Третий тип лидеров массы, по Лебону, «принадлежит к обширной семье дегенератов. Занимая, благодаря своим наследственным порокам, физическим или умственным, низкие положения, из которых нет выхода, они становятся естественными врагами общества, к которому они не могут приспособиться вследствие своей неизлечимой неспособности и наследственной болезненности. Они — естественные защитники доктрин, которые обещают им и лучшую будущность, и как бы возрождение». У данного типа мало фанатизма, нет увлечения одной идеей и даже особой стойкости веры. Тут все решает личная заинтересованность. По сути, это лица с сильнейшим комплексом неполноценности, стремящиеся гиперкомпенсировать его с помощью той самой толпы, которую они хотят возглавить. Образно говоря, ими движет простая идея: что «на обломках самовластья напишут наши имена». Это никак не стремящиеся любой ценой прославиться Геростраты, а скорее, мстительные и достаточно меркантильные (разумеется, в меру сохранности своего интеллекта) неудачники, аутсайдеры социального устройства.

Наконец, четвертый тип лидеров массы, обычно приходящий на смену предыдущим «вожакам» и овладевающий массой после того, как фанатики ее сформировали и основательно «разогрели», — обычный тиран или диктатор. Это лидер, подбирающий власть и пользующийся плодами того, что уже сделала для него возглавлявшаяся другими толпа. Он может сочетать в себе некоторые черты предшествующих «проповедников», но не это главное. Он умеет заставить массу полюбить себя и возбудить боязнь к себе. «За Суллою, Марием и междоусобными войнами выступали Цезарь, Тиберий, Нерон. За Конвентом — Бонапарт, за 48-м годом — Наполеон III» (Лебон, 1991).

По мнению 3. Фрейда, это и есть прообраз «идеального отца». Масса «уважает силу, добротой же, которая представляется ей всего лишь разновидностью слабости, руководствуется лишь в незначительной мере. От своего героя она требует силы, даже насилия. Она хочет, чтобы ею владели и ее подавляли, хочет бояться своего господина… Хотя потребность массы идет вождю навстречу, он все же должен соответствовать этой потребности своими личными качествами. Он должен быть сам захвачен глубокой верой в идею, чтобы пробудить эту веру в массе; он должен обладать сильной импонирующей волей, которую переймет от него безвольная масса» (Фрейд, 1969). Данные характеристики во многом совпадают с характеристиками того «праотца», которому поклонялась первобытная орда. Однако обратим внимание, что даже Фрейд не ставил появление такого лидера в фатальную зависимость от потребностей массы. Все-таки их появление связывалось с определенными историческими периодами и, следовательно, некоторыми объективными причинами.

Г. Лебон довел свой анализ до конца XIX века. Анализируя происходившее в России в начале XX века, Н. А. Бердяев писал: «В России появился новый антропологический тип, новое выражение лиц. У людей этого типа иная поступь, иные жесты…. Этот новый душевный тип оказался очень благоприятным плану Ленина, он стал материалом организации коммунистической партии, он стал властвовать над огромной страной».

Однако только к концу XX столетия стало понятно: «Большевики открыли истину, секрет которой заключался в весьма простых посылках: масса требует не идей, а лозунгов, не логики, а обещаний, не призывов к размышлениям, а угадывания ее настроения. Тогда она превращается из аморфной массы в разрушительную материальную силу. И XX век использовал искренность в качестве способа достижения цели, превратившись в самое неискреннее столетие. Отпала необходимость в проповедниках и правдолюбцах — их место заняли Троцкие, Муссолини, гитлеры. Кумиры и вожди масс, способные истерической неистовостью управлять настроением множества людей, доводя их до искренней жажды разрушения» (Васильев, 1991).

В свое время подобные выводы производили впечатление тенденциозности и социальной ангажированности их авторов. Однако, если внимательно припомнить, например, хотя бы многократно описанный фанатизм поведения А. Гитлера, известный из мемуаров современников моноидеизм В. И. Ленина или природную ущербность, сухорукость и лицо в оспинах И. В. Сталина, то многое представляется достаточно убедительным.

