Как отмечает М.М. Кром, отсутствие договоров литовской великокняжеской власти с вяземскими князьями связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, присоединение Вязьмы к ВКЛ произошло насильственным образом, путем захвата, а во-вторых, сами Вяземские князья не были полностью самостоятельны, находились в вассальной зависимости от смоленских князей, Смоленское же княжество было ликвидировано. С оставленными на своих местах и на своих владениях вяземскими князьями были определены отношения. Они должны были платить посощину, как это делали и Верховские князья{654}. «Кн(я)зю Костянтину Вяземъскому самому посощину на своих людех имати, а давати ему зъ года на годъ по тридцати рублев къ Смоленьску у нашу казну»{655}. Посощина из вяземских земель концентрировалась в Смоленске — административном центре большого региона.
Трудно судить о роли в Вяземском княжестве старшего князя, собиравшего дань для центральной власти со всех местных князей. По-видимому, некоторые князья, имевшие вотчины в Вяземском княжестве, сами отчитывались перед верховной властью (например, Глинские). Вяземское княжество включало владения многих княжеских родов (Бывалицких, Жилинских, Козловских, Крошинских и др.), часто терявшихся в среде мелких собственников и неизвестных даже по именам и отчествам.
Владения некоторых вяземских князей были довольно велики. К началу московско-литовских пограничных конфликтов (благодаря которым и откладывается в источниках большинство сведений о землевладении вяземских князей) старший вяземский князь Михаил Дмитриевич владел своей долей в Вязьме, городом Хлепенем с волостями, волостями Дубровой (с Дубровским двором), Ореховной, Могиленом, Негодином, Миценками, Ждатью{656}. Кроме того, в пользу Михаила Дмитриевича шли торговые пошлины в городе Вязьме и Волочке Вяземском{657}.
Многочисленные владения в Вяземском княжестве имели и князья Крошинские. Волости Тешиновичи, Сукромно, Олховец, Надславль, Отъездец в самом начале войны в 1487 г. были заняты московской стороной.
Характерно, что наиболее обеспеченные в земельном отношении вяземские князья не изменили великому князю литовскому и не перешли на московскую службу. Методичное давление на вяземских князей не привело к ожидавшемуся результату. В конце 1492 г. на сторону Москвы перешел лишь князь Андрей Юрьевич Вяземский, вотчиной которого было единственное село с деревнями на Днепре. Правда, в самой Вязьме князь Андрей владел дворами, собирал пошлины, имел казну и людей{658}. Все владения князя Андрея захватил князь Михаил Дмитриевич Вяземский{659}, но вскоре (зимой 1492/1493 г.) Вязьма была взята большим московским войском (пять полков во главе с Данилом Васильевичем Щеней). По словам летописи, вяземские князья и паны были пленены, приведены в Москву «и князь великш ихъ пожаловалъ ихъ же вотчиною Вязмою и повеле имъ себе служити»{660}.[104]
Однако реальность не соответствовала свидетельству тенденциозного источника. Прежде всего, землевладение местных князей не было оставлено неприкосновенным. По словам В.Б. Кобрина: «Указания на владения вяземских князей в их бывшей вотчине, любезно им пожалованной в конце XV в., к середине XVI в. отсутствуют не почти, а просто полностью»{661}. Вяземские князья были распылены по территории всего Российского государства и числились по Переяславль-Залесскому, Романовскому (Пошехонскому), Белозерскому, Костромскому, Кашинскому и Сурпуховскому уездам{662}. Что касается вяземских панов, то лишь некоторые из них сохранили свои владения в бывшем Вяземском княжестве (Маршалковы, Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские). Но и они приобрели статус помещиков{663}. Фамилии коренного вяземского происхождения вычислялись В.Б. Кобриным по их польскому корню (Маршалковы) либо по географическим ориентирам (Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские — Волженская волость, Коковинский и Коков станы, река Коковинка, село Издешково, р. Лосмина, или Лосьминка и Лосьминский стан). Вывод В.Б. Кобрина однозначен: «Вяземский уезд в XVI в. — край чисто поместного землевладения»{664}. Тенденция превращения Вяземского княжества в край поместного землевладения, очевидно, отражает последовательную политику московских властей. Довольно долго сохранялась опасность утраты пограничного региона, тем более что на своих местах оставались прежние землевладельцы. Насаждение поместного землевладения с одновременной ликвидацией местного вотчинного явно свидетельствовало о стремлении прочно закрепиться в недавно присоединенном регионе. Политически ненадежные вяземские землевладельцы, многие из которых были насильно приведены к присяге, не могли служить опорой московской великокняжеской власти.
Вязьма была захвачена, но предстояло оформить ее присоединение договором. Литовские послы первоначально соглашались лишь на раздел вяземских земель по тому, кто кому служит{665}. Но представитель Ивана III заявил: «О Вязме так нелзе быти, за все будут брани да жалобы, ино Вязме всей пригож быти за нашим государем»{666}. Возобладала точка зрения московской стороны, подкрепленная силовым давлением.
Формулировка докончания Ивана III с Александром Казимировичем «ни кн(я)зеи мне вяземских к себе не приимати» означает, очевидно, не просто отказ от возврата к себе на службу вяземских князей, а перестраховку на случай земельных притязаний бывших вяземских землевладельцев. Вяземские князья, разумеется, могли вернуться на сторону великого князя литовского, но владения их в этом случае оставались за Москвой. Характерно, что из московского плена многие вяземские князья возвратились в ВКЛ. Старший вяземский князь Михаил Дмитриевич умер в московском плену, но его мать, княгиня Марья, была отпущена. Также вернулись «к себе» дети князя Михаила Василий и Андрей, князь Василий Бывалецкий, два сына князя Михаила Юрьевича, князь Козловский{667}.
Поскольку присоединение к Москве Вяземского княжества произошло с соблюдением его территориальной целостности и компактности, мы можем привлечь для изучения литовско-московской границы значительно более широкий круг источников, чем договорные грамоты. Задачей становится определение территории и границ самого отторгнутого территориального формирования, с его административным устройством, составом земельных владений и населенными пунктами. Таким образом, возможность реконструкции литовско-московской границы значительно расширяется.
Интересно проследить изменение территориального состава крупных административных единиц. На можайско-вяземском пограничье не определены местоположение и владельческая принадлежность двух пограничных волостей. Вероятно, выяснение исторических судеб волостей Чагощи и Болонеска позволит приоткрыть завесу над не освещенным источниками процессом формирования литовско-московской границы, по-новому взглянуть на историю взаимоотношений государств, соперничавших в деле объединения русских земель.
Обе волости прослеживаются по письменным источникам со второй половины XIV в. Чагоща, видимо, появилась в середине XIV в., так как упоминается как слободка при великом князе московском Василии Дмитриевиче. Очевидно, только поселившиеся на новом месте, на пустовавшем пограничье, крестьяне получили определенные льготы, что выразилось в наименовании Чагощи слободкой. Название волости отразилось в двух не дошедших до нас грамотах, упомянутых в описи Посольского приказа 1626 г.{668} и датирующихся временем правления великого князя московского Василия Дмитриевича (1389-1425) (1-я), и до 17 сентября 1373 г. (2-я){669}.
