Малышева поддержали другие.

– Сколько же вы хотите? – спросил Маленков.

– По десять рублей с трубы для каждого миномета.

Кто-то воскликнул:

– Ого!

Остальные промолчали.

Предложение было принято, и один из секретарей Маленкова пошел включать его в документ, который печатали на машипке в соседней комнате.

Все делалось в большой спешке. Почему я назвал десять рублей? Не знаю. Может быть, потому, что это круглая цифра. Проект постановления о производстве минометов читали по пунктам, по мере того как листы поступали с машинки.

Но вот все откорректировано, и нам предложили поставить под документом свои подписи, завизировать его. Под словом «согласовано» я вместе с другими поставил свою подпись. Документ взял Маленков. Рассматривая подписи, он спроспл:

– Все расписались?

А когда дошел до моей фамилии, спросил:

– Чья это подпись?

Я сказал, что моя. И он против моей подписи в скобках каллиграфическим почерком написал мою фамилию.

– Ну как же можно так расписываться? Вы знаете, к кому этот документ идет? К товарищу Сталину.

На меня, иронически улыбаясь, смотрел Малышев. Он подписывался аккуратно.

Заводы нашего главка выполнили в установленные сроки задание, и я был спокоен, хотя задание было очспь трудным – нам дали всего три дня на сдачу первой партии труб.

Третий день еще не кончился, как раздался звонок Маленкова.

– Как обстоит дело с отгрузкой заводам труб?

– Все отгружено в установленный срок, – ответил я.

– Но завод, которому поручено изготовлять минометы, ничего не получил и еще не приступил к работе. Почему вы не проверили?

– Но ведь еще и срок не вышел. Все, что положено, завод получит и конце дня.

– Надо тщательно следить не только за тем, что делается у вас на заводах, по также поинтересоваться, прибыло ли вовремя то, что отправлено. А вы вытолкнули за заводские ворота и успокоились. Проверьте и позвоните мне!

Я бросил все дела, отпустил людей, приглашенных на техническое совещание, передал всем ожидающим приема, что никого, к сожалению, сегодня принять не смогу, и, засев за телефонный аппарат, стал непрерывно звонить. У директора завода узнал номера вагонов, в которых отправлены трубы. Затем, связавшись с начальником станции, узнал, когда эти вагоны вышли с завода и маршрут их следования. Звонил на узловые и промежуточные станции, на станцию назначения и, наконец, директору завода, которому были предназначены трубы. От него я узнал, сколько труб поступило на завод и сколько уже обрабатывается на станках.

Собрав все эти сведения, я позвонил Маленкову и сделал подробное сообщение.

– Вот теперь все в порядке. Надо лично все самому проверять, а не доверять другим.

…После разговора с Маленковым стало грустно. Вспомнил то, что было раньше – Челябинский завод, Серго Орджоникидзе. На наш завод Серго звонил часто. Но как разговоры с пим отличались от разговора, который я только что закончил.

Как-то мне позвонил Тевосян и сказал:

– Меня вызывают к Розалии Самойловне Землячке. Она проверяет, как выполняется постановление ЦК партии и Совнаркома о производстве работ по одному из оборонных объектов. Я пойти к ней не могу, так как в эти же самые часы должен быть в Совнаркоме. Я сказал, что вместо меня будешь ты. Кстати, в постановлении прямо записано, что необходимо сделать заводу вашего главка. Советую на заседание взять с собой и директора.

Директор завода был у нас в главке, и мы с ним отправились к Розалии Самойловне. Она в то время была председателем Комиссии советского контроля. В кабинете Землячки собралось человек пятнадцать.

Розалия Самойловна обвела взглядом всех собравшихся и сказала:

– Вы, конечно, знаете, какое значение партия и правительство придают своевременному окончанию строительства оборонного объекта. Однако проведенной проверкой установлено, что ряд наркоматов не выполнил возложенных на них поручений по изготовлению специального оборудования. Нам поручено доложить правительству о причинах срыва важнейшего задания.

