— Расскажи же о своем проекте. — Я опять подкинула ей тему для разговора.

— Что? А, о проекте… Все отлично. Я уже вхожу в доверие, и они начинают по-настоящему мне открываться.

Она отправила в рот то, что было на вилке.

— Гэбби, я помню, ты рассказывала об этом исследовании, но я ничего не поняла, объясни еще раз, в чем его цель. Я отношусь к физическому типу, ты ведь знаешь.

Гэбби рассмеялась. Между культурной и физической антропологией огромная разница. Наша группа была маленькой, однако весьма разнообразной: одни аспиранты занимались этнологической, другие лингвистической, археологической или биологической антропологией. Я знала о деконструкционизме так же мало, как Гэбби — о митохондриальной ДНК.

— Помнишь, какие книжки по этнографии заставлял нас читать Рэй? О племени яномамо, о народности семаи? Наш проект — практически то же самое. Мы хотим подробно описать мир проституток и для этого изучаем их жизнь, беседуем с ними. Все очень откровенно и правдиво. Кто они такие? Откуда берутся? Почему выбирают именно этот путь? Чем занимаются, помимо проституции? Как помогают друг другу? Каким образом сосуществуют с системой принятых в стране законов? Как относятся к самим себе? Где…

— Я поняла.

Может, на Гэбби так воздействовало вино или разговор о единственной в ее жизни страсти, но она все больше и больше оживлялась. Несмотря на сгустившиеся сумерки, я видела, как пылают ее щеки. В глазах горело отражение света фонаря. Или то был блеск опьянения.

— Общество просто списывает этих женщин со счетов, — продолжала она. — Их судьбы никого не волнуют, кроме тех, кто мечтает от них избавиться.

Я кивнула, жуя.

— Большинство людей считают, что эти девочки становятся проститутками потому, что кто-то когда-то над ними надругался, или по принуждению. В действительности же все не так. Многие из них занимаются этим просто ради денег. На рынке труда они никому не нужны, так как ничего особенного не умеют делать, потому и принимают решение поторговать пару лет собственным телом, ведь для них это самый прибыльный бизнес. Продавая гамбургеры, много денег не заработаешь. — Она отправила в рот очередную порцию салата. — Кстати, как и любая другая группа людей, они имеют собственную субкультуру. Больше всего меня интересуют их системы взаимосвязи, поддержки и другие подобные вещи.

Официант принес главные блюда.

— А мужчины, пользующиеся их услугами? — спросила я.

— Что?

Мне показались, вопрос охладил ее пыл.

— Я говорю о мужчинах, которые этих женщин покупают и, несомненно, играют важнейшую роль в их жизни. С ними вы беседуете?

Я намотала на вилку спагетти.

— Я… Да, с некоторыми, — ответила Гэбби с запинкой, явно приходя в волнение.

Последовала пауза.

— Хватит болтать обо мне, Темпе. Расскажи, над чем работаешь ты. Над чем-нибудь интересным?

Она смотрела в тарелку.

Я не была готова к такому неожиданному переходу.

— Эти убийства никак не идут у меня из головы, — не задумываясь, выдала я.

И тут же пожалела о сказанном.

— Какие убийства?

Голос Гэбби прозвучал резко, окончание последнего слова смазалось.

— Об одном из них, довольно кошмарном, нам стало известно в прошлый четверг.

Я замолчала. Гэбби не любила вдаваться в подробности моей работы.

— Да ты что?

Она откусила кусочек хлеба и выжидающе уставилась на меня. Наверное, из вежливости.

— Удивительно, что в прессе об этом упомянули лишь вскользь, — продолжила я. — Тело нашли недалеко от Шербрука. Личность пришлось устанавливать. Ее убили в марте или в апреле.

— Но ты постоянно занимаешься подобными вещами, — сказала Гэбби. — Почему именно это убийство не идет у тебя из головы?

Я откинулась на спинку стула и пристально взглянула в ее глаза, размышляя, стоит ли рассказывать подробности. Вообще-то, Гэбби единственная, с кем я в состоянии их обсуждать.

«Может, так будет лучше? — подумала я. — Но для кого? Для меня?»

— Преступник изувечил жертву. Потом расчленил и перенес в лес.

