Позднее выяснилось, правда, что полный возврат к первобытно-гармоничному, недифференцированному труду возможен только в условиях труда рабско-принудительного (советский ГУЛАГ) или же рабско-суггестивного («трудовой энтузиазм» во имя коммунистической идеи). Таким образом, об идеалах приходилось постепенно забывать, реально же происходил возврат не только к исторически устаревшим целям, но и к старым формам контрконтрсуггестивной обработки психики отдельных людей для ускоренного превращения ее в массовую. Так постепенно складывался социалистический (коммунистический) тоталитаризм как полное торжество психологии масс под направляющим и руководящим влиянием правящей элиты.
Следует обратить особое внимание на то, как менялось отношение к массам у вождей русской революции. На этапе подготовки революции в стремлении к власти они пели гимны психологии масс. Однако по мере приближения власти отношения стало резко меняться: «Настроением масс руководствоваться невозможно, ибо оно изменчиво и не поддается учету; мы должны руководствоваться объективным анализом и оценкой революции. Массы дали доверие большевикам и требуют от нас не слов, а дел…» (Ленин, 1967–1984). Дальше — больше: необходимы длительные и упорные усилия «для полного перелома настроений массы и перехода ее к правильному, выдержанному, целенаправленному труду» (Ленин, 1967–1984). И наконец, предельно откровенно, хотя и достаточно образно: «Надо научиться соединять вместе бурный, бьющий весенним половодьем, выходящий их всех берегов, митинговый демократизм трудящихся масс с железной дисциплиной во время труда, с беспрекословным повиновением — воле одного лица, советского руководителя, во имя труда» (Ленин, 1967–1984).
Не будем фиксироваться на воле «одного лица»; скорее, здесь важно то, что это лицо — «советский руководитель». Взяв. власть, социалисты оказались вынуждены заниматься тем же самым, чем раньше занимались их противники — совершенствованием труда и его дифференциацией. С учетом специфики «догоняющего» развития России, с учетом психологии имевшегося тогда в стране «человеческого материала» они избрали, возможно, единственно возможный социально-психологический путь: не индивидуальная, а государственная собственность; не индивидуальный, а государственный капитализм. Название «социализм» отражало скорее не суть, а форму преобразований, которые в целом не так уж отклонялись от магистрального пути развития человечества, которым психологически следует считать развитие и совершенствование деятельности и сознания.
Хотя даже в рамках избранной массовой формы, социалисты действовали не без учета факторов классического капитализма. Вспомним: сначала большевики надеялись наладить производство только на волне массового народного энтузиазма, затем поняли, что и личная заинтересованность поднимает производство. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что для построения эффективной экономики ее нужно строить «не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма… на личном расчете, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете…» (Ленин, 1967–1984).
Однако и тут, как и при классическом капитализме, поспешность и непоследовательность даже в строительстве государственного капитализма были опасны. В начале 1920-х гг., столкнувшись с рядом крестьянских («мелкобуржуазных» — вспомним, что это было наиболее негативное оценочное понятие российских социалистов) восстаний, новая власть поняла: «Это было в первый и, надеюсь, в последний раз в истории Советской России, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас… Причина была та, что мы в своем экономическом наступлении слишком далеко продвинулись вперед… что массы почувствовали то, чего мы тогда еще не умели сознательно формулировать…» (Ленин, 1967–1984).
В итоге вместо форсированного строительства государственного капитализма большевикам пришлось возвращаться к «мелкой» социально-психологической работе, добиваясь предварительной консолидации психологии масс с помощью уже давно известных в истории средств.
Основной механизм консолидации общества при социализме (коммунизме) основан на действии феномена контрконтрсуггестии, связанного с массированной идеологической обработкой населения и строительством особой квазирелигии. Возникающая в результате партийная социалистическая квазицерковь берет на себя функции вначале религии эпохи феодализма, а затем и первобытнообщинных культов.
Появление правящей касты жрецов и обслуживающих их интересы отрядов идеологов, «апостолов» социализма, строительство храмовых сооружений, мумификация тел вождей, выделение особых культовых мест поклонения, связанных с квазирелигиозной памятью («здесь родился…», «здесь жил…», «…бывал…» и т. д.), — симптомы такого социально-психологического «отката». Замедление темпов развития, приход к власти геронтократов, отказ от инноваций — его последствия, суть которых близка к восстановлению квазитрадиционного общества. Итогом же становится распространение массовой психологии «винтиков», представляющей собой нечто среднее между законсервированной психологией масс эпохи развития машинного производства (советский вариант государственного капитализма) или даже возврат к социальной психологии первобытной общины (восточные разновидности социализма).
Критика социально-психологических дефектов социализма также не является нашей специальной задачей. Проблема состоит в том, чтобы понять объективную логику развития социально-политических образований как отражение вполне определенных социально-психологических тенденций. Пусть последние заданы действием факторов социально-экономических, типа развития разделения труда и связанных с этим процессов, — в результате все равно возникает определенная доминирующая социальная психология, которая отражается в социально-политическом устройстве. С этой точки зрения история может быть представлена как непрерывный поиск баланса между развитием психологии индивида и психологии масс. Капитализм, особенно в своем первоначальном развитии, объективно означал попытку их жесткого противопоставления, с креном в сторону интенсивной индивидуализации. Социализм, как реакция на такой перекос, означал попытку их соединения, однако тоже с креном в сторону не менее интенсивной массовизации.
Особенности наиболее исторически успешного и длительного российского социализма были связаны с тем, что психология основных, крестьянских масс населения находилась в основном на докапиталистическом уровне развития. Поэтому бунтовавшие в городах рабочие легко нашли поддержку в крестьянской среде — достаточно было разрушить прежнюю, вековую веру в царя и заменить ее на что-то иное. «Долгие поколения забитой, одичалой, заброшенной в медвежьих углах мужицкой жизни укрепляли эту веру. Каждый месяц жизни новой, городской, промышленной, грамотной России подкапывал и разрушал эту веру» (Ленин, 1967–1984). Проблема заключалась, однако, в том, что в России начала XX века не было потомственного квалифицированного пролетариата. Крепостное право в России было отменено только в 1861 г. Значит, в начале века были живы люди, непосредственно вышедшие из него. А подавляющее большинство населения, в том числе и промышленные рабочие, были их детьми, впитавшими такую массовую психологию буквально «с молоком матери». Это были полурабочие, полукрестьяне с соответствующей маргинальной психологией. Поэтому после падения монархии (к чему массы, кстати, не имели прямого отношения) предмет веры был просто заменен — вместо монарха стали верить в Ленина, в большевистскую партию и ее идеи. Психологически, с точки зрения развития сознания, ничего принципиально революционного в России тогда не произошло. Просто исторически достаточно краткосрочная попытка развития капитализма и столыпинских реформ (связанных с индивидуализацией крестьянства и разрушением традиционной общины) встретила сопротивление традиционной психологии масс. Это совпало с расцветом социалистических идей в Европе, приобрело соответствующее (не российское) идеологическое оформление и вылилось в победу русской социалистической революции. С социально-психологической же точки зрения, это было нечто иное. Это был реванш массовой психологии в ответ на попытку поспешной и во многом насильственной индивидуализации человеческой психики.
