— Верно, тем более, что немного тебе осталось этих дней.

Катарина взглянула на брата и снова начала осматривать горизонт. Жану было уже пятнадцать, длинный и нескладный, он иногда казался Катарине состоящим из беспорядочно двигающихся конечностей. Впрочем, это было вполне естественно, она помнила своих старших братьев в этом возрасте. Так же, как сейчас у Жана, голоса их ломались, а руки, казалось, существовали отдельно от тела. Она знала, что все это не более, чем признаки взросления, и вскорости Жан тоже изменится. Из всех братьев Жан был наиболее близок ей. Старшие были заняты своими делами, а сестры были еще слишком малы. Жан всегда с удовольствием присоединялся к ней во всех ее забавах, и они проводили вместе целые дни напролет, охотясь с соколами или исследуя окрестные леса, которыми славился Авиньон. Как сегодня, ей стоило только предложить, и он с радостью составил ей компанию.

— Мне будет не хватать тебя, Жан, — мягко сказала она.

— Что же во мне есть такого, чего тебе будет не хватать? — фыркнул он.

— Твоей дружбы, — просто сказала она.

— Ты же поедешь вместе с Хью! Чего еще тебе желать? С того момента, как он приехал, ты проводишь с ним все время. Я думал, ты вне себя от счастья, что едешь с ним.

Катарина смотрела, как грудь ее лошади раздвигает высокую полевую траву. Углы ее губ горько опустились, но она быстро справилась с собой.

— Я так не думаю, Жан, — сказала она. Задумавшись, Катарина закусила губу. Она ни с кем не хотела обсуждать странное поведение Хью, но с того момента, как ее отец объявил, что Хью будет сопровождать ее в Шантильи, тот вел себя более чем странно.

Хуже того, он был холоден и старался держаться от нее на расстоянии. Когда все собирались в Большом Холле, он садился в противоположном конце комнаты, где увлеченно о чем-то беседовал с ее отцом и другими рыцарями. Он даже провел целый день с Жофреем, чего Катарина и вовсе себе не могла объяснить. У этих двоих мужчин не было ничего общего. Жофрей говорил о крестовых походах, как о чем-то блистательном и победоносном, что помогло обрести смысл его юной жизни. То немногое, что говорил о Священной Войне Хью, было другим. Несмотря на это, он проводил вечер за вечером с кубком в руке, слушая чужие рассказы о Константинополе. Он редко навещал Теренса, проводя иногда целые дни в одиночестве, охотясь в лесу, а когда Катарина встречалась ему, то он смотрел сквозь нее, как будто не замечая. Даже на Аврила он обращал больше внимания, чем на нее.

С каждым днем его непонятное поведение озадачивало ее все больше и больше. Завтра они должны уехать в Париж, им придется проводить долгие часы в седле, и кроме горстки вассалов, с ними никого не будет. Как же она вынесет, что он сторонится ее, словно она больна проказой? И почему это так? Что она такого сделала, чем заслужила такое отношение к себе? Она не могла понять этого, сколько ни ломала себе голову.

Каковы бы ни были причины его холодности, она не могла представить себе, что все путешествие пройдет именно так.

— Я не знаю, Жан, — наконец сказала она. — Хью какой-то странный в последние дни.

Брат нетерпеливо тряхнул головой:

— Чему ты удивляешься? Ему же столько всего надо организовать и подготовить! Ты что, думаешь, такое путешествие можно предпринять, не готовясь к нему? Сколько времени они с отцом провели, отбирая людей, а лошади, вещи, продовольствие? Катарина, ты ведешь себя, как будто кроме тебя, на свете ничего не существует!

Катарина нахмурилась. Может, Жан прав? Хью проводит все свое время, готовясь к поездке, а она ждет, что он будет занят только ею. Пристыженная, она отбросила в сторону волновавшие ее мысли.

— Это действительно замечательно, что Хью согласился поехать со мной, — согласилась она.

И все же, почему она чувствует себя такой несчастной? Когда он появился, все было так, как будто не прошло и дня с того момента, как он покинул Авиньон. Ей было с ним легко и спокойно, как и раньше, он даже поцеловал ее. И вдруг перестал даже замечать, как будто был чужим.