Гэбби молчала.

— Мне это напоминает убийство другой женщины, с ее телом я тоже работала, — сказала я.

— Что ты имеешь в виду?

— Одинаковые… — Я старательно выбрала следующее слово. — Одинаковые элементы и в том и в другом случае.

— Например?

Она взяла бокал.

— Например, обезглавливание.

— По-моему, такое происходит довольно часто. Женщина становится жертвой, ей разбивают голову, ее душат, разрезают на части.

— Да, — согласилась я. — К тому же я еще не знаю причину смерти второй убитой, ее тело сильно разложилось.

У меня возникло ощущение, что Гэбби сделалось не по себе. А может, я ошиблась.

— Что еще тебе кажется странным?

Гэбби поднесла бокал к губам, но не отпила из него.

— Расчленение обоих тел. А еще…

Я замолчала, вспомнив о вантузе. Я до сих пор не понимала, что это означало.

— Значит, ты считаешь, что и ту и другую женщину пришил один и тот же подонок? — спросила Гэбби.

— Да. Считаю. Но не могу убедить в этом кретина, которому поручено расследование дела. Он не желает даже думать о том втором убийстве.

— Не исключено ведь, что эти убийства — дело рук одного из тех психопатов, которые, издеваясь над женщинами, кончают? — спросила Гэбби.

— Да, — ответила я, не глядя на нее.

— Думаешь, он не остановится?

Голос Гэбби опять прозвучал резко, но на сей раз она четко выговорила все слова. Я положила вилку на стол, посмотрела подруге в глаза и увидела в них странно напряженное выжидание. Ее рука слегка дрожала, пальцы крепко сжимали ножку бокала, поверхность вина волновалась.

— Гэбби, прости. Не следовало тебе об этом рассказывать. С тобой все в порядке?

Она расправила плечи и, продолжая пристально на меня смотреть, осторожно поставила на стол бокал, но пальцы разжала и убрала руку не сразу, чуть погодя. Я жестом подозвала официанта.

— Кофе будешь?

Гэбби кивнула.

Мы закончили ужин, побаловав себя трубочками канноли и капучино. Гэбби пришла в себя, когда мы принялись вспоминать годы учебы, шутить и смеяться над самими собой — над теми прежними нами, с длинными прямыми волосами, в джинсах-«колоколах» на бедрах. Над всем своим бунтарским поколением.

Когда, выйдя из ресторана после полуночи, мы шли по улице, Гэбби возобновила разговор об убийствах:

— Каким он может быть, этот парень?

Я удивилась ее вопросу.

— Я имею в виду, ты считаешь этого типа сумасшедшим? Или нет? И сможешь ли его вычислить?

Моя растерянность ее раздражала.

— Ты бы смогла узнать эту сволочь среди толпы? На пикнике? В церкви?

— Ты об убийце? — уточнила я.

— Да.

— Не знаю.

Гэбби помолчала.

— Он ведь не остановится?

— Думаю, нет. Если один и тот же человек убил обеих женщин — а я не могу быть в этом уверена, — значит его действия организованны. Он строит план, продумывает каждый шаг. Многим серийным убийцам удается долгое время дурачить весь свет, Гэб. Но я ведь не психолог и могу лишь разглагольствовать на подобные темы.

Мы подошли к моей машине, и я открыла ее. Гэбби неожиданно схватила меня за руку:

— Давай я кое-что тебе покажу!

В моем мозгу сработал сигнал тревоги.

— Гм…

— Это касается моего проекта. Давай съездим в район «красных фонарей» и ты просто взглянешь на девочек?

Я посмотрела на Гэбби как раз в тот момент, когда сияние фар подъезжавшей машины осветило ее лицо. Оно выглядело странно в этом движущемся свете: некоторые черты выделились, другие спрятались в тени. Глаза Гэбби горели, и я почувствовала, что не смогу ей отказать:

— Хорошо.

На самом деле это было вовсе не хорошо. Я взглянула на часы: восемнадцать минут первого. Хотелось выспаться перед завтрашним днем, но я не желала огорчать Гэбби.

Она села в машину и отодвинула сиденье назад до упора. Пространства для ног прибавилось, но ей и этого было маловато.