– А ты еще подумай, что сделать можно. Ты еще не все карманы вывернул. Что мы не знаем, что ли.

Директор Северного завода всегда боролся за разумный план. Но если схему даже записывали то, против чего он горячо возражал, то на заводе он со всей своей страстностью защищал увеличенный план, поднимая на его выполнение многотысячный коллектив.

Как-то я приехал на Северный завод и сразу же направился, как обычно, к директору. Большой кабинет был заполнен народом. Шло совещание. Мы поздоровались.

– Подождите. Мы скоро кончим. Никак не могу убедить Никифорова и Иванова, уперлись – с места не сдвинешь, – вполголоса объяснил мне директор ситуацию, сложившуюся на совещании.

– Я дал обещание наркому выполнить все это в текущем месяце. Дал слово от всех нас. Что же, вы меня обманщиком хотите сделать? Я не хочу и слышать рассуждения о том, что порученное нам задание выполнить невозможно. Если нужно помочь, скажите чем? Вот к нам на завод и начальник главка приехал. Мы и его можем попросить. Да я думаю, что у нас и у самих хватит и сил, и умения справиться с заданием…

– Так не забудь пригласить директора. Он тебе поможет, если Кулик будет слишком напрягать. – И Тевосян улыбнулся.

На совещание прибыли представители промышленности, непосредственно занимавшиеся изготовлением военной техники. Когда мы вошли в кабинет к Кулику, то помимо гражданских лиц встретили несколько военных. Всего на совещание собралось человек тридцать. Среди них были начальники главных управлений и директора заводов оборонной промышленности.

Открывая совещание, Кулик сказал, что нам необходимо рассмотреть предложения, которые возникли в Наркомате обороны по дальнейшему усовершенствованию оборонительных сооружений, строительство которых заканчивается на западной границе.

Кулик любил поговорить, но на сей раз сразу же перешел к делу. Заявленные им цифры были внушительны. Когда я услышал количество дополнительных броневых амбразур, то сразу даже не мог оцепить всех трудностей, связанных с их изготовлением.

– Ну как, сможем выполнить? – спросил я директора завода.

– Трудно, но сделаем, если, конечно, нам никель дадут. Ведь это хромоникелевая сталь. Никеля у нас в обрез – только на установленную программу.

– Когда будут готовить проект постановления, мы запишем, чтобы вам дополнительно выделили необходимое количество никеля, – сказал я.

С совещания уходил со смутной тревогой. По всей видимости, угроза войны стала ближе. Зачем же тогда было бы созывать это совещание. Совсем недавно был принят план. Мы его подробно обсуждали вместе с военными. Значит, появились новые соображения. По-видимому, немцы что-то затевают.

А из памяти не выходили страницы из книги Эрнста Генри «Гитлер над Европой», где был приведен детальный план гитлеровских военных операций против Советского Союза.

– Вы сразу же приступайте к работам, не ожидая выхода постановления, – сказал я директору.

– Конечно, – лаконично ответил он, также занятый своими мыслями. – Ждать нельзя.

Директор выехал на завод. А у меня в этот вечер были занятия кружка. Тема: «Вопросы обороны социалистического государства и задачи коммунистов в социалистическом и капиталистических государствах в случае военного конфликта. между ними».

Мы вспомнили слова В.И. Ленина: «Угнетенный класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, заслуживал бы лишь того, чтобы с пим обращались, как с рабами».

Во время занятий несколько раз выступали Горелов и Рабипский. Они – наиболее активные участники кружка и вместе с тем очень хорошие специалисты – опора главка.

Через несколько дней я выехал на Северный завод.

Здесь уже полным ходом шли работы по изготовлению броневых амбразур, а также башен для артиллерийских систем.

Один из мартеновских цехов был полностью преобразован для выпуска многотонных стальных отливок. Только высокая квалификация и сильно развитое чувство сознательности сталеваров и литейщиков позволили в такие короткие сроки наладить отливку этих сложных изделий. Люди не уходили из цехов, пока технология изготовления не была полностью отработана. Все попималп ответственность, возложенную на заводской коллектив.

