Из дальнего угла послышалось шарканье ног, и дрожащий голос произнес:

— Мой господин, тарелки пусты. Позвольте мне сбегать на кухню и узнать, не найдется ли у повара еще чего-нибудь для вас — до рассвета осталось недолго, и он, может быть, уже успел испечь свежий хлеб.

Не дожидаясь ответа, парнишка выбежал из комнаты, прихватив с собой опустошенные блюда.

Катарина прикрыла рот рукой в тщетной попытке сдержать смех и тут же звонко расхохоталась. Хью ухмыльнулся ей в ответ.

— Как ты полагаешь, — спросил он, — дождемся ли мы его возвращения с хлебом?

Она тряхнула головой и смахнула слезы, выступившие в уголках глаз.

— Боюсь, ты напрасно испугал его, тем более, что он утащил с собой остатки твоего ужина.

— Ну, все ему унести не удалось, — откликнулся Хью и взял золотистую грушу из большой вазы, стоящей в центре стола. — Кроме того, на парне нет ни унции мяса.

— А, так он был прав, что убежал — похоже, ты все-таки всерьез рассматривал его в качестве закуски, — ответила Катарина. Глаза их встретились, и она снова улыбнулась, чувствуя, как комок подкатывает к горлу, когда он улыбнулся в ответ. С момента их встречи это была первая открытая и искренняя его улыбка. Озабоченность состоянием брата не давала ему расслабиться. Но эта улыбка шла из самой глубины его сердца, сверкая янтарными огоньками в ярко-голубых глазах.

Хью вгрызся в сочную мякоть груши и прикрыл от удовольствия глаза.

— Ах, Катарина, как я соскучился по всяким мелочам — по прохладному ветерку, по шуму дождя, по вкусу сочной осенней груши, — открыв глаза, он снова улыбнулся. — Твоя правда, я действительно был голоден.

Она согласно кивнула.

— Но я не устал, — продолжал он. — Твои снадобья не действуют.

— Они уже подействовали. Их целью было не усыпить тебя, а помочь расслабиться и отдохнуть.

Он откинулся на спинку кресла, с наслаждением вытянув длинные ноги.

— В этом они мне действительно помогли… а может, это не они, а что-то другое?

Катарина снова улыбнулась ему:

— Тогда, пожалуй, вы готовы принять ванну, сир?

— Нет, сначала я посмотрю, как там дела у Теренса.

— Если бы что-то шло не так, как надо, матушка давно бы уже послала за нами. Теренс сейчас отдыхает, отдохни и ты. — Катарина подалась вперед и коснулась его руки. — После того, как ты, наконец, подкрепился, думаю, у тебя хватит сил хорошенько вымыться.

Хью зевнул и подумал, что и в самом деле, окунуться в теплую воду — это то, чего ему сейчас более всего не хватает. Как бы прочитав его мысли, Катарина занялась последними приготовлениями к ванне. Чан уже давно был принесен в комнату, и теперь она приказала заполнить его горячей водой, и стала помогать Хью раздеваться.

В два приема он прикончил грушу и запил ее остатками вина из кубка. Он уже не помнил, когда в последний раз испытывал такое умиротворение. Щека его перестала подергиваться, а пальцы рук странным образом онемели. Решив, что он обязан этим действию снадобий Катарины, Хью улыбнулся и поднял ногу, чтобы девушке было удобнее стянуть с нее сапог. Пока она умело стаскивала с него оба сапога, в комнату уже вошли служанки, несущие на длинных жердях бадьи с горячей водой. Катарина быстро распорядилась налить воду и помогла Хью снять кольчугу, штаны и тунику.

— Помнишь, Катарина, точно так же было и в первый раз, когда мы встретились? — он пристально посмотрел на нее и увидел, что на щеках девушки появился легкий румянец. — Ты тогда ошпарила моего брата, а потом пришла сюда и стала рассказывать мне, как это важно, чтобы каждый умел читать и писать, а затем предложила научить меня этому.

Катарина бросила в воду кусок мыла, и Хью опустился в чан.

— Это действительно очень важно, — просто ответила она.

— Я знаю, — Хью всей кожей впитывал нежные поглаживания ее тонких пальцев, когда она намыливала ему грудь и спину. Она наклонилась к нему, и он втянул ее аромат. От нее пахло осенними яблоками, травами и чем-то таким, от чего у Хью голова слегка пошла кругом. — Теперь я говорю, читаю и пишу на трех языках, — гордо сказал он.

У Катарины загорелись глаза:

— Как это чудесно! Французский, латинский, а какой еще?

