— Не скажи, — мотнула гривой гладких волос Гладкова, меланхолично вращавшая своей задницей кресло.

— Да тут хоть говори, хоть молчи: Гибсон — это супер! Настоящий мужчина!

— Гибсон — это дуст, — отбрила Алина и водрузила свои знатные сапоги прямо в коробку с остатками конфет.

— Как же дуст?! Как у тебя язык повернулся? — на миг остолбенела Сизикова и яростно заспорила, защищая своего кумира.

Я потупилась, уговаривая себя не встревать, отчего очки китайского летчика едва не свалились на кучу скрученных в трубочку резюме, присланных по факсу мне на рассмотрение. Было бы клево, если бы очки без моей помощи сумели разобрать бумажки!.. Но они умеют только чутко реагировать на уровень алкоголя в крови. Вечно норовят свалиться в тарелку, в постель или просто на пол…

— Мэл Гибсон — полный отстой, — дерзко гнула свою линию новенькая, которой море было до ботфортов. — Он старпер, с него же песок сыплется!

— Юлька, ну скажи хоть ты ей! — призвала меня в адвокаты Сизикова.

— Мм… не знаю, мне лично больше Хью Грант нравится. В нем есть аристократическая утонченность. Не понимаю, почему ему постоянно поручают отрицательные роли каких — то мозгляков? — вопросила я потолок.

— Ой, Хью Грант… его же соплей перешибешь, — в свою очередь, засомневалась Ленка. — У моего Гибсона один бицепс шире его торса!

— А мужское достоинство измеряется не бицепсами, — снова встряла подстрекательница Гладкова. — У мужчин, знаешь ли, дорогая, имеется такой мускул, который…

Мне так и не удалось узнать ее выводов относительно мужских достоинств и недостатков, поскольку я нетвердой походкой направилась в туалет.

Французский коньяк — очень коварная штука. При всей своей вкрадчивой, обманчивой мягкости он ударяет по мозгам гораздо круче водки… Сначала ты бодр и весел, потом вдруг обнаруживаешь, что голова твоя в кромешном тумане, а ноги не держат. Менее всего мне хотелось в таком состоянии попасть на глаза Илоне Карловне, но, как говорится, кто чего боится, то с тем и случится!.. Мы столкнулись лоб в лоб, и не только с грозной птицей, но и с субтильным Ткачом, худеньким блондином, вылетевшим из ее гнезда.

— Ой!

— Малиновская, чего вы слоняетесь по коридору? Вам больше нечем заняться? — приструнила меня директриса.

— Как же нечем? Я уже запарилась разбирать резюме! Вы себе не представляете, сколько претендентов борется за право занять вакансии торговых представителей! Их собралось совершенно невероятное количество! — Мой язык болтал сам по себе.

— Малиновская, Малиновская, — распевно, на разные лады, повторил мою фамилию Ткач и одарил меня задумчивым взглядом. — У вас, милая девушка, очень красивая, благородная фамилия!

— Господи, Андрей, что ты выдумываешь? — нервно возразила Илона Карловна и потянула спутника за локоть. — Пойдем уже!

Но Ткач уперся как баран, прямо — таки прирос к полу.

— Не скажи, Илочка! Я не выдумываю: Малиновская — это старинная дворянская польская фамилия, в Сибири она встречается крайне редко.

— Ну да, естественно, ведь мой прадед был поляком! — изрекла я заведомую ложь и, стараясь закрепить произведенное на Ткача благоприятное впечатление, сняла очки, демонстрируя очарование искусно накрашенных глаз. Кстати, мои глаза меняют цвет в зависимости от освещения. Бывают серо — голубыми, зеленоватыми, а иногда становятся темно — синими, как море в пасмурный день.

Фокус удался: я нарвалась на новый комплимент. Естественно, без очков Илонкин поклонник показался мне воплощенным совершенством: куда до него Мэлу Гибсону? Сам Хью Грант отдыхает! И Григорий Гринберг тоже…

— И как же вас зовут, пани Малиновская? — Совершенство смаковало мою фамилию.

— Юлия, — улыбнулась я, слегка покачнувшись, и облизнулась, безотчетно подражая жантильной Гладковой.

— О, Юлия?! У вас и имя польское! — восхитился ослепительный блондин Ткач, у которого не только волосы, но и брови с ресницами были белыми. — Я понял, кого вы мне напоминаете! Фрекен Жюли! Та же порода.