Амарант крикнул и расправил крылья. Катарина сняла с него колпачок, продолжая, однако, крепко держать его за ремешок, прикрепленный к ноге. Кречет снова крикнул. Жан махнул рукой в сторону, указывая на колыхнувшуюся траву. Они с Катариной одновременно освободили своих птиц. Амарант взмыл с ее руки вертикально вверх. Катарина смотрела, как он поднимается все выше и выше навстречу полуденному солнцу, думая, что если бы она не знала свою птицу так хорошо, то подумала бы, что больше никогда не увидит ее.

Кречет описал в небе широкий круг, затем еще один, сложил крылья и камнем упал на землю. Когда он снова взмыл в воздух, Катарина увидела, что он несет в когтях жирную молодую куропатку. Кречет немедленно вернулся к хозяйке, которая ласково погладила его и вознаградила двумя кусочками мяса из сумочки, висевшей у нее на поясе. Жан взвесил на руке куропатку и досадливо поморщился.

— Твой сокол уже стар, как он умудряется до сих пор быть лучшим охотником? Понять этого не могу. Даже новый сокол отца не может сравниться с твоим старым кречетом.

Катарина не удержалась от смеха при виде раздосадованного лица Жана.

— Ты плохо молился святому Юберу Льежскому, Жан. Может, попробуешь обратиться к нему сегодня на вечерней молитве?

Жан состроил гримасу, за которую его мать задала бы ему хорошую трепку.

— Молись хоть тысячу часов подряд, все равно не поймешь, почему этот старый мешок с костями так ловок, — налетел порыв холодного ветра, и Жан повернулся в седле, оглядывая горизонт. — Похоже, погода меняется, Катарина, хватит с нас на сегодня и одной куропатки.

Катарина развернула кобылу по направлению к замку и пустила ее рысью. Еще один порыв ветра всколыхнул поле. Запахнув поплотнее плащ, девушка пришпорила лошадь. Обернувшись к скачущему следом Жану, она крикнула:

— Это что, дождь надвигается?

Жан потряс головой, и лицо его расплылось в ухмылке:

— Похоже, в Париж ты отправишься в разгар снегопада, сестра.

Снег! Катарина придержала свою лошадь, позволив Жану ускакать вперед, и обернулась. На горизонте клубились тяжелые свинцовые тучи, готовые укрыть Авиньон первым октябрьским снегом. Не то, чтобы снег был редкостью в это время года, но мысль о том, что предстоящая поездка в Париж будет холодной и сырой, заставила Катарину поежиться. А еще Хью с его странным поведением. Что же, как бы то ни было, они будут вместе. Улыбнувшись, Катарина пришпорила лошадь и поскакала домой.

Впрочем, настроение Катарины оставалось хорошим лишь до тех пор, пока она не вернулась в замок и, приняв ванну, переоделась к ужину. Было уже поздно, вечерня закончилась, а хозяева и гости давно уже собрались в Большом Холле в ожидании пиршества, приготовленного в честь отъезда Катарины.

Сегодня она постаралась выглядеть особенно хорошо. Причин тому было несколько: во-первых, сегодняшний пир был устроен в ее честь, а во-вторых… она надеялась хоть на какую-то реакцию со стороны Хью. Она так хотела убедиться, что все между ними осталось по-прежнему! Пачка писем из Святой Земли, аккуратно перевязанная ленточкой, лежала в ее вещах вместе с последней поэмой, переписанной ею для Хью, когда ей было всего двенадцать. И все же сегодня ей хотелось еще какого-нибудь подтверждения тому, что она по-прежнему является хоть и небольшой, но все же частью жизни Хью Вунэ.

Хью возвышался над всеми гостями, сидя на почетном месте рядом с очагом по левую руку Бернара де Трай. Остальные рыцари услаждали свои желудки, сидя за длинными деревянными столами, расположенными чуть ниже. Хью отхлебнул из серебряного кубка теплого вина с пряностями и откинулся на спинку кресла, в последний раз наслаждаясь теплом и гостеприимством Авиньонского замка.

Остановив проходящую служанку, он потянулся к блюду, на котором горкой лежали жареные ласточкины грудки, и взял одну. Одним глотком проглотив лакомый кусочек, Хью тщательно облизал пальцы и посмотрел вниз. Вдруг его внимание привлекла фигура Катарины, спускающейся по лестнице с галереи. Он сразу узнал ее, несмотря на чад, клубившийся под потолком.