Кейтон изумленно замер, но быстро опомнился и спел по просьбе мисс Рейчел арию Фигаро, заметив, что мисс Сомервилл смотрит на него внимательно и пристально. Ему почему-то стало тоскливо. Он походя отметил на себе взгляд Роуэна, брошенный исподлобья, почти украдкой. Остин, заметив, что тот смотрит на него, перевел взгляд на мисс Хилл. Сам Кейтон заметил, что на него самого время от времени бросал взгляды и мистер Камэрон — взгляды недоумевающие, пристальные и злые. Энселм уже начал понимать, что привести Камэрона в дом могла только склонность к какой-либо девице — ибо с Ренном он был почти незнаком, и ни разу не заговорил с Тираллом. Судя по тому, что ни одна из девиц не уделяла ему серьёзного внимания — было понятно, на кого бы не было направлено чувство Джастина — оно невзаимно. Но сам Камэрон никого, кроме мисс Сомервилл не видел.

Стало быть… Впрочем, додумать Кейтон не успел — девицы настойчиво требовали от него новых песен.

Между тем происходящее в гостиной Хиллов всерьёз раздражало мистера Камэрона. Он никоим образом никогда и предположить бы не мог, что этот урод Кейтон может сойти за светского человека. Джастин несколько раз обращал внимание на его приятный голос, но полагал, что это не Бог весть какое достоинство. То, что этот уродливый тролль наделён столь божественным даром пения, было для Камэрона неприятным сюрпризом. Не менее досадным обстоятельством оказались способности к языкам, коих он сам был лишен начисто. К тому же, сукин сын, оказывается, не лез за словом в карман, был весьма образован, совсем неглуп и весьма красноречив. При свечах он был похож на Мерлина, во всяком случае, ничего отталкивающего в нём не было.

Но все это ничуть не заинтересовало бы Джастина, тем более, что Кейтон вроде бы не собирался переходить ему дорогу, но он не мог не заметить интереса мисс Эбигейл к Энселму, и он-то взбесил до дрожи. К несчастью, ему самому никогда не удавалось надолго привлечь её внимание, она лишь вежливо выслушивала его, роняла несколько учтивых фраз и умолкала, никогда не затрудняя себя поиском тем для разговора. Он понимал, что нелюбим. Но одно дело — спокойное понимание, что некая девица не находит тебя интересным и заслуживающим внимания, — здесь надлежало просто ретироваться, но совсем другое — когда эта чёртова красотка сводит тебя с ума…

Камэрон был влюблён.

Сам он, не задумавшись, увёз бы девицу, если бы не три обстоятельства — братец мисс Эбигейл, великолепный стрелок, мог продырявить ему шкуру с сорока ярдов, родственные связи опекунши Эбигейл леди Блэквуд были огромны и, наконец, характер самой девицы, которая могла и после увоза отказаться выйти за него, и тогда… это могло стоить двадцати лет заключения в Тауэре.

В разговоре с дружками он отозвался о ней пренебрежительно, опасаясь, что Райс может заметить красоту мисс Эбигейл, а соперничества с красавцем Клиффордом Джастин опасался всерьёз. Но тот, по счастью, укатил по каким-то делам в Бристоль. Однако, Камэрон и помыслить не мог, что конкуренцию ему может составить этот чертов кобольд Кейтон, чья физиономия отнюдь не отличалась красотой! Вдобавок, Камэрон побаивался Кейтона куда больше, чем Райса, ибо знал его ещё по школьным потасовкам. Райс дрался до первой крови, Кейтон — пока на нём не повисали трое и не оттаскивали, ибо мог забить противника насмерть. Глупо думать, эти свойства исчезли с годами. Но куда больше силы Кейтона, Камэрон опасался нрава Энселма: этого человека нельзя было делать врагом.

