Умелыми руками ребят гнулся длинный арматурный прут в виде салазок и делался специальный крючок. Когда помойная машина после своей работы выезжала со двора, надо было незаметно для водителя зацепиться крючком за кишку, засунутую в специальный карман под цистерной.

Таким способом можно было проехаться до конца переулка, что неоднократно и проделывалось. Остальные ребята, чтобы не привлекать внимание водителя, тихо бежали вслед за машиной. В основном это происходило по вечерам, когда мало прохожих и ничего не видно. Целых фонарей в переулке было немного.

Однажды произошел случай, последствия которого были обнаружены только весной. Катаясь, ребята случайно вырвали кишку из машины, содержимое которой равномерно вылилось от конца нашего переулка почти до самого начала. Был довольно сильный мороз, а к утру выпало много снега, так что следов преступления видно не было. А вот когда наступила весна, и талые воды потекли по канавам вместе со следами преступления, то-то было «радости» и «веселья».

Из «винных» шалостей, например, была такая. Яма посередине переулка, в которую я упала, играя с Доходягой, зимой покрывалась льдом. Я любила пяткой разбивать его от нечего делать, если до меня кто-нибудь не проделывал это. Окно комнаты двойняшек Саши и Миши выходило на эту яму. Они и стали инициаторами следующей «забавы».

По переулку за нашим домом возвращались со смены рабочие типографии, в которой трудилась и моя мать. Вторая смена заканчивалась поздно ночью. Вот для этих рабочих, в основном женщин, и была устроена засада.

Неутомимые на всякие подлости двойняшки целый день углубляли и расширяли яму, затем она искусственно была заполнена водой, так как естественного тока из трубы не было. От холода вода на поверхности быстро замерзла. Тонкий ледок забросали снегом. Все вокруг было выровнено и замаскировано, будто дорога и в самом деле была ровная и чистая. Фонарь около дома давно не горел. Всё было готово. Какое чудовищное трудолюбие проявили Саша и Миша!

Поздно вечером большая компания ребят засела у окна, как у телевизора (тогда о таком чуде и не слышали). Мамаши преступников почему-то не было дома.

Несмотря на морозы, женщины в то время одевались крайне неразумно. Тогда носили фильдеперсовые или фильдекосовые тонкие чулки со стрелкой и узорной пяткой, а также ботики с мехом, которые надевались прямо на туфли с каблуками. Красиво, правда? После войны женщинам хотелось выглядеть привлекательно.

Вот примерно таким образом одетая группа женщин и угодила по колено в ледяную воду. Впрочем, другая одежда и обувь вряд ли спасли бы положение. А до метро надо было еще суметь добежать по крепкому морозу.

Была ночь, не к кому было обратиться за помощью. ПОЧТИ все спали.

Первая настоящая книга, которую я любила и очень берегла, называлась «Кувырк» и другие рассказы». Написал ее Виталий Бианки. Мне было года три. Я тогда не умела читать и мучила своими бесконечными приставаниями сестру и мать. Книгу зачитали до дыр. В ней мне нравилось всё. Медведь – главный герой рассказа «Кувырк» – потрясал меня до слез своей обреченностью. Я видела перед собой не животное, а оказавшегося в беде человека и очень ему сочувствовала.

Суть рассказа такова: медведь попадает лапой в капкан, прикованный к бревну цепью. Он таскает бревно в лапах, пытаясь избавиться от тяжелого и больно вцепившегося врага, но ничего не получается. Наконец, измученный и обезумевший медведь подходит к обрыву и выбрасывает ненавистную ношу в пропасть, не сознавая, что и сам погибнет вместе с нею.

Мне представлялось, что и я могу когда-нибудь попасть, как медведь, в безвыходное положение. Но при всем этом, несмотря на свой малый возраст, я четко понимала, что дело не в бревне. Мишке следовало избавляться от цепи.

Когда я бывала в гостях у своей двоюродной сестры Нины, нам читали книгу Маршака, ставшую предметом моей белой зависти. У меня такой большой и интересной книги не было. Я слушала «в три уха», пытаясь всё хорошенечко запомнить, чтобы унести в памяти свою добычу – чудесные стихи и сказки.

