Сотни людей, лавировавших между запыленными автобусами, даже не обратили внимание на эту заурядную сцену.
Окна в «форде» были с модным иссиня-черным затемнением, от чего, несмотря на яркое солнце, в салоне машины было сумрачно. Так же, как на душе Серостанова. Отъехав метров сто, молодые парни, расположившиеся на заднем сидении по обе стороны, заработали, как хорошо притертая пира цирковых акробатов. Брюнет, бравший его в автобусе, резким движением выдернул из кармана левую руку Серостанова (свежеиспеченный подполковник ГРУ невольно вздрогнул, увидев, что рука от кисти до кончиков пальцев посинела), присоединил ее к правой и защелкнул на запястьях тонкие стальные наручники. Второй в это время методически обшаривал его одежду — от ворота свитера до носок. Потом стащил с него туфли и, полуобернувшись к окну, стал их исследовать. Тем временем первый, сковав запястья Серостанова, вытянул из куртки широкий моток черного пластыря и залепил ему глаза… Проделывая все эти процедуры, парни не произнесли ни слова. Да и у Серостанова не было никакого желания вступать в беседу. Он понимал, что три молодчика с цепкими черными глазами — вовсе не та публика, перед которой имеет смысл разыгрывать сцену возмущения.
…Когда чья-та рука резким движением содрала с глаз черный пластырь, Серостанов непроизвольно зажмурился: мощный люминесцентный рефлектор — единственный источник света в погруженной в полумрак комнате без окон — бил прямо ему в глаза. Те же руки разомкнули стальные браслеты на запястьях.
— С прибытием, господин Салливан…
Серостанов понял, что руки и голос принадлежат одному человеку.
— Вы забыли добавить, в преисподнюю, — пробормотал он, прикрыв глаза от нестерпимо яркого света тыльной стороной ладони. — Да отведите вы в сторону этот чертов свет!..
— Я действую по инструкции… — Человек, которого Серостанов, из-за бившего в глаза света, просто не мог разглядеть, говорил на английском как урожденный шотландец. — И потом, господин Салливан, солнца вы не увидите еще как минимум восемь лет. А лампа, если вы обратили внимание — кварцевая. Так что, пользуйтесь моментом, загорайте…
— Целых восемь лет? — в голосе Серостанова звучало неподдельное изумление. — Это за что, интересно? За безбилетный проезд в автобусе?
— За шпионаж, — спокойно ответил голос.
— Послушайте, у меня нет желания вступать с вами в идиотскую дискуссию, — отмахнулся Серостанов. — Мне не раз говорили об израильском бардаке, но только сейчас у меня появилась возможность ощутить этот бардак на собственной шкуре. Я — журналист Би-би-си и нахожусь в служебной командировке. Надеюсь, вы не очень обидитесь, если я сообщу вам, что больше ни слова не скажу до тех пор, пока сюда не будет приглашен посол Ее Величества?
— Я вообще человек не обидчивый, господин Салливан, — радушно откликнулся голос. — Так что, будем считать, что выражение «израильский бардак» в этих стенах не звучало вообще. А что касается посла Великобритании мы, конечно же, его пригласим. Хотя, думаю, очень скоро вы сами откажетесь от этой просьбы…
— Вот даже как… — Серостанов постепенно привыкал к режущему свету и даже стал различать отдельные черты лица своего следователя. Он был явно не молод, в старомодных очках и обрит наголо. — Может быть, сообщите заодно, почему?
— Естественно, сообщу, — кивнул бритоголовый следователь. — Но не раньше, чем получу ответ на несколько вопросов.
— Я уже сказал вам: все разговоры — в присутствии посла, — твердо ответил Серостанов.
— Ну, как знаете, — следователь пожал плечами и потянулся к телефону. — Я вообще-то не очень люблю разговоры подобного рода при свидетелях. Тем более, при таких высокопоставленных, как посол Великобритании в Израиле.
