— Считаешь, что это подстава?

— Господи, Моткеле, да что тут считать?! — Гордон аккуратно протер платком слезящиеся ресницы. — Они хотят скормить нам этого русского англичанина, причем с наглостью просто оскорбительной! Хотелось бы мне знать, за кого они нас там имеют…

— В чем ты усмотрел наглость?

— С каких пор «крота» используют в роли курьера?

— Если цель того стоит, то… — Проспер развел руками.

— А она того стоит? — прищурился Гордон.

— Ракетные шахты и характеристики топлива это тебе не пита с шуармой! — огрызнулся Проспер.

— Не пита, — кивнул Гордон и плотнее прижал грелку. — И все равно я бы не стал жертвовать агентом ТАКОГО уровня.

— Ой ли? — Проспер язвительно усмехнулся. — А что ты сделал в восьмидесятом? Не то же самое?.. Разве ты не подставил Вернера, отправляя его за чертежами ядерного центра в Багдад? Разве ты не рискнул агентом, который работал там под прикрытием четырнадцать лет?..

— А с чего ты взял, Моткеле, что чертежи центра передал Вернер? — флегматично поинтересовался шеф Моссада.

Проспер хотел возразить, но вдруг осекся. Размытые старостью и слезами глаза Гордона показались ему бездонной пропастью, заглядывая в которую испытываешь головокружение не от высоты, а от БЕСКОНЕЧНОСТИ возможного падения…

— Значит, ты считаешь его бесперспективным? — Проспер стал демонстративно складывать бумаги в папку.

— Я этого не говорил, — спокойно произнес Гордон. — О перспективах уместно рассуждать только в том случае, если обладаешь хоть каким-то знанием. Прочувствовать в этой истории намерение подцепить тебя на крючок — задача не сложная. В этом случае, нужно действовать как умные рыбы: либо не ешь наживку — хватает и другого корма, либо попытайся снять ее без ущерба для собственной губы…

— А если не так аллегорично?

— Ты так нервничаешь, Моткеле, — криво усмехнулся Гордон, — словно это тебя, а не меня собираются закопать на кладбище…

— Извини, — пробормотал Проспер.

— Ты знаешь, ПОЧЕМУ они его подставили?

— Как я могу знать, если до разговора с тобой считал, что это, скорее всего, не подстава?

— И продолжаешь считать? — допытывался Гордон.

— Скажем так: готов рассмотреть твою версию.

— Что-то мне не нравится твоя уступчивость… — Гордон тяжело откинулся на спинку кресла. — Послушай меня, сынок. Я знаю, ты никогда не был от меня в восторге. Хотя, видит Бог, я немало сделал, чтобы воспитать в тебе качества, которые ты, в силу упрямства и стремления самоутвердиться, отвергал. Через месяц в этом кресле будешь сидеть ты, Моткеле. Так вот, представь себе, что месяц уже миновал. Принимай решение сам. Даю слово, что не стану тебе мешать. Ты думаешь, я настолько уверен в своей непогрешимости? Вовсе нет, Моткеле. Говорю тебе со всей откровенностью, на которую способен без пяти минут покойник. Мое нормальное состояние — многократно просчитывать и ставить под сомнение любой шаг, даже самый малозначительный. Жизнь научила меня с уважением относится к деталям. В этих просчетах я не доверяю никому и, в первую очередь, самому себе, своим оценкам, ощущениям, интуиции… Я вижу, как воодушевила тебя идея использовать этого бедолагу-журналиста для игры с военной разведкой русских. Пожалуйста, не надо видеть во мне старого брюзгу, стремящегося опровергнуть любую идею только потому, что она не им придумана. В данном случае все выглядит довольно привлекательно: контрразведка хватает агента ГРУ. Сам агент к сотрудничеству готов, поскольку достаточно молод и в тюрьме гнить не желает. Как и ты я убежден: отказываться от такого шанса внедриться в советскую военную разведку или, на худой случай, поводить ее за нос — роскошь непозволительная. Но уже через минуту ничего не могу поделать со своим скверным характером и задаю себе вопрос: «А, может быть, именно на такое решение и рассчитывал какой-нибудь русоволосый красавец с генеральскими погонами в штаб-квартире ГРУ?» И тогда идея уже не кажется мне столь привлекательной…

— И ты к ней остываешь? — продолжил мысль босса Моти Проспер.