— Фрекен?.. — изумленно вскричала я. Насколько мне известно, Август Стриндберг — драматург, написавший пьесу «Фрекен Жюли», был шведом, а не поляком. А еще он был мизантропом и женоненавистником, недаром придумал для своей героини ужасно незавидную судьбу. Бедняжка засиделась в старых девах, от отчаяния отдалась лакею и покончила жизнь самоубийством. Да уж, подобное сравнение нельзя не признать сомнительным…

— Юлия Владимировна — рядовой менеджер по рекрутингу. — Илона Карловна произнесла слово «менеджер» так пренебрежительно, будто оно означало «младший помощник старшего уборщика». И бросила тень на мою репутацию, добавив, что я со своими обязанностями справляюсь посредственно.

Вот ведьма! Старайся, работай после этого… Я спряталась за очками, а господин Ткач ободряюще — широко улыбнулся, обнаружив дефект прикуса: его передние зубы выпирали вперед, как у кролика, а соседние резцы прятались между ними и крупными клыками. Эта вампирическая улыбка совсем не вязалась с его славным, добродушным характером.

— Ах, Илочка, кто в молодости горит желанием работать? О чем ты говоришь?! У Юленьки наверняка другие интересы — свидания, увлечения. — Он дружелюбно и покровительственно потрепал меня по плечу. — Ничего, доживете до наших лет, образумитесь!

— При чем тут годы, Андрей? — гневно передернулась Илона Карловна. — Я, к примеру, и в семнадцать лет не была разгильдяйкой, не опаздывала на работу и сейчас держу себя в черном теле!

Но Андрей будто не слышал ее саморекламы, продолжал рассуждать о животрепещущем национальном вопросе:

— Матка Боска Ченстоховска! Кого только не занесло в Сибирь: венгры, поляки, немцы, чехи, — кажется, вся Европа закалялась на сибирских морозах…

— Да, закалялась, как сталь! — с готовностью подтвердила я, утратив бдительность под воздействием коньяка.

— А вас, Малиновская, никто не спрашивает, — окончательно вышла из себя Илонка. — Хватит прохлаждаться! Куда вы собрались?

Я залилась краской стеснения, а разъяренная директриса каркнула во все воронье горло:

— Вот и ступайте!!!

— Подождите, Юленька, возьмите мою визитку. — Господин Ткач протянул мне карточку. Даже не протянул, а буквально протиснул ее в щель закрывающейся туалетной двери.

— До свидания, — пискнула я из — за двери, боясь высунуть нос, чтобы больше не раздраконивать Каркушу. Но приятный блондин продолжал общение:

— Знаете, милая фрекен Жюли, меня чрезвычайно интересуют судьбы поляков в Сибири, ибо я сам чистокровный поляк! Нам необходимо встретиться, нужно обязательно обменяться мнениями, так сказать, сверить наши ощущения!

— Да, непременно сверим! — тем же форсированным звуком пообещала я и стремглав бросилась в кабинку. Чтобы не уронить визитную карточку в унитаз, я сунула ее в карман и благополучно забыла про ненужную бумажку…

Обеденный перерыв мы с Алиной провели в «Чайна — тауне», про который я плела небылицы Илоне Карловне, оправдывая свое отсутствие на рабочем месте в пятницу. Честно говоря, мне давно хотелось вкусить чудеса китайской кухни, но было жалко денег. Прежде чем попасть в зал, я застряла в вестибюле: перед входом в бистро висел стенд с восточными мудростями. Мне больше всего понравилось изречение: «Судите других, как судите себя. Прощайте другим, как прощаете себе». Это даже лучше, чем «Не судите, да не судимы будете»…

Еды мы набрали целый воз, как для Робин — Боббин-Барабека. Салат «Девять лун» из свиных ушей, которые трудно разжевывать, капустный салат «Охотник Чу», сдобренный маринованными опятами (опята, кстати, оказались слишком кислыми). Еще нас прельстил и соевый суп, и блюдо под названием «Хвост барса», курица с орехами и курица с фунчозой, тушеная свинина с ананасами. У меня чуть живот не лопнул. Столько перца, соли, уксуса и чеснока я никогда еще не употребляла!.. Но не выбрасывать же то, за что заплачено почти пятьсот рублей? Я ела, а избалованная Гладкова все подряд отвергала. Ковыряла деревянными палочками с таким выражением лица, будто делала заведению большое одолжение, пробовала, потом выплевывала и отодвигала от себя очередную пиалу. К тому же портила мне аппетит гадкими замечаниями типа «рыгаловка». У меня складывалось впечатление, что ее мучит токсикоз. Впрочем, «токсикоз» как рукой сняло, когда мы спустились в бар «Ангар», расположенный в цокольном этаже под бистро. Идея замочить пищу пивом принадлежала конечно же Алине — мне бы в голову не пришло алкоголизироваться в разгар трудового дня.