Сколько в эти дни возникало различных разумных предложений, позволявших паходпть выход из, казалось бы, безвыходных положений.

С завода пошли стальные амбразуры и башни на рубежи страны, где проходила оборонительная линия.

– Ну, теперь можно не волноваться, – сказал мне вечером директор завода, когда мы наконец смогли зайти с ним на квартиру для приезжих, чтобы перекусить. – Теперь дело пошло. Можно и другим заняться, – и он платком вытер пот с лица. – Домой надо будет сегодня съездить. Своих проведать, как они там живут.

За эти дпп директор заметно осунулся.

– Целую неделю не выходил с завода, – кивая на директора, сказал мне главный инженер.

– А вы сколько? – спросил я его.

– Что же мне, одного его здесь оставлять было. Не так мы воспитаны. Вот теперь можно и отоспаться, а затем и за другие дела. Нам скучать некогда, – уже совсем весело закончил главный инженер.

Весь 1939 год мы жили в большом напряжении. Это время было насыщено событиями исключительного значения – теперь многие из них относятся уже к категории исторических. Тогда же еще трудно было ставить диагнозы о возможных последствиях происходивших в различных районах мира процессах, но одно было совершенно очевидно – мир неукоснительно вползал в большую войну.

Первого сентября немецкая армия перешла польскую границу и стремительно на танках, бронеавтомобилях и мотоциклах ринулась на территорию страны. Президент Польши объявил военное положение и обратился за помощью к Франции и Англии. Но ни один из гарантов Польши не пришел ей на помощь.

У нас широко обсуждалось начало военных действий на территории Польши. Помню разговор с Ванниковым, полковником Пугановым и еще одним из военных. – тоже полковником. Мы сидели в приемной одного из кремлевских помещений и ждали вызова в зал заседаний.

– В 1920 году, когда Красная Армия вошла на территорию Польши и правительство Пилсудского закачалось, Англия и Франция немедленно направили в Варшаву военную миссию во главе с генералом Вейганом, – стал вспоминать полковник.

– Да, тогда все было использовано, чтобы остановить наступление Красной Армии, – вторил ему Пуганов, – а теперь дальше протестов дело не идет.

– Тогда шли чужие, а теперь идут свои. Мы двигались на Запад, а немцы идут на Восток – это же разница! – разъяснял сидевший рядом с нами Ванников.

– Ведь предлагали же мы и французам, и полякам совместно действовать против немцев, так нет же, отказались! – с раздражением произнес Пуганов. – Ну, раз нашей помощи не пожелали, что же тогда делать? Насильно мил не будешь. Нам надо и о себе подумать.

Такие разговоры в тех или иных-вариациях можно было слышать часто.

В тот год нас часто вызывали в Кремль. Мы пересматривали планы, готовили проекты по организации новых производств. В приемной, в четырех будках, поставленных у одной из стен, стояли телефоны, и мы, чтобы не останавливать деятельность своих учреждений, давали указания своим сотрудникам, связываясь с другими наркоматами и ведомствами, и решали вопросы по неотложным делам производства. Нам приносили сюда чай и небольшие бутерброды. Здесь, ожидая вызова в зал заседаний, мы обсуждали все события, происходящие как в нашей стране, так и за рубежом. Здесь же мы обменивались мнениями по всем событиям внутренней и международной жизни. Здесь завязывались знакомства, часто переходившие в крепкую дружбу.

Почти все наше время проходило в служебных помещениях, в среде людей, поставленных партией и правительством руководить промышленностью страны. Мы были крепко связаны друг с другом. Нами решались общие трудные задачи по подъему страны на высокую орбиту индустриализации. У нас совершенно не было свободного времени, все оно отдавалось делу. Домой мы приезжали только для того, чтобы соснуть несколько необходимых часов.