Без присмотра народ снова начинает переговариваться. Бизяев реагирует: отрывается от бумажки и продолжает своими словами:

– Наш комитет активно борется с лженаукой. Термин этот уходит в Средние века. Мы можем вспомнить Коперника, которого сожгли за то, что он говорил: «А Земля все-таки вертится!»

Шумок в зале. На фоне эффектной ссылки на Зощенко, подготовленной помощниками, последовавшая импровизация кажется совсем уж вопиющей. Журналисты попались не очень темные и начали азартно демонстрировать свою осведомленность. Чем меньше знаешь, тем приятнее уличать других в невежестве. До Глеба доносится: «Коперник дожил до семидесяти лет и скончался от инсульта…», «Про землю сказал Галилей, которого никто не казнил, а сожжен был Джордано Бруно за мистические опыты и поклонение демону Гермесу Трисмегисту, что тогда было нарушением закона, уголовным преступлением и каралось смертью».

Анжела, как все, не смолчала и прошипела на ухо Глебу:

– Культ Джордано Бруно существует только в России… Папа римский сказал одному моему другу, что Бруно невозможно амнистировать, пока не подтверждена его еретическая теория множественности обитаемых миров: «Вот найдите инопланетян, тогда можно будет обсудить!»

А доктор экономических наук, сообразив, что сморозил глупость, продолжает отчет уже по бумажке, но с первого ряда его громко перебивают:

– А это правда, что вы подарили жене министра тяжелой промышленности свой портрет с надписью: «Будущий президент России»?

– Чушь собачья! – кричит Бизяев, слишком близко наклонившись к микрофону.

В зале слышится только резкий, оглушающий рык – как будто зверь нападает на жертву, – и с задних рядов просят: «Что?! Повторите!»

– Товарищи, прошу вас, не отклоняйтесь от темы! – умоляет ведущий.

Спасти ситуацию пытается дисциплинированный комментатор государственного телеканала:

– Как вы полагаете, уважаемый Виктор Рюрикович, когда будет вторая волна экономического кризиса и как она подействует на нашу экономику?

И кривовато улыбается, получив в ответ оплеуху:

– Я не специалист по плаванию!

– При чем тут плавание? – вспыхивает Анжела, наклонившись к Глебу.

– Шутка юмора. «Волна экономического кризиса», – вычленяет он журналистский штамп. – Хорошие пловцы любят высокую волну, ловко ее используют, а экономисты, видимо, бессильны.

Возникшая близость с Анжелой радует Глеба. Его ноздри впитывают сложный аромат, который излучает кожа соседки. Ни одной кислой нотки, только легкие цветочные, молодящие оттенки.

А аудитория уже распоясалась.

– Корреспондент интернет-издания «Компромат», – представляется в микрофон невысокая безгрудая девчушка. – Вот перстень у вас… на правом безымянном пальце… – говорит она, запинаясь и краснея от своей смелости.

Бизяев инстинктивно приподнимает правую руку. Луч от прожектора, освещающего сцену, попадает на большой бриллиант в массивной золотой оправе и начинает свою радужную игру.

– Говорят, что драгоценность стоимостью полмиллиона долларов подарил вам Япончик. Это правда? – глядя себе под ноги, спрашивает журналистка.

– Чушь собачья! – уже спокойно говорит Бизяев, убирая руку с перстнем под стол.

Выдержка железная, но инстинкты не отменишь, сколько власти в кулак ни собери.

– Товарищи, прошу вас, ближе к теме! – Референт не оставляет попытки помочь шефу.

И тут другой шеф, шеф-редактор сайта «Сибирь. Полит. Ru», пухленькая блондинка с аппетитным декольте, называет себя в микрофон, идет к президиуму, по пути поясняя народу, что передает Бизяеву открытое письмо, подписанное несколькими десятками журналистов из Кузнецка.

– Вы здесь сидите на пресс-конференции, очень достойный и милый человек, – добавляет она. Звучит как издевка. – И мало кто знает, как вы себя ведете, оставшись наедине с журналистами. Как хамите им.

– А вы со мной наедине хоть раз оставались? – похотливо оживляется Бизяев.

– Слава богу, нет. Но мои корреспонденты и многие сотрудники других СМИ мне достаточно рассказывали. Как вы во время интервью сидите и в зубах ковыряетесь. Мясо выковыриваете.

– Свинину или говядину? – барственно кокетничает депутат.

