Между третьим и четвертым трюмными люками душ, никем не остановленный, продолжал лить на палубу сверкающие струи. Под ним никого не было. Матросы, одни — голые, другие — одетые, столпившись впереди мостика, у борта, следили, как в стороне, теперь уже вправо на траверзе, вслед за перископом поднимается из воды рубка. Страх проходил. Если субмарина всплывала на поверхность, это означало, что сразу топить пароход не будут. И неизвестно еще было, какой нации она принадлежала. Хотелось скорее узнать об этом.

Капитан, звякнув машинным телеграфом, перевел стрелку на самый полный ход и начал кричать в переговорную трубку, угрожая уволить механиков, если число оборотов гребного винта не будет увеличено до отказа. Его выкрики были похожи на хриплый собачий лай.

— Прямо руль! — скомандовал он рулевому, когда субмарина очутилась почти за кормою.

Теперь она вся была снаружи, длинная, изящная в своей зеленоватой окраске и грозная. Из рубочного люка выскакивали на палубу люди. Взвился на маленькой мачте флаг, означающий на международном языке — «остановиться». У носовой пушки засуетились два человека. Раздался выстрел. Над «Орионом», опережая его, пронесся снаряд — пронесся так близко к мостику, что капитан Кент присел за рулевую рубку. На бульдожьем лице, под стеклами пенсне, налившись животным страхом, пучились круглые глаза. Всемогущий владыка сразу превратился в жалкого человека, завопившего срывающимся голосом:

— Разбойники! Зачем они стреляют! Стоп машина!

Сайменс, стоя у телеграфного диска, передал команду в машину, а затем презрительно скосился на «старика», ожидая следующего распоряжения. Остальные два штурмана и Викмонд, находившиеся на правом крыле мостика, многозначительно переглядывались. Поведение капитана, казавшегося за все время плавания неимоверным храбрецом, теперь всех удивило.

Еще раз нарушилась тишина океана, и впереди судна поднялся столб разноцветных брызг.

— Прямо на борт! Стоп! Ход назад! Стоп!

«Орион» наконец покорно остановился.

Никто уже не сомневался, что перед ними, поднявшись из глубины океана, стояла немецкая субмарина «U 23». Пушка на ней замолчала. С палубы спускали маленькую шлюпку.

Капитан Кент, опомнившись, вскочил. Вид у него был все еще встрепанный, как у пьяного. Но голос зазвучал ровно, отдавая распоряжения:

— Парадный трап спустить!

Боцман, сплюнув, промолвил:

— Попали в переделку!..

И с несколькими матросами пошел выполнять приказ капитана.

Некоторые из команды — те, что были голые, — бросились одеваться.

Стюард принес новенький китель и фуражку. Капитан торопливо облачился, одернулся и, сверкая на солнце золотыми галунами, сразу стал внушительнее. В пенсне, с задымившейся сигарой во рту, лицо его приняло выражение беспечности. Раза два солидно прошелся по мостику, бросая взгляд на немецкую шлюпку, направлявшуюся к пароходу. В ней сидели только два человека, и это служило хорошим признаком. Капитан сейчас же пришел к мысли, что судно его не будут обыскивать, ибо для этого пришлось бы захватить людей больше. Очевидно, особого подозрения у немцев не было. Потом он заметил, что продолжает держать в левой руке письмо, и очень удивился этому. Глаза его, кого-то разыскивая, начали шарить по лицам матросов.

— Лутатини! — вдруг крикнул он.

— Есть! — испуганно откликнулся тот из кучки матросов.

Капитан заговорил почти ласково:

— Я ничего не помню, что написано в этом письме. Поэтому уничтожаю его. Поняли?

Клочки бумаги полетели за борт.

— Понял, сеньор капитан. Спасибо.

Матросы, переглядываясь, улыбнулись.

А капитан Кент снова заговорил, обращаясь уже ко всем:

— Вам, вероятно, каждому известно, что мы идем в Барселону с зерном. Не так ли?

— Да, да сеньор капитан, — хором ответили с палубы. — Идем в Барселону с зерном.

— Очень рад иметь в своем распоряжении таких сообразительных матросов.

Карнер поднял на мостик злые глаза.