— Арабский.

— Язык сарацинов? — удивленно спросила она.

— Они тоже люди, Катарина, и я многому научился у них.

— Это замечательно, Хью.

Он повернулся к ней.

— Ты так считаешь?

— Конечно.

Хью кивнул и снова поудобнее устроился в воде. Катарина потерла его спину и шею, затем начала мыть волосы. Плавными движениями она массировала кожу его головы, и Хью застонал от наслаждения.

— А теперь смой мыло, — приказала Катарина и мягко надавила пальцем ему на макушку. Хью с головой скользнул под воду, а когда вынырнул, в глазах его играли бесенята.

— Ты уже заканчиваешь мытье? — спросила Катарина.

Вместо ответа Хью надул щеки и выпустил тонкую струйку воды прямо ей на передник.

Катарина вскрикнула, глядя, как струйка грязной воды стекает по одежде, Хью показалось, что сейчас она в возмущении выскочит из комнаты, но тут глаза ее сверкнули, она схватила ведро, стоявшее рядом с чаном, зачерпнула воды и нахлобучила ведро на голову Хью.

Тот сорвал с головы ведро и тоже зачерпнул воды из чана. Теперь Катарина не на шутку рассердилась.

— Хью Вунэ, — вскричала она. — Даже и не смей думать о том, чтобы облить меня своей мыльной водой еще раз!

— Ну, Катарина, — запротестовал он, — что ты ведешь себя, как старуха! Ты же раньше была такой веселой!

— Старуха?! — она с силой запустила в него куском мыла. — Да если хочешь знать, в Авиньоне по-прежнему никто не сравнится со мной на соколиной охоте!

Хью округлил глаза:

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

Катарина уперла руки в бока и наклонилась к нему.

— Нет, мсье рыцарь, мне не нужно, чтобы вы в это поверили, я докажу это. Как только Теренс поправится настолько, что можно будет его оставить хоть на день, мы отправимся на охоту. Тогда ты сам увидишь, кто лучше умеет это делать.

Катарина была совсем близко от Хью. Брови ее были сердито нахмурены, а губы вызывающе поджаты. Он смотрел на эти губы, зачарованный совершенством их формы, нежной мягкостью их, золотисто-красным цветом, напомнившим ему румяный бок спелого, сочного персика, ждущего прикосновения других губ, изнывающих от жажды. Он перевел взгляд на глаза цвета морской волны, в бездонной глубине которых мелькали то голубоватые, то золотистые искорки. Он помнил эти глаза, но тогда они сияли на лице девочки-подростка, а теперь украшали собой женщину редкой красоты, душа которой осталась такой же доброй и любящей, какой он ее помнил все эти годы.

Катарина облокотилась на край медного чана, не в силах побороть странное чувство, невидимой нитью связавшее их. Она улыбнулась Хью, чувствуя, как тот тщетно пытается разорвать эту нить, но ответной улыбки не последовало. Он смотрел ей в глаза, как бы пытаясь проникнуть в самые сокровенные глубины ее естества. Игра была окончена, выражение лица его изменилось, и несколько долгих мгновений он смотрел на нее, не отрываясь.

Он был так близко, ее рыцарь, все чувства Катарины обострились, его дыхание гулом отдавалось в ее ушах, ноздри наполнил запах мыла, смешанный с теплым ароматом его кожи. В потемневшей комнате пламя очага бросало красноватые отблески на его бронзовое тело, и Катарина как зачарованная смотрела на их танец. Наступила странная тишина, нарушаемая только шипением факелов, и все окружающее перестало существовать.

Словно во сне Катарина увидела, как Хью взял ее руки в свои. Он прижал их к мокрой груди, и она едва не лишилась чувств, ощутив ладонями упругость золотистых волос. Как будто во сне она смотрела, как Хью подносит ее руку к губам, и когда он, наконец, коснулся ее, Катарина вздрогнула, словно молния ударила между ними. Жар разлился по всему ее телу, руки и ноги отказывались повиноваться ей. Это были новые для нее чувства, которых до сей поры ей не приходилось испытывать. Он притянул ее к себе, и Катарине показалось, что она не сможет вынести напряжения, заставившего ее тело сотрясаться от дрожи. Он потянулся к ней и нежно коснулся ее губ своими. Катарина закрыла глаза, она едва держалась на ногах. Легкий вздох слетел с ее губ, как будто в душе ее открылась потайная дверца, о существовании которой она и не подозревала. Почти не сознавая, что делает, она обхватила его плечи руками.