— Нет, Моткеле, — покачал головой Гордон. — Как раз наоборот: именно в этот момент я и загораюсь. Мне становится интересно: что они задумали на самом деле? Каков ИСТИННЫЙ масштаб задуманного русскими, если в этом гамбите они жертвуют очень ценную фигуру? И самый главный вопрос: почему они решили пожертвовать ее именно НАМ? Во имя чего они дезавуировали не только агента, раздобывшего действительно ценную оперативную информацию, но и опытного нелегала с прекрасной легендой, работавшего под крышей Би-би-си?

— И ты хочешь сказать, что знаешь ответ? — негромко поинтересовался Проспер.

— Я? Я знаю ответ? — Гордон уничтожающе усмехнулся. — Это ведь не я тебя вызвал, сынок, а ты пришел ко мне с идеей разработки русского агента, не так ли? Не морщись, Моткеле, и возьми себе в голову: когда ты станешь большим боссом, когда к тебе явится твой заместитель с ТАКИМ планом, а потом сам же поинтересуется, есть ли у тебя ответы на самые важные вопросы, гони его в шею! Или держи на почтительном расстоянии от себя…

— Почему же ты этого не делаешь? — на широких скулах Проспера вздулись желваки.

— Мы же договорились, — улыбнулся Гордон. — Месяц прошел, меня уже прооперировали и даже успели похоронить… Никому еще не удавалось гнать заместителя с того света. Но моим советом, Моткеле, воспользуйся…

— Постараюсь, — пробормотал Проспер.

— Что же касается данной ситуации, то хорошенько подумай, Моткеле. Мы ведь много раз их переигрывали. Главным образом, потому, что никогда не считали русских глупее себя. Не станем и сейчас отступать от своих правил. Разговори этого парня, — интонации Гордона внезапно обрели былую жесткость. — Вытащи из него все. До конца! Он достойный соперник, он твой коллега, а потому прояви к нему уважение. Не демонстрируй это уважение, а ПОЧУВСТВУЙ его. Что-то подсказывает мне, что начальство использовало этого парня вслепую. Если убедишь в этом русского, получишь крепкого союзника. И тогда, возможно, он вспомнит то, что сегодня неосознанно или сознательно скрывает. А там уже рукой подать до ответа, который ты сегодня ждешь от меня… Договорились?

— Договорились, — кивнул Проспер и встал.

— Ты не станешь возражать, если с этой минуты я вернусь к обязанностям твоего босса? — Гордон вопросительно, снизу вверх, посмотрел на своего заместителя.

— Ничего не имею против, если так будет еще лет десять… — пробормотал Моти Проспер.

— Ого! — редкие седые брови Гордона поползли вверх. — Неужели я сумел хоть в чем-то убедить самого Проспера? Или в тебе, Моткеле, заговорила жалость к обреченному?..

— Не преувеличивай, Шабтай, — Проспер сделал рукой неопределенный жест. — Еще неизвестно, чем закончится операция. Тебе сделают общий наркоз и…

— Никаких «и»! — резко оборвал заместителя Шабтай Гордон. — Как утверждают врачи, общий наркоз — это путешествие в долину смерти. И на сей раз, я думаю, мне выдали билет только в один конец…

Природа и характер возникновения псевдонимов в спецслужбах — процесс малоизученный. С уверенностью можно утверждать только одно: в отличии от преступного мира, где клички придумываются в соответствии с характерными, ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫМИ чертами блатных, в разведке, как правило, все делается наоборот: агента-священнослужителя никогда не нарекут «Монахом», а сотрудницу научно-исследовательского центра — «Лаборанткой»…

В картотеке агентов Первого главного управления КГБ под псевдонимом «Викинги» числились Алексей и Ирма Быстровы — чернявый тридцатилетний мужчина с вечно набриолиненными длинными волосами и яркая двадцативосьмилетняя брюнетка цыганской наружности. Ничто в этой паре не вызывало даже отделенных ассоциаций с потомками рослых и светловолосых гуннов. С другой стороны, именно так и должна была выглядеть супружеская пара из мексиканского города Четумаль, колесившая подобно тысячам их соотечественников-мексиканцев по бескрайним просторам Соединенных Штатов в поисках работы, крыши над головой и воспетого на все лады в сентиментальных романах «американского счастья». «Викинги» располагали безотказными документами на имя Педро и Марии Чавес, выдержавшими многократные проверки, грубоватым произношением, характерным для выходцев из южных мексиканских провинций и прирожденной способностью к перевоплощению. Оба третий год успешно работали в Штатах, ни разу не дав повода своим начальникам в Москве пожалеть о времени, силах и средствах, затраченных на их внедрение.