– Как у вас осуществляется постановление?— спросила Землячка наркома одного из машиностроительных наркоматов. – На сколько процентов выполнен вами план?

– На восемьдесят пять процентов, – прозвучало в ответ.

– В чем причина невыполнения плана?

На наркома через стекла очков были направлены строгие глаза Розалии Самойловны.

– Производственные возможности завода не велики. Нам нужно еще два месяца, чтобы закончить работу.

– Когда постановление готовилось, с вами его согласовывали? Почему же вы согласились на эти сроки и завизировали проект документа?

– Тогда мы еще не представляли, с какими трудностями встретимся. Это обнаружилось уже позже.

– Когда эти трудности были выявлены?

– Месяца четыре назад.

– Почему сразу не доложили правительству об этом?

Нарком молчал.

– Что же делать? Если мы вас не накажем, вам трудно дальше работать будет. Ну, как можно требовать выполнения своих приказов от подчиненных вам люден, если сами нарушаете постановления партии и правительства. Мы будем вносить предложение поставить вам на вид.

– А как у вас дела?— спросила она второго нарушителя – начальника Главного управления из электропромышленности.

– Очень тяжело, Розалия Самойловна. Мы недавно приступили к работам и выполнили задание только на тридцать два процента.

– Да, я вижу, мне дали справку. Объясните, разве вы не знали, что речь идет об одном из важных для обороны страны строительств. Почему не доложили правительству, что не можете вовремя начать работы? На что вы рассчитывали?— Землячка пристально рассматривала начальника главка.

Он опустил голову и молчал.

– Мы будем предлагать вынести вам строгий выговор.

Что же ожидает меня? Мы еще совсем не приступали к работам – об этом мне сказал сидящий рядом со мной директор завода.

– А вы что, совершенно ничего по этому постановлению не сделали? – отрывая глаза от лежащей перед ней справки, спросила Розалия Самойловна, посмотрев на меня.

– Нет, ничего не сделали.

– Почему?

– Я не знал, что это такое важное дело. Завод с большим трудом выполняет план по производству броневой стали. Я думал, что это обычный заказ, и не хотел ставить под угрозу выполнение плана по броне.

– Разве вам Тевосян не говорил об этом постановлении?

– Нет, у нас с ним на эту тему разговора не было.

Землячка очень хорошо относилась к Тевосяну, любила его за честность и точность выполнения всех партийных и правительственных поручений. Хорошо она относилась и ко мне. Я видел, что ей было неприятно слышать о том, как плохо у нас обстоит дело с выполнением такого важного поручения правительства.

– А когда же вы теперь сможете все это сделать?

Не успел я ей ответить, как директор завода, сидевший рядом со мной, вдруг поднялся и сказал:

– Через десять дней, Розалия Самойловна, мы все полностью изготовим.

– Через десять дней, сегодня второе – значит, двенадцатого? Ну хорошо, я вам добавлю еще четыре дня – запишем 16 число.

– Нет, Розалия Самойловна, – опять поднялся директор завода, – запишите двенадцатого. К этому времени все будет закончено. Мы отольем слитки и прокатаем их.

– Вот видите, как нехорошо все получилось. Всего-то нужно десять дней, а вы почти полгода ничего не делали.

– Не знали, что это так важно, Розалия Самойловна.

Я стоял и только повторял – мы изготовляли броню.

Если бы я только знал, что это так важно, конечно, принял бы все меры.

Все вызванные к Землячке ушли, мы оставались вдвоем с директором завода. Опа нас задержала.

– Вот не ожидала, что может с вами такое случиться! Так теперь-то знаете, в чем дело? Шестнадцатого числа все закончите?

– Розалия Самойловна, – сказал директор, – я вам двенадцатого позвоню и сообщу, что задание полностью выполнено.

– Вы этого не сможете сделать. Завтра я уезжаю в отпуск, меня не будет здесь целый месяц.