36

Мне пришлось не единожды перечитать это описание воображаемой встречи Н.Н. Усова с А.Ф. Кандауровой, прежде чем я догадался, что же в нем самое поразительное. Автор, передавая свои переживания со всею доступною ему скрупулезностью и последовательностью, не замечает – и оттого не поясняет к тому причин, – что он, встреченный матерью своей возлюбленной, намерен увидеться с нею всего еще только раз – при расставании. А ведь он должен был бы находиться в ее городе около двух недель. Автор без колебаний оставляет возлюбленную поболеть до самого его отбытия восвояси. Н.Н. Усов снабдил нас многоразличными подробностями чувства , как выразился в своем дневнике почитаемый им гр. Лев Толстой, но при этом нельзя, в конце концов, не изумиться, что он даже не предполагает возможности хотя бы навестить А.Ф-ну в ее жилище, пригласить ее на прогулку, не говоря уж о том, чтобы остаться с ней подольше, уже после окончания конференции. Это просто не приходит ему в голову. Я готов допустить, что Н.Н. Усов даже и в воображении своем исходил из давнишнего опыта и оставался в бессознательной уверенности, будто А.Ф. продолжит пренебрегать им, согласясь лишь на краткие прилюдные свидания «после прилета – перед отлетом». Но это – лишь допущение. – Ю.М .

37

Здесь – простонародное, примитивное. В этом значении слово было прежде распространено в наших общих с Н.Н. Усовым родных краях. Один из немногих случаев употребления автором областной лексики. – Ю.М .

38

Редакторский перевод, сокращенный более чем втрое. В авторскую машинопись этот – и нек. другие документы – включены в виде нескольких десятков (!) страниц факсимильных копий английского оригинала. Я счел за лучшее выбрать из них только то, без чего никак невозможно обойтись, не причинив ущерба пониманию целого. Любопытно было бы взглянуть на русский извод этих документов, но Н.Н. Усов по каким-то причинам им не воспользовался. – Ю.М .

39

«Первый» – Е. И. В. Государь Павел Петрович. Далее речь идет о «втором» или, шире, – о роли великобританского правительства в судьбе Е. И. В. Государя Николая II Александровича, Царя-Страстотерпца. Если бы не превосходно организованный (для чего к делу был привлечен сам конституционный Монарх, Е. В. Король Георг V) отказ принять у себя Государя и Его Августейшую Семью, Русский Царь и его Близкие могли бы уцелеть. Но операция удалась, и Царская Семья была изолирована (заблокирована) на российской территории. В Екатеринбурге за Ней внимательно наблюдал вице(?) – консул Соединенного Королевства в «столице Урала» Томас Престон. Помимо наблюдения его задача состояла в том, чтобы препятствовать любым попыткам обмена Семьи на те или иные политические (или экономические?) льготы, как того желали в Москве и отчасти на Урале. Когда летом 1918 г. Семья при невыясненных обстоятельствах все же исчезла из Екатеринбурга, в последних числах августа в Лондоне были получены тревожные известия, согласно которым в живых могла остаться не только Государыня с Дочерьми (Наследник-Цесаревич, по некоторым данным, скончался еще весной), но и Государь Император. Последнее не нашло подтверждения. Но еще 16 сентября 1918 г. консул Престон направил в Лондон рапорт, где говорилось: «…Немедленно после расстрела [Императора] прочие члены Семьи были увезены в неизвестном направлении…» А недели две спустя в Екатеринбург прибыл Верховный Комиссар Великобритании в Сибири и на Дальнем Востоке сэр Чарльз Элиот – один из величайших дипломатически-разведочных умов столетия: полиглот, атлет, крупный ученый, выдающийся администратор – словом, этакий мега Джеймс Бонд. Ему, по всей видимости, удалось выяснить, что Е. И. В. Николай Александрович почти наверное был убит, а у Семьи нет никакой надежды выбраться на свободу живыми (это, кстати, не совсем соответствовало действительности). Это означало, что «династической опасности» Семья не представляет и, стало быть, республиканскому строю в новой России ничего не грозит. – Ю.М .

