судорожно сглотнув, он спросил:

– На ком? На Кэтрин?

Тут Доминик не выдержал и громко расхохотался. Но уже в следующую секунду он задумался… Ведь если Кэтрин станет его женой, то она каждую ночь будет у него в постели – пока не надоест ему.

Но нет, дело того не стоило. Сколько повидал он супружеских пар, и все они были несчастливы в браке. Брак приносит людям только несчастья и разочарования. А жениться на женщине, которая влюблена в его брата, – это была бы катастрофа.

– Да с чего, скажи на милость, ты решил, что я пойду на такую жертву… да еще ради тебя?

Коул пожал плечами:

– Я же не дурак. Я заметил, какими глазами ты смотрел на нее. – Он поднялся на ноги и тоже засмеялся: – Впрочем, ты ведь всегда был неравнодушен к моим женщинам, разве нет?

Желание ударить брата преследовало Доминика всю его жизнь. Когда-то он несколько раз даже поддался порыву, но теперь, будучи взрослым человеком, прекрасно понимал, что драка не изменит положение вещей. Да, минутное удовольствие ничего не изменит.

Покачав головой, он процедил сквозь зубы:

– Я не обязан выслушивать все это. Надеюсь, банкротство доставит тебе немалое удовольствие.

Доминик снова повернулся к двери и уже взялся за ручку, но голос брата вновь его остановил.

– Возможно, ты получишь Лэнсинг-Сквер, – проговорил Коул.

У Доминика на мгновение перехватило дыхание. Сердце его подпрыгнуло и затрепетало; казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Все еще держась за ручку двери, он попытался придать лицу бесстрастное выражение – с таким лицом он обычно сидел за карточным столом. Затем сделал глубокий вдох и, медленно повернувшись к брату, проговорил:

– Прости, что ты сказал?

Коул был все таким же невозмутимым.

– Ты слышал. Я предлагаю тебе сделку. Так что, будем договариваться?

Доминик задумался. Вернее, попытался сделать вид, что обдумывает предложение. Но владела им одна только мысль – навязчивая мысль, повторявшаяся снова и снова, как припев: Лэнсинг-Сквер… Этому месту он обязан самим своим существованием. И поместье будет принадлежать ему. Только ему.

Но стоило ли это женитьбы, пусть и на привлекательной девице?

Снова опустившись в кресло, и старательно изображая скуку, Доминик проговорил:

– Очень может быть, что эта женщина вовсе не Сара.

Теряя терпение, Коул сжал кулаки.

– Человек, который нашел Сару, – это тот самый поверенный, который когда-то обнаружил доказательства того, что наша мать завела гнусную интрижку. Ну, ту самую, в результате которой на свет появился ты. – Он впился в младшего брата злобным взглядом. – У меня нет оснований сомневаться в добросовестности и честности этого человека.

Доминик склонил голову к плечу. Он видел отчаяние в глазах Коула, поэтому язвительное замечание насчет его, Доминика, происхождения на сей раз не вызвало ни гнева, ни раздражения. Да-да, он видел отчаяние в глазах старшего брата, и это было дивное зрелище.

– А может, ты поверил своему человеку только потому, что уже знал правду? Может, ты знал, что Сара жива?

Глаза Коула широко раскрылись, а щеки покрылись мертвенной бледностью. Казалось, он силился что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. Наконец ему все же удалось овладеть собой, и он, скрестив на груди руки, заявил:

– Я не обязан давать тебе объяснения. Ты желаешь обсудить условия, на которых можешь получить Лэнсинг-Сквер? Второй раз я предлагать не стану.

Доминик в изумлении уставился на брата. Ведь Коул, в сущности, признался… Выходит, он действительно знал, что жена его жива, знал задолго до сегодняшнего происшествия. И это означало, что он обманывал, жестоко обманывал Кэтрин и ее опекунов. Доминику вдруг вспомнились глаза этой девушки – в них была подлинная боль, – и он почувствовал, что его охватывает гнев.