— Почему же? — Серостанов неожиданно ощутил прилив сил. — Как раз присутствие ответственного лица может окончательно устранить любое недоразумение. И заодно не допустить беспредел в отношении гражданина иностранного государства. Так что, не отказывайте себе ни в чем, мистер, и звоните, пожалуйста…
— А вы действительно уверены в этом? — бритоголовый следователь, дважды крутанув наборный диск телефона, вдруг остановился и нацелил палец в грудь Серостанова. — А если допустить на секунду, что британский журналист Кеннет Джей Салливан на самом деле вовсе не тот человек, за кого себя выдает?..
— И что?
— Как это, «и что»?! С глазу на глаз, без посторонних, еще хоть как-то можно будет договорится. В том случае, естественно, если вы и в самом деле не тот, за кого себя выдаете. Впрочем, все это уже не имеет особого значения… Ну, так что: приглашать посла, или, во избежание досадных недоразумений, все-таки, поговорим вначале?..
«Хороший вопрос и хорошая пауза», — подумал Серостанов, только сейчас разглядев как следует лицо бритоголового следователя, сидевшего за простым столом напротив. Набрякшие, с сине-красными прожилками, мешки под глазами, слезящиеся серые точки за толстыми стеклами очков, неожиданно тонкий и даже изящный для такого плебейского лица нос, две глубокие, похожие на шрамы, параллельные морщины на скверно выбритых на щеках и, главное, этот полированный череп, отражавший направленный в глаза Серостанова садистский конус хирургического света. Следователь сидел, сложив руки на пухлом животике, и смотрел на него невыразительным, ПУСТЫМ, взглядом. Как и все люди его профессии, этот израильтянин прекрасно владел собой и своими жестами. Серостанов знал реальную, истинную цену ТАКИХ взглядов, которая в том и заключалась, что никогда нельзя было с уверенностью сказать, знает ли этот человек что-то такое, что дает ему право вести себя так уверенно, или просто блефует, импровизируя на ходу и сея панику в душе зажатого в угол противника…
Серостанов физически ощущал, как неумолимо ускользают те несколько крупиц времени, отведенных ему для достойного, мотивированного ответа. Опыт и выучка подсказывали Серостанову единственно точную тактику поведения: до последнего момента следовать букве легенды, не вступать ни в какие разговоры со следователем и требовать присутствия посла. Однако инстинкт самосохранения и обострившееся в экстремальной ситуации чутье подсказывали как раз обратное — продолжить разговор и попытаться по ходу выяснить, ЧТО конкретно есть у этого лысого упыря напротив, кроме злосчастной фотокассеты? ЧТО содержат в себе его многозначительные намеки? Блефует ли следователь, или действительно имеет НЕЧТО, дающее ему основание подозревать, что британский журналист на самом деле является агентом советской военной разведки? Ошибка в анализе этой ситуации могла стоить ему головы — Серостанов это хорошо понимал. И, поразмыслив еще несколько секунд, принял решение положиться на инстинкт самосохранения.
— Знаете, меня вдруг осенило… — Серостанов говорил медленно, спокойно, с едва уловимой иронией человека, уверенного в том, что все в итоге завершится благополучно. — А, может быть, вся эта дикая история с захватом в автобусе, наручниками и лейкопластырем на глазах — просто досадное недоразумение, а? Может, вы просто приняли меня за другого человека? Если так, то вы, безусловно, правы: нет смысла тревожить посла, если мы можем сами разрешить создавшееся недоразумение…
Ничего не ответив, бритоголовый продолжал разглядывать Серостанова. Потом медленно отвел руку от телефонной трубки и улыбнулся:
— Значит, недоразумение?
— Почему бы нет? — Серостанов пожал плечами. — Да жизнь полна ими, если разобраться…
— Вы имеете представление, где сейчас находитесь?
— Думаю, в полиции.
— Я думаю, что вы так не думаете, — улыбка сползла с небритого лица следователя. — Впрочем, сейчас это не так важно… Вы знаете, что мы нашли в левом кармане вашей куртки?
— Нет, естественно.
— Даже несмотря на то, что ваша рука находилась в момент задержания именно в этом кармане?
— Я только ПОПЫТАЛСЯ сунуть руку в карман, — уточнил Серостанов. — Но ваш молодчик чуть не ампутировал мне кисть своим захватом…
— Вам будет обеспечена надлежащая медицинская помощь.
