Ошибочно «счастливы» те люди, которые «задавлены мыслию, что счастье заключается в материальном благосостоянии, а не в обилии добрых чувств, присущих человеку» («Неизданный Достоевский», 1971). Таких «счастливых» Достоевский даже не считает за людей — это «безличности». «Если хотите, — писал Достоевский, — человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас же сделается глубоко несчастлив» («Неизданный Достоевский», 1971). Ту же мысль выражает старец Зосима в «Братьях Карамазовых», предсказывая будущую судьбу сердобольного Алеши: «Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь…» (Достоевский, 1958–1973). Ф. М. Достоевский совершенно убежден в том, что подлинная личность, в отличие от «безличности», глубоко несчастна. А если и счастлива, то лишь сознанием своего несчастья,

Вот уж, что называется, один из классических парадоксов тот! самой, загадочной «русской души». Обратите внимание на то, что абсолютное большинство героев Достоевского, а они-то и есть носители этой самой «русской души», люди глубоко несчастные. Однако очень часто, в отличие от объективного состояния, субъективно они чувствуют себя вполне счастливыми.

В заключение, кстати, о сексе. «Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа» (Достоевский, 1895). Так сам Ф. М. Достоевский объяснял верность супружескому долгу со стороны пушкинской Татьяны («Но я другому отдана, и буду век ему верна…»).

Так выглядит «счастье по-русски» в начале третьего тысячелетия. Согласимся, что выглядит оно несколько странно, если не сказать большего; однако вместе с тем абсолютно естественно на фоне всей истории «русской души». Время только подтверждает психологическую преемственность в ее развитии.

Национально-этническая психология русских («русская душа») складывалась под влиянием целого ряда факторов в течение исторически длительного времени. Они и породили особый тип социальной психики, отличающийся доминированием массовой психологии над развитием индивидуального сознания. Этому способствовали как объективные, так и субъективные обстоятельства. Во-первых, это были физические, прежде всего геоклиматические условия: однообразные в ландшафтном плане и трудные для освоения обширные равнинные пространства, суровые погодные условия, огромные непроходимые лесные массивы, общая удаленность от морских побережий, специфическая водно-речная сеть. Все это позволяло осваивать территорию только усилиями значительных масс людей и делало практически невозможным индивидуальное или семейное выживание. Во-вторых, это исторические факторы, связанные со средой обитания. Определенное отставание в историческом развитии определялось удаленностью от центров цивилизации. Трудности колонизации территории были связаны с наличием местного населения. В дополнение к нему, существовало и постоянное враждебное внешнее окружение. В совокупности, это отвлекало ресурсы и требовало массовой концентрации населения, как для обороны, так и для хозяйствования. В-третьих, это факторы внутреннего социального устройства: ограниченность частной собственности, консерватизм элиты, абсолютизм царско-княжеского правления, общий архаизм форм и орудий деятельности, длительное существование рабовладения в разных формах тормозили развитие индивидуального сознания, но стимулировали массово-общинные формы жизни.

Специфическая конфигурация именно этих условий определила ряд характерных конкретно-психологических особенностей населения, соответствующих специфически массовой психологии. Доминирование иррациональных компонентов в сознании и самосознании породило отрицание рациональности как таковой. Некритичность и завышенная самооценка оказались базой для полной самоуверенности в отсутствии «общего аршина» для «измерения» России. Преобладание эмоциональной веры над другими компонентами психики породило известные постулаты об абсурдности и алогичности «загадочной русской души».

В историко-психологическом анализе акцент делается на такие исторически выработавшиеся черты, как великорусский «авось» (надежда на случай и удачу, а не на расчет), неспособность к размеренному «плановому» труду и, напротив, готовность к мобилизационным моделям жизни с краткосрочным напряжением всех сил и эмоциональным надрывом; крепость «задним умом» (склонность к ретроспективной рефлексии с самообвинениями) в ущерб навыкам рационального планирования и прогнозирования жизни. История показывает, что между свободой и равенством великороссы всегда выбирали равенство. Это объясняется тем, что свобода означает индивидуальную ответственность за лично принимаемые решения, тогда как равенство деиндивидуализирует, уравнивает людей, лишая их индивидуальной свободы ради предлагаемой взамен массовой безответственности. Литературно-художественное рассмотрение, веками заменявшее в русской культуре собственно научное, психологическое или даже философское мировоззрение, приводит к близким выводам. В творчестве наиболее известного певца «русской души» Ф. М. Достоевского демонстрируется, как именно алогичная, «двоемыслящая», сверхсложная, глубоко верующая и потому религиозно-нравственная «личность по-русски» противостоит всему «плохому», которое выражается прежде всего в индивидуалистических, предельно рациональных, в первую очередь частных целях и ценностях, свойственных «западному миру». Такое противостояние становится успешным за счет преобладания общинности, массовости и антииндивиду алистичности в «русской душе». В этом она находит свое счастье и спасение.

5. Данные современных социологических и социально-психологических исследований подтверждают: особенности русской национальной психологии связаны с ее положением на перепутье между индивидуалистическим Западом и тотально де-индивидуализированным Востоком. Не повторяя крайностей восточных деспотий, Россия дала примеры собственного тоталитаризма, породившего особый тип деиндивидуализированного человека. Согласно современным опросам, россияне и поныне счастливы просто от того, что живут на свете, — без всяких попыток рационально оценить свою жизнь. Их радости потому и радости, что ими тешатся сообща. Общинность, массовость, эмоциональность, вера (причем безотносительно к религии) до сих пор доминируют в национальной психологии, уже который раз в истории оказываясь психологическим тормозом для социально-политических попыток модернизации и индивидуализации сознания и деятельности россиян.

Эта часть книги целиком посвящена специальному анализу одной из важнейших макроформ реального существования психологии масс — массовым настроениям. Как уже говорилось, таких макроформ всего две: общественное мнение и массовые настроения. Однако общественное мнение давно уже стало предметом изучения социологической науки. Для психологии же именно массовые настроения представляют собой наиболее ощутимую реальность психологии масс.

Массовые настроения — особые психические состояния, охватывающие значительные общности людей. Это состояния, переходные от непосредственных эмоций к осознанным мнениям, предшествующие массовым действиям. Это особые переживания переходного типа, вырастающие из повседневных эмоций, но рационализированные условиями социальной жизни — ее разнообразными политическими, социальными, экономическими, духовными устоями. Это общий настрой массы по отношению к тем или иным аспектам жизни.

Охватывая значительные количества людей, массовые настроения оказываются именно тем механизмом, который обеспечивает социально-психологическую интеграцию, формирование масс и как бы включает, инициирует, а затем регулирует то или иное политическое поведение.

Сплачивая людей, настроения лежат в основе массовых общественных движений, во многом определяя их действия. Прогрессивные настроения ускоряют ход развития человеческого сообщества. Напротив, реакционные настроения служат тормозом общественного развития. Учет массовых настроений, своевременное предвидение их развития становятся все более актуальными задачами науки и практики. Бурные события 1990-х гг. в нашей стране и во всем мире показали силу и влияние настроений. Одновременно они продемонстрировали, как опасно ограничиваться лишь политическими оценками тех или иных настроений, своеобразными оценочно-идеологическими «метками».