Селина засмеялась:

— Наверное, ты прав, но Джим только доволен тем, что я освободила его от обязанностей готовить для тебя. Он сообщил мне, что ты очень привередлив в еде и постоянно его критиковал.

— Пока мне на ум не приходит ни одного слова критики в твой адрес. Наоборот, я готов восхвалять тебя до небес и только надеюсь, что твои чудесные кулинарные способности не иссякнут.

— Я готова устроить тебе лукуллов пир завтра в обед, если у меня будет побольше времени, чем сегодня.

— И если, разумеется, у нас завтра найдется на что покупать продукты, — усмехнулся Квентин.

Эти его последние слова запечатлелись в ее мозгу. Она их мысленно повторяла, когда поднялась наверх, чтобы переодеться.

Новое голубое платье ей очень шло. Личико Селины разрумянилось от недавнего стояния у плиты и от похвал Тивертона. Она слегка поправила прическу, опустила на лоб несколько локонов и, взглянув на свое отражение в зеркале, нашла, что выглядит весьма мило, хоть и чересчур молодо. Но молодость — недостаток исправимый. Так решила Селина.

Квентин Тивертон уже ждал ее внизу, в холле. Всмотревшись в нее повнимательнее, он произнес:

— Мне бы следовало отвезти тебя в казино, где ты, несомненно, произвела бы сенсацию, чем запирать тебя на всю ночь в душной комнате и в унылой компании заядлых игроков, для которых из всех женщин важны только карточные дамы.

— Зато я проведу время с тобой, — с довольным видом заявила Селина.

Он отвел взгляд и сказал резко:

— Что ж! Тогда поехали! Надеюсь, что на этот раз игра не затянется надолго.

— Ты считаешь, что все повторится, как и в предыдущие вечера? — задала вопрос Селина, когда они уселись в ожидающий их наемный экипаж.

— Так должно быть, по моим расчетам. Мне кажется, что барон специально выжидает, когда у одного или двоих его гостей соберется на руках значительная сумма, и тогда бросает вызов. Сегодня днем в таком положении были я и тот француз, который проигрался вчера.

Тивертон вздохнул:

— Вполне вероятно, что я заблуждаюсь, Селина, но у меня большой опыт в таких делах. Я убежден, что все игроки полагаются на свою интуицию. В данном случае моя интуиция мне подсказывает, что здесь что-то нечисто, какая-то уловка…

— Которую я должна разоблачить! — закончила за него Селина.

— С тобой мне на редкость легко! — отметил Квентин. — Другие женщины бы сердились и скандалили, что их не везут на приемы или в казино, где им хотелось бы блистать.

— Ты же знаешь, что мне хорошо только там, где ты, — просто заявила Селина.

Безыскусственность и откровенность девушки тронули Тивертона, но он предпочел одернуть ее:

— Ты поступаешь так вопреки своей выгоде. Ты должна быть на виду, привлекать к себе внимание, очаровывать. Сколько можно твердить тебе об этом?

— Я знаю… но если говорить честно, мне все это претит. Комплименты не доставляют мне удовольствия, я чувствую себя неловко, когда на меня все смотрят.

— Что сильно отличает тебя от других представительниц женского пола, — сухо произнес Квентин Тивертон.

Селина никак не откликнулась на это его суждение. Она опять обеспокоилась — не выглядит ли она в его глазах неблагодарной за все, что он на нее истратил.

Но ведь он сам просил говорить всегда только правду, а правда заключалась в том, что никакой званый обед или прием не радовал ее больше, чем совместный обед с ним, чем время, проведенное с ним вдвоем.

Когда они уже въехали на территорию виллы барона, ручка Селины робко скользнула в широкую ладонь Тивертона.

— Молю бога, чтобы мне удалось помочь тебе, — тихо сказала девушка. — Почему-то я уверена, что у меня получится.

Он поднес ее пальчики к своим губам. Поцелуй, даже мимолетный, пронизал дрожью все ее тело, словно Тивертон поцеловал ее в губы.

Конечно, он сделал это в знак благодарности. Можно ли было вообразить, чтобы Тивертон захотел поцеловать Селину, когда сама Каролина Летесснер смотрела на него с явным призывом во взгляде и не постеснялась при всех целовать его в щеку?

