Собираясь ежегодно в Киеве в День Победы, ветераны полка посещают могилы, чтя память товарищей, погибших в боях с воздушным врагом. Мы теперь с трудом узнаем места, где находились огневые позиции батарей, восстанавливаем в памяти дни и ночи напряженных боев с фашистской авиацией, вспоминаем своих командиров.

...Управление корпуса ПВО генерала Герасимова располагалось в Гомеле, освобожденном войсками 2-го Белорусского фронта. Части его имели задачей прикрывать важнейшие объекты двух Белорусских фронтов: железнодорожные узлы, районы выгрузки и сосредоточения стратегических резервов, мосты и переправы через крупные водные преграды, тыловые базы. Очень не простая задача в условиях высокой активности немецко-фашистской авиации.

Со Всеволодом Аркадьевичем Герасимовым мы знакомы с 1941 года. Смелый и решительный, отлично подготовленный артиллерист-зенитчик, прекрасный организатор боевых действий, строгий и требовательный командир, умелый воспитатель. У него было чему поучиться.

Генерала я застал на его командном пункте. Как обычно водится, вспомнили прежних сослуживцев, поговорили о семейных делах, и разговор переключился на служебную тему. Командир утвердил предложенный план работы в должности его заместителя. Мне предстояло возглавить оперативную группу и принять управление передовыми частями корпуса ПВО.

Долго присматриваться и примеряться к делу, оставаясь в управлении корпуса в Гомеле, не стал. Из большого числа эпизодов, связанных с боями передовых частей корпуса, наиболее отчетливо помнится отражение массированных ударов немецко-фашистской авиации в районах Мозырь — Калинковичи, Коростень — Сарны и на Висле. Военно-воздушные силы врага проявляли там высокую активность, действовали большими группами бомбардировщиков новейшей конструкции («Хейнкель-111» и «Юнкерс-88») под прикрытием истребителей «Мессершмитт-110».

Свой командный пункт со средствами радиосвязи я развернул на западной окраине Мозыря, принял на себя управление передовыми частями корпуса и отдал распоряжение начальнику штаба оперативной группы майору Роману Яковлевичу Левшунову уточнить расположение соседних частей войсковой зенитной артиллерии. Тот доложил, что в районе Мозырь — Калинковичи развернута зенитная артиллерийская дивизия генерал-майора артиллерии Богдашевского, с одним из полков которой уже установлена телефонная связь. Через коммутатор связываюсь с комдивом. Слышу знакомый, приглушенный голос:

— Сто первый у телефона, слушаю вас.

— Ми компаньеро, аки эста Мигель (мой друг, я Михаил...)

— Омбре, ке ай? Мигель, каким ветром тебя занесло в Пинские болота, где ты находишься? — слышу взволнованного Юрия Гавриловича.

— Нахожусь почти рядом с тобой, где и когда встретимся?

Откладывать встречу не стали. Она состоялась через полчаса. В генеральском кителе, свежевыбритый, мой друг теперь выглядел иначе, чем я помнил его в Испании, когда он вернулся с Северного фронта. Он тащит меня в свой «отель на колесах», как именуется специально оборудованный штабной автобус. Внутри автобуса подвесное место для отдыха, столик с топографической картой, телефонным аппаратом и радиостанцией. Ординарец — пожилой, с седыми усами солдат топит железную бочку-«буржуйку».

— Ну-ка, Никанор Васильевич, сообрази нам чего-нибудь по-фронтовому.

Никанор Васильевич знает, что надо «сообразить». За походным товарищеским столом делимся с Юрием Гавриловичем радостью по поводу неожиданной встречи, но не забываем о главном — согласуем действия при отражении ударов воздушного противника. Моя задача — не допустить разрушения железнодорожного моста через Припять в районе Мозыря и обеспечить сохранность железнодорожного узла в Калинковичах, а для командира зенитной артиллерийской дивизии — прикрыть от ударов воздушного противника сосредоточение частей 4-го кавалерийского корпуса в районе Мозыря и 1-ro механизированного корпуса в районе Калинковичи. Получается, что совместными усилиями мы решаем единую задачу. Разница будет состоять лишь в том, что его дивизия снимется со своих позиций сразу же с выдвижением вперед фронтовых резервов, а части моей оперативной группы будут продолжать выполнение своей прежней задачи, сменяя здесь войсковых артиллеристов-зенитчиков.