40

В оригинале стоит “happy hours”. – Ю.М .

41

Имеется в виду «антиутопический» гротеск Михаила Харитонова «Маленькая жизнь Стюарта Кельвина Забужко». Автор, несомненно, перечитался обличительной фантастики 50–60-х, но получилось у него недурно. – Ю.М .

42

Ср. у Бл. Августина в «Исповеди»: «Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю». Привожу в переводе М. Сергеенко по изданию 1992 г. – Ю.М .

43

Ср. также: «Чистое Время, осязающее Время, реальное Время, Время, свободное от содержания, контекста и комментария-репортажа, вот мое время и моя тема». Соч. Вана Вина «Ткань времени» («Ада, или Страсть», 1969. Пер. О. Кириченко).

Сомнительно, чтобы Н.Н. Усов был знаком с этими сочинениями. – Ю.М .

44

Даже легендарный комбриг-авиаконструктор и визионер Роберт Людвигович Бартини, и тот, зная о времени побольше иных прочих – он ставил на личных бумагах совершенно произвольные даты, – не избежал этого ложного образа: он уподобляет время, им же самим признанное объемным, трехмерным, даже обладающим собственным пространством, киноленте; но при этом все же замечает, будто наше сознание перескакивает от кадра к кадру через «разломы» непрерывности – промежутки небытия. «Передо мной качается маятник часов. В своих крайних положениях маятник останавливается, между этими положениями он находится в движении. Качание маятника я заснял киноаппаратом. Последовательные положения маятника на киноленте отображены рядом, они присутствуют тут неподвижно и в одинаковой мере. Но все кадры несколько смазаны: во время экспозиции маятник переместился, центр груза изображен не точкой, а черточкой. Когда я увеличивал скорость съемки, длительность экспозиции сокращалась и черточка становилась короче. Что же будет в пределе? Очевидно, я получу вереницу неподвижных дискретных точек, плотно прилегающих друг к другу: тут точка есть, потом она исчезает и появляется рядом. Это та же самая точка? Или исчезла одна, а появилась другая? Что есть движение – сумма неподвижных положений или сумма исчезновений и появлений? Как возникает движение? Куда исчезает и откуда появляется точка? Уничтожается ли она, когда исчезает, или существует попеременно в бытие и инобытие?» Говоря все это, Бартини понимал, что «никакого движения в мiре нет, а есть скачкообразная, от “кадра” к “кадру” смена состояний». Это противоречие – неизбежный плод безбожия, пусть даже самого тонкого, изысканного и виртуозного, но безбожия. Как и все тварное, время предназначено Создателем только для этого, земного, тварного, повторимся, мiра, только в нем оно действует, существует, может быть наблюдено и проч., что, кстати, явно понимал Н.Н. Усов (см. несколькими абзацами ниже). Поэтому любые рассуждения о некоем всеобщем времени, неведомо как объединенном с пространством или даже имеющем собственную пространственность (по формуле, предложенной Бартини), прикровенно зиждутся на материалистическом постулате «объективной реальности» – и потому заводят в тупик. – Ю.М .

45

Н.Н. Усов перелистывал роман норвежца Эрленда Лу «Наивно. Супер». Но что попалось на глаза автору – самому Лу? Среди прочего это мог быть Ричард Бах с его «максимой»: «Нет прошлого, нет будущего, только настоящее». Усов, несомненно, читал М.А. Булгакова, но его сочинение «Блаженство» он, вероятно, не приметил. А ведь именно герой «Блаженства» инженер Рейн прямо говорил, что «время есть фикция… не существует прошедшего и будущего». Зато ловкий эпигон отечественной словесности 20–30-х годов прошлого века проф. В.В. Набоков мимо Булгакова не прошел – и не преминул пококетничать: «Сознаюсь, что я не верю во время». – Ю.М .