Вилла барона производила внушительное впечатление. По меньшей мере с полдюжины лакеев в великолепных ливреях выстроились у входа лишь только для того, чтобы помочь гостям выйти из экипажа, принять у Селины ее легкую накидку, а у Тивертона шляпу и трость.

Потом их проводил с некоторой помпой через холл дворецкий, раскрыл обе створки массивных дверей из черного дерева с золотой инкрустацией и представил торжественно, согласно ритуалу:

— Мисс Селина Тивертон и мистер Квентин Тивертон! Герр барон!

Селина отметила удивленное выражение на лице барона, когда он двинулся им навстречу, а Квентин начал торопливо объяснять:

— Вы должны простить меня, барон, за то, что я привел с собой сестру. Но так получилось, что мы только сегодня въехали в новую виллу и не успели еще обзавестись женской прислугой. Моя сестра боится остаться одна, и, я уверен, вы не станете возражать против ее присутствия здесь.

— Я польщен тем, что мисс Тивертон оказала мне честь быть моей гостьей, — пророкотал барон басом. — Единственно, я опасаюсь, что мисс Тивертон будет скучно с нами.

— Я с удовольствием почитаю газету или книжку, — сказала Селина. — Я не хочу причинять вам неудобств.

— О чем вы говорите! Я счастлив видеть вас у себя. — Барон был в меру галантен. — Жаль только, что не смогу развлечь вас должным образом.

— Меня вполне устраивает, что я здесь рядом со своим братом. Извините меня, пожалуйста, что оказалась такой трусихой и испугалась одиночества в пустом доме.

— Вот чем обернулось мое непродуманное решение взять на себя роль покровителя своей сестры. Мне следовало бы не завозить мисс Селину в Баден-Баден, а прямиком препроводить ее домой в Англию, — сокрушенно произнес Тивертон.

Тем временем Селина пристально изучала барона. Это был средних лет мужчина, плотного телосложения, с типично германскими чертами лица и седеющей шевелюрой. Почему-то у Селины вид его сразу же вызвал антипатию.

Вообще привлекательного в этом мужчине было мало. Жесткие, торчащие усы и большие очки в тяжелой оправе придавали его внешности некую неприятную для окружающих агрессивность.

Присутствующий здесь же в компании карточных игроков француз принялся осыпать Селину такими цветистыми комплиментами, что она покраснела от смущения, но барон выручил ее, резко оборвав словоизлияния француза:

— Раз мы уже все собрались, пора приниматься за игру. Я думаю, что сегодня мы не засидимся допоздна, так как мистеру Тивертону надо будет проводить свою очаровательную сестрицу домой.

— У меня нет желания оставаться здесь надолго, — заявил один из гостей. — Мне завтра придется вставать очень рано, чтобы проверить моих жеребцов в галопе. Я питаю надежду, что один из них перехватит «Золотой хлыст» у англичанина — лорда Хоудриджа. Правда, лорд абсолютно уверен, что уедет из Баден-Бадена с этим призом. Хочется наказать его за излишнюю самонадеянность.

Только сейчас Селина вспомнила, что лорд Хоудридж будет ждать ее у мадам Летесснер. Обеспокоится ли он, не зная, куда подевалась Селина? Может, он решит, что она пренебрегла приглашением мадам специально, потому что не хочет больше его видеть? В любом случае, убедила себя Селина, последствия ее поступка не так уж важны. Главное, что она будет иметь возможность наблюдать за игроками и сможет уличить барона в мошенничестве, если он только к нему прибегает.

Игорный стол располагался посреди салона. Над ним нависала люстра с яркими газовыми рожками, заключенными в матовые стеклянные шары. При таком освещении трудно было предположить, что кому-то из игроков удастся проделать какие-либо махинации с картами незаметно от партнеров по игре.

Селина, усевшись возле камина с газетой, которую, естественно, не намерена была читать, увидела колоды карт, выложенные на маленький столик рядом с бароном. Все были завернуты и запечатаны.

У нее заблестели глаза, когда она увидела, сколько золота выложено на столе перед каждым игроком. Она также отметила с горечью, что перед Тивертоном лежит самая маленькая кучка монет.