— Мистер Кейтон, у меня нет права… Но, Бога ради, будьте осторожны. Мне показалось… чтобы вы там не декларировали… Мне кажется, что вы… Как это выразилась мисс Сомервилл? «Если доброта не удержит вас, пусть ум подскажет, что есть обстоятельства настолько ничтожные, что можно лишь рассмеяться…» Добряком он себя куда как не считал, это было просто нелепо, а ум подсказывал ему совсем иное… Ничтожным произошедшее ему не казалось. Он не умел делать небывшим то, что причиняло боль, а пренебрежение — открытое и явное — унижало достоинство. Умный человек может пренебречь чужим пренебрежением, но при чем здесь ум, когда саднит и кровоточит душа, когда задето самолюбие, и без того больное?
Забылся сном он только на рассвете.
В четверг, во втором часу пополудни, истомлённый и измаявшийся, Кейтон направился на прогулку к Лэнсдаунскому холму, долго бродил по огромному саду возле Бекфордовой башни и, наконец, поняв, что прогулка не успокаивает, но ещё больше утомляет его, присел на скамью. Начала болеть голова, давило на глаза, сковывала слабость. Энселм запрокинул голову — но ему не полегчало, наоборот, спазмы усилились. Несколько минут он просто тихо сидел, откинувшись на спинку скамейки, надеясь, что боль отступит. И казалось — голова начала проходить.
Вдали вдруг послышались голоса, показавшиеся Кейтону знакомыми. Точно. Мисс Мелани Хилл в той же темно-зеленой амазонке, в которой она была на пикнике, шла по аллее. Её сопровождал мистер Остин Роуэн, который тихим и размеренным голосом выражал категорическое несогласие с её мнением, уверяя, что она абсолютно неправа. Выражение лица мисс Хилл было двойственным, чувствовалось, что она злится, но почему-то не решается возразить.
— Только безупречное поведение, сторого следование приличиям и безукоризненный такт создают девице репутацию твердую и беспорочную, любое же, даже минимальное отклонение от предписанных норм осуждаются. Посмотрите на мисс Сомервилл. Вот образец поведения.
Мисс Хилл пожала плечами.
— Эбигейл — само совершенство. С этим никто не спорит. Но мне непонятно, почему вы, мистер Роуэн, не скажете этого ей самой, а вместо этого высказываете мне ваше собственное неудовольствие моим поведением. Если хотите, я непременно передам мисс Сомервилл ваши комплименты по её адресу, но кто дал вам право порицать меня? До этого вы крайне резко отозвались о поведении мисс Вейзи, а теперь взялись за меня? Но кто поставил вас судьей?
Остин был несколько смущен.
— Я вовсе не осуждаю вас. Я сказал, что поведение мисс Вейзи бестактно, и не думаю, чтобы вы сами придерживались на этот счет другого мнения. Она совершенно не умеет считаться с чувствами окружающих, эгоистична и глупа. В равной степени я отметил, что ваша подруга мисс Сомервилл держится безупречно. И только.
— Да, вы это сказали. А потом до конца вечера изводили меня бестактными замечаниями — уже на мой счет. И улыбаюсь-то я слишком часто, и платье мое ужасно, и танцую я плохо, и вести себя не умею! Что ж, приличия требуют, чтобы мы спокойно выслушивали суждения на свой счет. Будем считать, что я вас выслушала. Благодарю. А теперь, простите, мистер Роуэн, мне нужно в лавку. — Разозленная юная леди быстрым шагом направилась по аллее в сторону Ферри-стрит.
Мистер Роуэн, однако, хоть и был обескуражен, не позволил сбить себя с толку.
— Я вовсе не говорил того, что вы мне приписываете. — Он торопливо догнал мисс Мелани. — Я, возможно, выразился излишне резко, но я не имел в виду ничего дурного…
Их голоса затихли в прогале аллеи. Кейтон ещё около четверти часа сидел в молчании, но голова не проходила, в висках кололо, трудно было даже дышать. Только что увиденная сцена не задела его самолюбия — о нём не было сказано ни слова, но сама свобода Роуэна в обращении с юной леди, за которой, как понял Кейтон, он намерен был ухаживать, раздражила. Он себе такого позволить не мог.
В глубине сада он неожиданно снова заметил Остина Роуэна, теперь с Ренном. Кейтон понял, что Роуэн проводил мисс Хилл домой и там, видимо, встретил Альберта. Не видя его, они взволнованно беседовали о чём-то, причём, как заметил Энселм, Роуэн был огорчен чем-то, Ренн же пытался его успокоить.
— Да нет же, Остин, ну что ты! Это тебе мерещится. В помине того нет.
Роуэн покачал головой.
— У меня есть глаза.
Ренн доброжелательно и мягко улыбнулся.
— С этим я не спорю, но видят они то, чего нет.
Тут по саду гулкими волнами прокатился бой часов аббатства, пробило два, и Остин попрощался с Ренном. Кейтон понимал, что если Ренн двинется к дому, то обязательно столкнётся с ним, но не стал уклоняться от встречи.
Он заметил, что при виде его на лице Альберта проступило всегдашнее мягкое выражение, странно нежное и чуть виноватое, неприятное Кейтону своей заискивающей слабостью, но он был слишком больным и безразличным, чтобы рассердиться. Ренн поприветствовал его.
— Рад, что встретил тебя. Я хотел было зайти к леди Кейтон. Сегодня вечером у мисс Хилл вечеринка, мисс Мелани настаивает, чтобы ты пришёл. — Он протянул ему приглашение.
Кейтон бесстрастно взял карточку.
— Не обещаю. Я не спал ночь и мне не по себе.
Альберт бросил быстрый взгляд на приятеля, заметил тёмные круги под глазами и бледные губы Кейтона, поняв, что тот не солгал ему. Несколько минут молчал, размышляя про себя, но все же, судорожно вздохнув, сказал:
— Я хотел попросить у тебя прощения за понедельник, Энселм. Не думаю, что ты не понял сам… Мисс Вейзи — особа весьма вульгарная, и лишь её отдаленное родство с миссис Хилл заставляет мисс Мелани и мою сестру терпеть её общество. Но пока я здесь — вход в мой дом ей будет заказан.
Кейтон высокомерно усмехнулся.
— Это за то, что назвала меня уродливым троллем? Она просто непосредственна и естественна, Ренн. Меня даже пленила её безыскусная простота и прямолинейность. К тому же, она, видимо, просто честнее прочих и говорит вслух то, что другие думают про себя. За честность нельзя укорять, дорогой Альберт, скорее, она достойна похвалы.
Ренн вздохнул. В этом был весь Кейтон, изломанный, кривляющийся, извечно искажающий слова и перекашивающий их смысл ложными значениями. Альберт понимал, что слова сокурсника скрывают боль унижения, но предпочёл бы откровенный гнев этому кривлянию.
Но на такую откровенность Кейтон способен не был. Между тем сам Энселм хотел было расспросить Ренна о мисс Сомервилл, но припомнив, как та настойчиво пыталась в тот день утешить его и её слова на балу, поморщился и ни о чём не спросил. Он снова почувствовал себя напряжённым, больным и усталым, и уже пожалел, что не избежал встречи с Ренном.
— Энселм… — Ренн помедлил, собираясь духом, и наконец решился, — мне бы хотелось… За эти годы как-то не получилось…Я всегда хотел… Мне бы хотелось, чтобы мы… были друзьями. Чтобы доверяли друг другу.
Кейтон смерил его недоброжелательным взглядом и пожал плечами. Дружбы не просят. Она или складывается, или не складывается.
— Ты же сам заметил, что я склонен к одиночеству. — Он резко поднялся. — Мне пора. Не обещаю, но может, вечером зайду, — бросил он на прощание, стараясь чтобы на лице не проступила злость.
Слова Альберта разгневали его. Обвинить его в недостатке доверия! Им ли говорить о доверии! Идеально вежливые девицы, прекрасно воспитанные молодые люди…которым абсолютно наплевать на него, но которые упорно делают вид, что весьма рады видеть его! Доверие! Какого доверия Ренн ждёт от него? Неужели он может думать, что Энселм когда-нибудь откроет душу этому простаку? По дороге Кейтон остановился у Бювета. Везде сновали разряженные женщины и холёные мужчины, смеялись, шутили, чуть заметно флиртовали.
Он поморщился. Голова мучительно болела, давило виски, тяготила боль под грудиной. Надо успокоиться, что с ним, в самом-то деле? Казалось, в голове вращается огненный колючий шар и перекатывается в мозгах… Будь всё проклято, горестно подумал он.
В эту минуту Кейтон вдруг увидел мистера Джастина Камэрона, который шёл с утончённой девицей в платье цвета лепестков шиповника. Шляпка девицы закрывала лицо. Кейтон хотел было подойти поздороваться, но передумал, заметив нервный и напряжённый взгляд приятеля на девушку. Было видно, что эта встреча важна для него: руки его нервно дергались, он что-то торопливо объяснял, сыпал словами, то и дело ударяя себя пальцами в грудь, но девица походила на мраморную статую и молча слушала его, держа в руках изящный серый зонтик. Кейтон залюбовался тонкой фигуркой в нежно-розовом платье, оттенённом серыми пояском, ботинками и зонтом. На серой шляпке розовело перышко. Изысканная прелесть костюма заставила его желать увидеть и лицо девицы, но они удалялись в сторону собора, и вскоре затерялись в расфранченной толпе.
