3. Профессор, я поняла… – Прошу приподнять изголовье! Вот так. До моей руки. — Профессор нахмурил брови, Сдвинул на лоб очки. К лопатке прижался ухом. Сердце, ровней стучи! Сзади немым полукругом Почтительные врачи. Смотрит кардиограмму. Молчание, как гроза… А там возле двери – мама… Нет, только ее глаза! Огромные и тревожные, Они заполняют весь свет! Скажите: можно ли? Можно ли? Или надежды нет?! Профессор глядит на дорогу, На клены, на облака. Наука умеет многое, Да только не все пока… Сердце девочки лапами Сжал ревматизм, как спрут. Еле живые клапаны, Тронь – и совсем замрут. Глаза… Они ждут тревожно. Ну как им сейчас сказать О том, что все безнадежно, Не сложно, а невозможно, И нечего больше ждать?! И все-таки пробовать будем! На край кровати присел: – Давай, Валюта, обсудим Подробности наших дел! Беседовал непринужденно О будущем, о делах, Пошучивал бодрым тоном И прятал печаль в глазах. Хотел улыбнуться взглядом, А душу боль обожгла… – Все ясно, доктор… Не надо. Спасибо. Я поняла… 4. Последнее утро Сколько воздуха в мире, Кто подсчитать бы смог? Над Африкой, над Сибирью Огромный течет поток. Он кружит суда морские, Несет паутинок вязь, И клены по всей Софии Раскачивает, смеясь. Сколько воздуха в мире, Разве охватит взор? Он всех океанов шире И выше громадных гор. Он все собой заполняет, Он в мире щедрей всего. Так почему ж не хватает Маленьким легким его?! Распахнуты настежь стекла В залитый солнцем сад. Листва от росы намокла, Птицы в ветвях свистят. Ползет по кровати солнце, Как яркий жук по траве. Томик о краснодонцах Раскрыт на шестой главе. Сегодня сердце не знает, Как ему отдохнуть. Колотится, замирает, Всю грудь собой заполняет И не дает вздохнуть! Боли бывают разными: То острыми вроде зубной, То жгут обручами красными, То пилят тупой пилой. Вот они под знаменами Злобных фашистских рот Мерными эшелонами Двигаются вперед. Но сердце все-таки бьется, Упорное, как всегда. Тот, кто привык бороться, Не сломится никогда! Пусть боль обжигает тело! Бой не окончен. И вот Она поднялась, и села, И, брови сведя, запела, Прямо глядя вперед. Трубы поют тревогу, К светлой зовя судьбе: «Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе!» Халаты, бледные лица, Но что в их силах сейчас? Бессильно молчит больница, Не подымая глаз. В приемной коврик от солнца, Ползет по стеклу мотылек… А из палаты несется Тоненький голосок. И столько сейчас в нем было Красных, как жар, лучей, И столько в нем было силы, Что нету ее сильней! Пусть жизнь повернулась круто, Пускай хоть боль, хоть свинец, — До самой последней минуты Стоит на посту боец! Полдень застыл на пороге, А в коридоре, в углу, Плакал профессор строгий, Лбом прислонясь к стеклу… Голос звучит, он слышен, Но гаснет его накал, Вот он все тише… тише… Дрогнул и замолчал… Ползет по кровати солнце, Как яркий жук по траве. Томик о краснодонцах Раскрыт на шестой главе. Стоят в карауле клены Недвижно перед крыльцом. Склоняет весна знамена В молчании над бойцом. И с этой печалью рядом Туманится болью взгляд. Но плакать нельзя, не надо! В ветре слова звучат: «Нельзя нам, не можем гнуться мы, Когда не гнулись отцы. Потомки бойцов Революции Тоже всегда бойцы!» Она не уйдет, не исчезнет, Ее не спрятать годам. Ведь сердце свое и песню Она оставила нам. Вручила, как эстафету, Той песни огонь живой, Как радостный луч рассвета, Как свой салют боевой! Вручила в большую дорогу Мне, и тебе, и тебе… «Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе!» 1964 |