В то время моя мама работала в типографии Воениздата. Кроме специальной литературы там печатались книги из серии «Военные приключения», в которых речь шла, в основном, о шпионах и пограничниках. Книжки эти я обожала. Они привлекали меня не только небольшим форматом, что важно для игры в библиотеку, но и своим содержанием. Каждый месяц печаталась новая книга, и наша «четырехэтажная» этажерка была ими забита. Чего я только не почерпнула из этих книг!

Взахлеб рассказывала я своим друзьям о госпоже Барк, у которой была кукла с головой, набитой взрывчаткой. О тайных записях на яичной скорлупе и лысых головах китайских шпионов. Об учительнице, устроившейся в дом советского генерала для обучения его дочери и писавшей свои шпионские донесения в ученической тетради, из листов которой делались голубки, перелетающие через забор сада прямо в руки связников. Майор Пронин был бледной фигурой на фоне моих любимых героев.

Очень скоро я научилась читать. Теперь в помощниках не было нужды. Кончилась и моя зависимость. Я вырвалась на простор. Книги буквально «проглатывались». Никто и ничто не могло меня остановить. Жаль только, что никто не пытался меня направлять.

Как я уже говорила, отец меня любил и баловал. Из «Детского мира» он привозил иногда игрушки. Почему-то у меня скопилось множество уток. Играть в них было невозможно: у этих птичек ничто не крутилось. Все они были похожи на закрытые мыльницы с головами разного размера. Летом в тазу плавали мыльница-мать и мыльницы-дети. Я их не любила. Кукол не водилось до поры до времени, но я терпеливо ждала своего часа. Мечтала о том, что моя кукла будет и ходить, и говорить.

После работы отец отсыпался на диване, а я в это время играла в «Галю». Я брала руку отца и представляла, что это девочка Галя, с настоящей теплой кожей и мягким живым телом. Я наряжала Галю в платья, сшитые Ларисой для ее куклы. Отец крепко спал и не сопротивлялся.

Любимой моей игрушкой был красный пластмассовый медвежонок с большой головой и подвижными лапками. Он весь был какой-то кругленький и удобный в игре. Я с ним очень долго не расставалась, а куда он потом подевался, уже не помню. Он сумел уйти от меня незаметно, без трагедий, оставив только приятные воспоминания.

В память о моем мишке осталась фотография, на которой я стою у березы и держу медвежонка так, чтобы и он был виден.

Особую нежность я питала к лебедям, которых можно было купить на Инвалидном рынке. В тарелке для супа, стоящей на грязном прилавке, они плавали небольшой белоснежной стайкой. Лебеди были сделаны из парафина. Продавали их почему-то цыгане.

Накопив денег, я однажды пошла совершенно одна на рынок за своей мечтой. Лебедей мне положили в фунтик из газеты. Сначала я очень осторожно несла его в руках, потом по дороге решила показать лебедей подружкам и зашла в гости. Девочки где-то гуляли. Я отправилась домой, но надо было закрыть за собой калитку. Кулек я положила в карман. Когда я очутилась дома и достала свое сокровище, оно представляло собой горсточку парафиновых крошек. Горький опыт не прошел даром. Через неделю мои новые лебеди успешно плавали в тарелке.

Однажды гуляя с отцом, мы нашли маленькую, величиною со сливу, белую фарфоровую собачку с желтеньким мячиком. Она положила начало моей миниатюрной коллекции игрушек. С собачкой я играла так: между рамами окна стояла решетка, я привязывала к ней за нитки спичечный коробок, укладывала в него собачку, как в люльку, и качала, что-то тихо напевая. Певица я была никудышная, но в данном случае это было неважно. Я изображала заботливую мать.

С отцом я иногда ездила в гости к его знакомым, в семье которых было два мальчика. Играть с ними я стеснялась. Они оставляли меня в покое около ящика со своими игрушками. Как же я завидовала этим детям! Чего только у них не было!