Фундаментальным политико-психологическим фактом является то, что всякий раз в истории во главе масс стояли особого типа лидеры — не обычные, а во многом аномальные индивиды. Подчеркнем, что практически все они, за единичными исключениями, были лидерами именно масс. Исчезала или реструктурировалась масса — исчезали, уходили в социально-политическое небытие эти лидеры. В свою очередь, если с ними что-то случалось, очень быстро растворялась или видоизменялась ведомая ими масса.

Как уже говорилось, психологическая масса — в большинстве случаев образование временное. Эмоционально-аффективные потребности входящих в нее индивидов в конце концов иссякают или реализуются. Масса становится менее энергичной. В ее поведении возникает некая пауза, шаткое равновесие. Она застывает, уже не двигаясь вперед, но еще не откатывая назад. Некоторое время на индивидов действует инерция сугубо массовых эмоций, однако, лишаясь эмоциональной подпитки от самих этих индивидов, они также иссякают. Масса начинает постепенно распадаться.

Исключим из рассмотрения действие внешних по отношению к массе факторов. Разумеется, массой можно управлять. Внешние управляющие факторы могут как ускорить, так и замедлить распад психологической массы. Их влияние относится к проблеме управления массами людей, и будет рассмотрено дальше, на конкретном примере психологии толпы. Сейчас нас интересует масса в «чистом виде».

Психика всякого индивида, в большей или меньшей степени, ориентирована на удержание определенного баланса эмоционального и рационального. Излишний крен в одну из этих сторон начинает требовать компенсации. Рано или поздно она достигается — и тогда начинается крен в противоположную сторону. Сильное эмоциональное напряжение, переживаемое индивидом в массе, сопровождаемое двигательной ажитацией, требует огромного количества психофизиологической энергии. Постепенно она иссякает. И в тот момент, когда она иссякает окончательно, когда замедляются шаги еще только что куда-то стремившейся массы, когда стихают еще только что громогласные крики и руки больше не тянутся ни вниз, за булыжником — «орудием пролетариата», ни вверх, в знак любви и приветствия, психологическое существование массы завершается.

Разумеется, это происходит не одновременно. Вначале масса распадается на отдельные, достаточно крупные фрагменты. От нее постепенно откалываются сравнительно небольшие части. В свою очередь, эти части и фрагменты быстро атомизируются, превращаясь в группки индивидов, часто с удивлением смотрящих друг на друга. Чувство полной общности, еще недавно притягивавшее их друг к другу и казавшееся незыблемым, вдруг куда-то исчезает. Каждый вспоминает о своих, индивидуальных делах и проблемах, оглядывается по сторонам и смотрит на часы, как бы заново ориентируясь во времени и пространстве. В массе чувство времени и пространства теряется, человек дезориентируется в основных координатах жизни. Переживающие сильные эмоции люди — это те «счастливые», которые «часов не наблюдают». Выходя из массы, они вынуждены ориентироваться заново.

Рациональное сознание возвращается постепенно, часто с трудом. Как правило, индивид выходит из массы психологически крайне уставшим и эмоционально обессиленным. Выше мы уже говорили о феномене амнезии, который часто наблюдается у вышедших из массы людей — они просто не могут толком вспомнить, что делали, где были, что происходило вокруг. Главный вопрос, на который они затрудняются ответить: почему они оказались в массе? Таким образом, даже иссякая, базовая потребность в регуляции эмоциональных состояний, которая привела их в массу, так и остается неосознанной.

Безусловно, мы описали достаточно крайний случай. В зависимости от вида и характеристик массы, целей и качеств ее лидеров описанные явления могут быть выражены и значительно слабее. Однако от этого суть не меняется. Членам любой массы — и участникам бесчинствующей толпы, и болельщикам после футбольного матча, и зрителям после захватывающего спектакля, и даже телезрителям после увлекательного боевика требуется время для своего рода «возвращения в реальную жизнь». В этом смысле пребывание в массе безусловно оказывает наркотическое воздействие на индивида. Оно изменяет его сознание, трансформирует его так, что возвращение к нормальному состоянию требует специальных усилий. В отдельных случаях — например, массы, переживающей стихийное бедствие, — это требует особой психокоррекционной работы. Так было, например, с массой армян, переживших в 1989 г. спитакское землетрясение. Причем подчеркнем: речь идет не только о массе-толпе спасавшихся от бедствия жителей самого Спитака. Переживание трагедии сформировало огромную массу всех армян, даже проживавших вдали от разрушений.