— Хорошо, сеньор капитан, что вы напомнили об этом. Я все время думал, что мы идем в Марсель и что у нас в трюмах не зерно, а какой-нибудь военный груз.

Капитан Кент, округлив глаза, хотел было зарычать, но сию же секунду спохватился и, усмехаясь, игриво прищурился:

— Хе-хе-хе! Чудак нашелся. Память у него короче воробьиного носа.

Викмонд, торжествуя, едва сдерживал смех. Поваренок Луиджи, желая обратить на себя внимание, крутился среди команды. Прелат щелкнул его по носу. Матросы перебрасывались шутками. У Лутатини были свои думы: он ждал от отца телеграмму, которая должна была избавить его от страдания и унижения, но вместо этого все пошло шиворот-навыворот. И никто не мог бы сказать, куда судьба его повернется через пять минут. Обращаясь к товарищам, он спросил уныло:

— Что же теперь будет с нами?

Рыжеголовый Кинче ответил ему самым серьезным тоном:

— Вероятно, шампанским начнут нас угощать.

Когда шлюпка пристала к спущенному трапу, капитан бросился встретить непрошеных гостей. На палубу поднялись двое — офицер и матрос в военной форме, вооруженные револьверами. Матрос был высокого роста, с широкими плечами, на его сытом, немного туповатом лице лихо и воинственно закручивались усы. Начальник был худощав, с устало опущенными плечами и казался безобидным. Это подействовало на «старика» успокаивающе. Он приложил правую руку к козырьку и гордо отрекомендовался:

— Капитан Кент.

В ответ ему последовало:

— Лейтенант германского флота Стименс.

Весь экипаж с напряжением следил за немцами.

Матрос-немец, заранее зная, что нужно делать, залез за штурманскую рубку, к главному компасу, и в черный длинный бинокль начал оглядывать горизонт. Лейтенант, спросив, где находится радиорубка, пошел туда в сопровождении Викмонда. Капитан сейчас же подумал, что он, вероятно, хочет сделать что-нибудь с радиоаппаратом, чтобы нельзя было «Ориону» немедленно снестись с противником Германии. А минуты через три лейтенант снова появился на палубе.

— Откуда и куда держите курс?

— В Барселону, господин лейтенант. Идем из Буэнос-Айреса с зерном, — услужливо ответил капитан Кент.

— Так, очень приятно. Простите, капитан, но я должен взглянуть на ваши официальные бумаги.

В капитанском салоне, сидя за столом, лейтенант на скорую руку просматривал вахтенный журнал, коносаменты и другие судовые документы, причем попутно задавал пустяковые вопросы. На получаемые ответы он удовлетворенно кивал головою, рассеивая последние опасения у капитана. Казалось «Орион» не вызвал у немца никакого подозрения. Наконец он поднялся и заявил, улыбаясь, словно бросая шутку:

— Все в порядке, капитан. Поэтому немедленно забирайте свои вещи. Вы отправитесь на моей шлюпке вместе со мною на субмарину.

Капитан Кент не поверил своим ушам, но в то же время на него как будто нашло оцепенение. Раскрыв рот, он сидел в своем кресле, словно пришитый к нему гвоздями. И только тогда, когда немецкий офицер вышел из салона, он бросился за ним. На палубе, догнав его, он растерянно спросил:

— Господин лейтенант, зачем же я должен отправиться на субмарину?

— Поплаваете вместе с нами.

— Я надеюсь, что вы изволите шутить, господин лейтенант?

— Очень даже серьезно говорю вам. Передайте вашему экипажу, что я не хочу напрасно губить людей. Пусть скорее спускают спасательные шлюпки и усаживаются на них. Ваше судно сейчас будет потоплено.

Бритое лицо немецкого офицера стало непроницаемым.

— Я вас не понимаю, господин лейтенант.

— Разве я не ясно выражаюсь?

Матросы и командный состав, вслушиваясь в диалог, стояли неподвижно.

Капитан, оправившись и стараясь быть спокойным, запротестовал:

— Не в этом дело, господин лейтенант. Но вы не имеете права поступать так с нами. Вы нашли, что документы все в порядке. Пароход наш принадлежит нейтральной нации. Идем мы с мирным грузом в нейтральную страну. На каком же основании?..

Лейтенант перебил его, глядя ему в глаза: