Прогнав из головы посторонние мысли, я положила в пакетик образец волос и отправила его биологам для микроскопического анализа. Вантуз и полиэтиленовые упаковки, в которых лежали голова и туловище, уже передали в лабораторию для проверки на наличие отпечатков пальцев, жидких выделений организма жертвы или убийцы либо каких-нибудь других следов.
Три часа, потраченные нами вчера вечером на ползание по грязи, прочесывание травы и листьев и переворачивание камней и веток, не принесли результатов. Мы работали до темноты, но так ничего и не нашли. Ни одежды. Ни обуви. Ни драгоценностей. Ни личных вещей. Следственно-оперативная группа намеревалась продолжить поиски и сегодня, но я сомневалась, что им удастся что-нибудь обнаружить. Я уже настроилась на то, что ни этикетки или бирки производителей, ни застежки, ни пряжки, ни украшения, ни оружие, ни веревки, ни порезы либо входные отверстия пуль в одежде — ничто не поможет мне в работе. Я была уверена, что найденное тело привезли на место обнаружения уже обезображенным, абсолютно голым и лишенным всего, что связывало его с жизнью.
Я вновь повернулась к пакету с остатками ужасающих костей, собираясь предварительно осмотреть их. Туловище и конечности тоже должны были очистить для полного анализа.
Кстати, руки и ноги мы нашли почти сразу. Убийца аккуратно уложил их в отдельные пакеты и тоже выбросил, подобно скопившемуся за неделю мусору.
Я загнала разгоревшуюся ярость в дальний угол души и заставила себя сосредоточиться.
Достав расчлененные части тела жертвы, разложила их в анатомическом порядке на стальном столе для вскрытия посредине кабинета. Первым делом расположила в самом центре туловище грудной клеткой кверху. Оно сохранилось хуже остального, ведь в отличие от головы, лежавшей в плотно закрытом пакете, туловище было доступно насекомым. Кости довольно прочно крепили друг к другу сухие, походившие на выделанную кожу мускулы и связки. Я только сейчас заметила, что в позвоночнике не хватает самых верхних позвонков, но понадеялась, что найду их прикрепленными к голове, которую уже унесли. Внутренние органы практически отсутствовали.
По бокам туловища я приложила руки, к нижней части — ноги. Солнечный свет на конечности, хранившиеся в плотно закрытом пакете, не попадал, поэтому они не иссохли, как ребра и позвоночник, — их покрывали разложившиеся мягкие ткани. Я старалась не обращать внимания на влажные бледно-желтые дорожки, образовывавшиеся под каждой рукой и ногой жертвы, пока я осторожно переносила их из пакета на стол. Когда на труп попадает свет, из него начинают выползать личинки. Вот и сейчас личинки падали на стол, со стола на пол, прямо к моим ногам, медленным нескончаемым дождем. Блекло-желтые корчащиеся зернышки. Я старалась не наступать на них. Никак не могу привыкнуть.
Я взяла планшет и принялась заполнять форму.
Имя: Inconnue. То есть неизвестно.
Дата проведения аутопсии: 3 июня 1994 года.
Следователи: Люк Клодель, Мишель Шарбонно. Отдел убийств, полиция города Монреаль. Сокращенно КУМ.
Добавляя номер полицейского отчета, номер морга и номер «Лаборатуар де медисин легаль», или сокращенно ЛМЛ, я с уже привычным негодованием размышляла над пренебрежительной безразличностью системы. Когда человек погибает насильственной смертью, он лишается всего личного. У него отнимают не только жизнь, но и достоинство. Тело обрабатывают, обследуют, фотографируют и на каждом этапе обозначают новым набором цифр. Жертва становится уликой, экспонатом для полицейских, патологоанатомов, специалистов судебной медицины, судей и присяжных. Нумерация. Фотоснимки. Образцы. Бирка на пальце ноги. Я — активный участник этой системы и не могу смириться с ее безличностью. Она наводит на мысли о лишении человека чего-то самого сокровенного. Я, по крайней мере, давала бы жертвам имена. И тогда к списку страданий, которые умерший уже перенес, не добавлялось бы еще и обезличивание смертью.
Описание скелета я, вопреки своим привычкам, оставила на потом. В данный момент детективам требовались лишь данные о половой принадлежности, возрасте и расе.
Определить расу жертвы не составляло труда. Ее волосы были рыжими, кожа, судя по всему, светлой, хотя гниение порой вытворяет с трупами невероятные вещи. Для подтверждения своих предположений — о том, что останки принадлежали белому человеку, — мне следовало тщательнее изучить скелет после очистки.
Черты лица жертвы отличались сравнительным изяществом, строение тела — хрупкостью, из чего я сделала вывод, что работаю со скелетом женщины. Длинные волосы ни о чем не говорят.
Я внимательнее рассмотрела таз. Углубление с внешней стороны подвздошной кости широкое и неглубокое. Взглянула на лобковую кость, на место соединения правой и левой части таза. Кривая, образованная их нижними краями, представляла собой широкую дугу. Спереди каждую половину лобковой кости покрывали небольшие бугорки, формирующие в нижних углах треугольники. Типичная особенность женского скелета. Позднее для достоверности нужны точные измерения и компьютерный анализ, но я практически не сомневалась, что имею дело с останками женщины.
Я как раз клала на лобковую кость влажную тряпку, когда телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Я и не сознавала, что работаю в полной тишине. Или что чрезмерно напряжена. Старательно обходя личинки, прошла к письменному столу и подняла трубку.
— Доктор Бреннан, — проговорила я, поднимая очки на лоб и опускаясь на стул.
На краю столешницы лежала личинка. Концом шариковой ручки я скинула ее на пол.
— Клодель, — послышалось из телефонной трубки.
Дело было поручено двум детективам КУМа: Клоделю и Шарбонно. Я глянула на настенные часы. Десять сорок. Я и не думала, что прошло столько времени. Клодель молчал — по-видимому, считал, что уже в одном его имени достаточно информации.
— Сейчас работаю как раз над ней, — сказала я.
Послышался какой-то металлический скрежещущий звук.
— Я…
— Elle? — перебил меня он.
«Elle» — это она.
— Да.
Одна из личинок на полу сократилась в размерах, сделавшись по форме похожей на полумесяц, перевернулась на другой бок, выпрямилась и вновь сократилась. Отличный маневр.
— Белая?
— Да.
— Возраст?
— Примерные данные предоставлю в течение часа.
Мне представилось, как Клодель смотрит на часы.
— Хорошо. После ланча буду у вас.
Раздался щелчок. Он ни о чем меня не спросил, просто поставил перед фактом.
Вернувшись к даме на столе для вскрытия, я взяла планшет и перешла к следующей странице отчета.
Возраст. Погибшая была взрослой. При осмотре рта обнаружился полный комплект коренных зубов.
Я оглядела верхние части рук. Концевые отделы обеих плечевых костей полностью сформировавшиеся, как у взрослого человека. Правую и левую кисть преступник аккуратно отрезал выше запястий. Их я планировала обследовать позднее. Обе бедренные кости тоже выглядели окончательно оформившимися.
Отсутствие на руках кистей очень мне не нравилось. То, что я испытывала, глядя на срезы на запястьях, выходило за рамки обычной реакции на извращение. Нечто едва уловимое, не совсем понятное. Осмотрев вторую ногу и вернув ее на стол, я вдруг ощутила тот же страх, какой овладел мной вчера в лесу. Прогнала его и велела себе сосредоточиться на поставленной задаче. На возрасте. Мне предстояло определить, сколько жертве было лет. Если возраст точно установлен, несложно узнать имя. А это самое главное.
Я взяла скальпель и удалила плоть с коленных и локтевых суставов — она отошла с легкостью. Длинные трубчатые кости соответствуют остальным — полностью развиты. Предстояло проверить это посредством рентгена, но я и так знала: рост костей завершен. В суставах никаких артрических изменений. Жертва была взрослой, но довольно молодой. Это подтверждали и здоровые зубы — я осмотрела их еще вчера.
Хотелось, чтобы сомнений оставалось как можно меньше. Что-то подсказывало, что и Клодель рассчитывает на большую достоверность.