Мистер Камэрон мог бы попытаться поговорить с Кейтоном, но видел, что говорить не о чём — Кейтон развлекал девиц, но, похоже, ни на что не претендовал. Говорить же с мисс Эбигейл было бессмысленно — она могла и просто попросить оставить её в покое. Все эти мысли отяготили Камэрона, но он не видел выхода, сколь не искал его. Через полчаса Камэрон стал прощаться и ушёл, и Кейтон снова заметив, что с его уходом лицо мисс Эбигейл просветлело, подумал, что его приятель едва ли был искренним с ним и Райсом, когда назвал этих девиц «чопорными красотками»…

Уход мистера Камэрона не стал поводом для огорчения и даже не был замечен девицами, между тем на рояле Кейтон неожиданно заметил книгу, на которую натолкнулся когда-то в своём домашнем собрании. Это была прескверно изданная переписка Абеляра и Элоизы и «История моих бедствий» самого Абеляра. Сам Энселм прочтя её ещё в незрелые годы — презрительно поморщился. Если это история великой любви — то что тогда история мерзости и глупости? Кейтон бросил загадочный взгляд на девиц — кто из них мог бы читать эту книгу? Почему-то он решил, что это мисс Сомервилл — именно её он постоянно видел читающей.

— Вы уже прочли это, мисс Сомервилл?

Тут с кресла поднялся Остин Роуэн и подошел к роялю. Он не стал вмешиваться в разговор, но внимательно посмотрел на книгу.

— Мисс Сомервилл, едва ознакомившись с записками великого концептуалиста, назвала его негодяем, а прелестную племянницу каноника Фулера — дурой, — деловито сообщила ему мисс Хилл.

Мистер Роуэн тоже внимательно слушал мисс Хилл, чуть наклонив голову. Энселм подавил растерянный смешок.

— Вы, стало быть, полагаете, мисс Эбигейл, что там не было никакой любви?

— Это за то, что назвала меня уродливым троллем? Она просто непосредственна и естественна, Ренн. Меня даже пленила её безыскусная простота и прямолинейность. К тому же, она, видимо, просто честнее прочих и говорит вслух то, что другие думают про себя. За честность нельзя укорять, дорогой Альберт, скорее, она достойна похвалы.

— Мне показалось, что там не было истинной любви… — обронила мисс Сомервилл. — Он, поставленный перед выбором: брак или скандал — выбрал брак, но брак означал для него конец карьеры — и он выбрал не брак, не любовь, но тайный брак и карьеру. Лживый и распутный, он всегда выбирал самые неблагородные, самые низкие и легкие пути, жертвовал всеми, кто любил его и доверял ему. Если Элоиза не понимала, что её совратил негодяй — она была совсем не так умна, как говорят, но если понимала — любовь к такому ничтожеству чести ей не делает.

С этим Кейтон не спорил.

— Тайны человеческой души велики, мисс Сомервилл, а любовь — самая недоступная из тайн. Я сам неоднократно думал, что любовь — загадка, она озаряет неугасимым светом личность, но может облечь романтическим ореолом и кучу конского навоза. Но что делать? Любовь травами не лечится.

— Кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь, потому что он привязывается к чему-то постоянному. Но Элоиза любила человека недостойного.

— Если любовь велика, все другие соображения умолкают, Гейл, — назидательно сказала мисс Мелани.

— Великая любовь может пробудиться только великими достоинствами. А если любить нечего — любовь будет ничтожной, чтобы она о себе не думала. Вы не согласны, мистер Кейтон?

Энселм пожал плечами. Он вообще-то не любил разговоры о любви.

— Не знаю, мисс Сомервилл. Я несведущ в этих вопросах, но, по-моему, любви нужно избегать. Я удивляюсь, когда слышу о радостях любви. Любовь, в сущности, не знает осуществившихся чаяний. Либо она становится обыденностью и вовсе исчезает, либо… чревата отсутствием взаимности, болью потери, скорбью измены — такая мука и столько печали… Овидий прав, страдания, неразлучные с любовью, бесчисленны, как раковины на берегу морском… Я боюсь любви.

Мисс Хилл недоумённо посмотрела на Кейтона.

— Тот, кто никогда не искал ни дружбы, ни любви, в тысячу раз беднее того, кто их утратил.

— Лучше быть бедным, чем несчастным, мисс Мелани. Уединение спокойнее и полезнее. К тому же ни в одном человеке способности не раскроются до тех пор, пока он не научится жить в уединении. Чем больше уединения, тем человек сильнее…

— Я слышала высказывания многих ученых мужей, утверждающих то же самое, и их величие подтверждает их правоту, но зачем вам нужна сила? Как вы используете её в вашем одиночестве? Или вы говорите о силе духа, которая позволит прожить без любви и без дружбы? — мисс Мелани недоумевала.