– Я больше не могу! Все равно дальше уже фуфло пойдет, – вставая, громко говорит Анжела и, выпрямив спину и отвернувшись от президиума, медленно идет из зала. Шествует.

Почти два десятка журналистов следуют ее примеру. Глеб тоже.

– Ох, нарываетесь, Евгения Ильинична, – шепчет-шипит охранник, придерживая дверь, которую распахнула Анжела.

Угроза прозвучала. И Глеб, чувствуя свою нужность – защитник! – отстает на полшага, чтобы прикрыть тылы. Ну, и чтобы не так явно было, что он ростом чуть ниже спутницы.

Они молча минуют лифт, который надо еще ждать, а и лишней секунды тут не хочется проторчать, сбегают по лестнице вниз и выходят на Зубовский бульвар.

– Тебя подвезти? – не похоже на себя, по-доброму предлагает Анжела, когда ее розовая красотка подмигивает фарами и пищит в ответ на нажатие кнопки дистанционного ключа.

«Ты»? Глеб хмурит брови, собирает лицо в щепотку, чтобы не выдать свою радость, и, четко проартикулировав «спасибо», одновременно с Анжелой залезает в машину. Не учитывает, что у «порша» низкая посадка, и словно проваливается в яму. Вроде как ему указано: знай свое место…

– Бедная Ника! – говорит Анжела, трогаясь с места. – Неужели ты с этим хреном ничего не можешь сделать?! Ну есть же у прокуратуры какие-то рычаги, блин! – стучит она по рулю, притормаживая у первого светофора.

Не решаясь пока «тыкать», Глеб старается избежать прямого обращения:

– Я попытаюсь, конечно… Но мне никто не даст разрешения… Да и что толку от официального допроса?! Придет с самым хитрож… – запнувшись, он поправляется: – хитроумным адвокатом и ни на один вопрос не даст прямого ответа.

«Нытик какой-то получаюсь!» – мысленно одергивает он себя. Надо срочно поменять тональность!

– Мы выяснили, что подозреваемый вылетел чартерным рейсом на Кипр… – Глеб пробует говорить официальным языком, но рядом с естественной Анжелой такой тон так же нелеп, как… как черный смокинг на пляже. В голову приходит сравнение, которое, наверное, могла бы придумать и Анжела… Рядом с ней все другое. – Не вечно же Олег будет бегать, – поворачивается Глеб всем корпусом к Анжеле, чтобы восстановить чуть было не пропавшее ее доверие. – Никуда не денется. За его квартирой я установил наблюдение…

Расслабившись, Глеб вытягивает ноги. Ему удобно, но и для рослого мужика тут не тесно. Морда у машины вытянутая, любой поместится… Интересно, кого она тут возит? Такая женщина всегда окружена поклонниками… Ничего, у всякого соперника можно найти слабое место. В случае чего, использую свои возможности…

Так бы и ехал бесконечно. Но как назло ни одной пробки…

– Слушай, а тебе куда надо? – Анжела поворачивается к Глебу, притормаживая возле железных ворот. – А то я уже приехала. Может, кофеем тебя напоить? – смотрит она глаза в глаза тем многозначительным женским взглядом, лучи которого покалывают мужские нервные окончания.

Глупо отказываться.

Первый висяк мне сунули сразу после защиты диплома в юракадемии. Тогда подфартило – по рекомендации препода временно взяли в Следственный комитет на место генеральской дочки, убывшей в декретный отпуск. Дело было никому не интересное. Рядовая проверка проводилась, вот и скинули на новичка.

Убийство трехлетней давности. Казашка, торговка с рынка на «Багратионовской», заявила о пропаже девятилетней дочери. Девочка дома нянчилась с братом-грудничком, в школу не ходила. В обед мать пришла покормить ребенка, а тот один-одинешенек, уже сипит, посинел от натуги. Вот совсем как в Никином случае – не могла мать добровольно бросить кроху, так и там явно кто-то увел малолетнюю няньку. Вскоре местная шпана наткнулась на ее тело с проступившими синяками на бедрах, в промежности, с тонкой шеей, опоясанной странгуляционной полосой, – на заброшенной стройке была присыпана щебнем. Убийцу с тех пор якобы ищут. «Мать на контакт не идет», – записано в деле. Теперь-то знаю – мигранты все скрывают, а если вдруг откровенничают, значит – врут. И часто просто на всякий случай, по привычке скрывают даже некриминальную правду, которая им всегда выходит боком.