Прощаясь и провожая меня, Юрий Гаврилович произносит:

— Мигель, давай скажем фашистам «Но пасаран!».

— Но пасаран! — повторяю символические слова.

Они выражают нашу готовность не допустить воздушного врага к обороняемым объектам. Фашистские самолеты, пытаясь пробиться сквозь плотный огонь зенитной артиллерии к целям, летят непрерывным потоком группами по 9-12 бомбардировщиков. Несут потери от зенитного огня и меняют тактику действий, применяя налеты на малых высотах мелкими группами с заходом на цели с разных сторон, но шквалы плотного зенитного огня встречают воздушного врага, откуда бы он ни появлялся. «Ничего не выйдет у вас, презренные стервятники. Это вам не Мадрид, где было мало зенитной артиллерии,— думалось мне.— «Но пасаран!»

Зенитчики не позволили самолетам фашистов прорваться через зону своего огня. Даже самые отчаянные одиночные экипажи, шедшие напролом к избранным целям, не могли достигнуть успеха — их поражает зенитный огонь, и они взрываются на собственных бомбах. Железнодорожный узел Калинковичи и мост у Мозыря были сохранены, а части 4-го кавкорпуса и 1-го мехкорпуса, не понеся больших потерь, вскоре ушли из своих временных районов сосредоточения. Вместе с ними снялась с позиций и дивизия генерала Богдашевского. Наши зенитчики не избежали потерь убитыми и ранеными, но боевую задачу выполнили. Это был мой первый опыт боевого взаимодействия группировок зенитной артиллерии во фронтовых условиях.

Стремясь сорвать железнодорожные перевозки войск и материально-технических средств в период подготовки Белорусской наступательной операции войсками 1-го и 2-го Белорусских фронтов (май — июнь 1944 года), военно-воздушные силы врага наносили мощные удары по крупным железнодорожным узлам — Житомир, Коростень, Овруч, а также по району Сарны, где шли особо ожесточенные бои. Коростень, Овруч и Сарны входили в границы ответственности корпуса ПВО генерала Герасимова. На железнодорожный узел Коростень в ночное время противник бросал по 90-120 бомбардировщиков, пытаясь вывести его из строя.

Железнодорожные узлы Коростень, Овруч и район Сарны прикрывались мощной группировкой зенитной артиллерии корпуса ПВО и оперативно подчиненным нам истребительно-авиационным полком. Отражение ночных налетов. воздушного противника шло успешно: ночные истребители вели борьбу с самолетами-лидерами противника, прокладывавшими курс ударным группам бомбардировщиков, расстраивали боевые порядки воздушного врага, а зенитная артиллерия с помощью радиолокационных станций орудийной наводки уничтожала его самолеты в своей зоне огня. Нам здесь пригодился прежний опыт отражения ночных налетов врага с использованием радиолокационных станций.

Наша оперативная группа, находившаяся в Коростене, рассчитывала на похвалу командира корпуса за свои действия: противнику не удалось вывести из строя прикрываемые нами объекты. Однако вместо похвалы неожиданно получаю обидный «щелчок». Вскрываю пакет, доставленный на самолете «ПО-2», и читаю:

«Товарищ полковник!

Не ожидал от вас такого поведения. Вы мой заместитель и должны о боевых действиях подчиненных вам частей корпуса в первую очередь информировать меня. Вы же докладываете о результатах боевых действий непосредственно Москве, игнорируя меня и ставя в глупейшее положение перед командующим фронтом ПВО. Выражаю свое возмущение по этому поводу и требую впредь считаться со мной как с вашим непосредственным начальником.

Гвардии генерал-майор артиллерии В. Герасимов».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Неприятно чувствовать гнев старшего начальника, не будучи виновным. А дело заключалось в том, что передаваемые в Барановичи мощной радиостанцией с моего командного пункта в Коростене донесения не поступали адресату в ночное время. Радиоволны этой станции в определенной полосе ионосферы поглощались ночью и не воспринимались устройством конечного пункта их приема. В то же время Москва, по иронии судьбы, отлично слышала передаваемые в Барановичи донесения о ходе боевых действий частей ПВО оперативной группы корпуса.