Экран внешней связи осветился внезапно. Федор мгновенно защелкнул ворот скафандра (неудобно дежурить в костюмах высшей защиты, но делать нечего — положено) и выпрямился, выкатил глаза, готовясь к рапорту. Однако вместо офицера на экране возник какой-то бородавчатый осьминог.

«С неизвестного объекта, — подумал Федор. — Надо оповестить…»

Он пощелкал тумблерами, но связи не было — ни на одном канале. Пришелец, похоже, блокировал дот целиком. Вот это техника!

И Харон с американской батареей сейчас закрыт планетой. Влип.

— Я разведчик ударной эскадры, — загудел вдруг динамик. — Предлагаю законсервировать огневую точку и ждать дальнейших указаний. Иначе ты будешь уничтожен.

Говорил пришелец, сто пудов.

«Врет, — подумал Федор, пристально всматриваясь в бородавчатого. — По роже видно — какой-то прощелыга межзвездный».

А вдруг нет? Может, за ним действительно эскадра? Что делать?

Как бы то ни было, согласно уставу, потерявший связь дот превращается в полностью автономную боевую единицу, и принятие решений ложится на его бомбардира. То есть на него, Федора. Можно сдаться, да. Выйти на поверхность и махать белым флагом до опупения. Если повезет — пощадят. Да только как потом Катьку целовать — пряча глаза-то? А если этому уроду Катька глянется, а?

Тонкий стилус хрустнул в напрягшихся пальцах, и Федор разжал кулак. Бросил на пол обломки сенсорной палочки. Спокойно. Холодная голова нужна. Вот так, молодец. Первым делом подключить батареи каскадом… нужен один залп, но ха-а-ароший. Второго залпа этот гад сделать не даст. Подключил, всё. Теперь наводим, не суетясь…

Куда нечеловеку податься

21 сентября, орбита Плутона,

межзвездный шлюп

Можно было оставить эту базу в покое, но нечеловек решил посмотреть, как местная фауна отреагирует на контакт. Информация пригодится для жатвы. Тем более что излучатели у них смешные, стреляют, как определил Лингом, маломощными очередями. Его защита их легко выдержит.

Нечеловек принял Угрожающую Позу-триста.

Похоже, испугался стрелок, отметил он, снисходительно наблюдая сквозь Лингома, как мечется в своем каземате жалкий представитель местной формы жизни.

Внезапно тот замер и обратил лицо к нечеловеку. Губы его шевельнулись.

— Что он говорит? — спросил нечеловек. — Сдается? Или молится?

Громадный рубиновый шар плазмы — гораздо более тугой и объемный, чем можно было ожидать, — вдруг вспух над планетой и ринулся навстречу шлюпу.

— Пошел… ты… — начал переводить Лингом. Конец короткой фразы он перевести не успел…

_{Рисунки Виктора ДУНЬКО}

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 5 2004

Иовер жил на равнине. Впрочем, слово «жил» не совсем соответствует тому состоянию, в котором пребывал Иовер… Иовер был равниной? Чувствовал себя равниной? Как бы там ни было, Иовер сбрасывал листву с деревьев зимой, расцветал весной, переводил стада травоядных с одного пастбища на другое… И направлял стаи хищников за ними… И танцевал на рассвете, встречая Свет и Тепло.

Когда-то давно… А может, недавно? Для бытия Иовера понятие «давности» было не вполне адекватным. В общем, когда-то прежде Иовер озаботился тем, чтобы заменить примитивные формы жизни на равнине более совершенными, более соответствующие тем условиям, которые диктовались Светом и Теплом, либо их отсутствием. Однако и кое-кто из прежних существ выжил, хотя и проигрывал эволюционировавшим собратьям. Для этих, прежних, Иовер заботливо выделил сырые затененные участки равнины, где они могли бы продолжать свой жизненный цикл без излишнего опасения встретиться с лучше приспособленными конкурентами…

Итак, жизнь равнины Иовера была сбалансирована, упорядочена раз и навсегда и, таким образом, наделена особым родом совершенства, которое в высшей форме стабильности таит подспудную жажду перемен и ожидание вызова.

Перемены пришли на рассвете. Иовер, как обычно, танцевал, приветствуя появление Света и Тепла — те только-только явились тоненьким серпом ослепительного излучения над одной из округлых вершин горной цепи, замыкающей горизонт…

И тут произошло НЕЧТО. Если бы Иовер обладал «слухом» и «зрением», он бы мог отметить, что НЕЧТО сопровождалось грохотом и вспышками, более яркими, чем дневные Свет и Тепло. Если бы Иовер обладал «памятью», он бы мог отметить, что ничего подобного прежде на его равнине не случалось… Словом, так или иначе, Иовер ощутил дуновение, сотрясение почвы и изменение теплового баланса. В клубах пара, наполовину перегородив речушку, на равнине стоял странно блестящий цилиндр. Никогда прежде Иовер не создавал ничего подобного, ибо ни в чем подобном равнина не нуждалась. Вообще, целесообразность такого предмета для Иовера не была очевидной, а его единственным императивом были необходимость и целесообразность.

Цилиндр был гораздо больше любого из созданий Иовера — любого зверя, рыбы или дерева. Но если бы Иоверу понадобилось описать его размер, он не стал бы использовать понятие «огромный», ибо цилиндр был все же гораздо меньше равнины. Ну, это в том случае, если бы для Иовера существовало понятие «размера».

Когда пар улетучился и растаял, а речка успокоилась в новом русле, в блестящем боку цилиндра — том, что не был погружен в воду, — открылись отверстия, из них к изуродованной лужайке осторожно протянулись тонкие металлические суставчатые конструкции. И все замерло. Затем часть блестящих стержней вонзилась в почву, уничтожив несколько травинок (Иовер ощутил их гибель), часть развернула широкие лопасти на концах, сориентировав их в разные стороны. И все замерло снова.

Затем — уже при новом Свете — в покрытом росой боку цилиндра открылись новые, куда более широкие, отверстия, из них опустились другие конструкции — плоские полосы, странным образом изломанные.

Когда их снабженные острыми шипами окончания вцепились в почву равнины, из отверстий показались существа. Да, это определенно были существа — в отличие от цилиндра, его обитатели оказались живыми. Они были лишь немногим крупнее самых больших из тварей долины, а вместо шкуры их покрывала странная белая чешуя. Или даже не чешуя… Иовер вскоре осознал, что странный покров пришельцев имеет иное происхождение, нежели они сами, и предназначен для защиты от механического воздействия. Остроумно! Иовер даже ощутил что-то вроде зависти к создателю тварей, что жил в цилиндре. Его существа были крупнее и сложнее тех, что населяли равнину, а эта идея чужеродного покрова… Однако никого, кто мог бы являться создателем и владыкой цилиндра, Иовер не обнаружил. А вернее, если оперировать терминами, более близкими Иоверу, — того, кто был цилиндром так, как Иовер был равниной… Тогда Иовер обратил более пристальное внимание на существ в белой чешуе. Не то чтобы он «присмотрелся», «пригляделся» или «принюхался» — скорее, «примыслился». Странно, но эти пришельцы, пожалуй, были слишком необычными. В чем-то Иовер даже признал их равными себе. Они умели мыслить абстрактно и изменять равнину вокруг себя. Во всяком случае, при следующем Свете Иовер обнаружил, что площадка вокруг металлического цилиндра преобразилась так, что это никак невозможно было объяснить естественными причинами. Да и какие причины, не обусловленные вмешательством Иовера, могли считаться на равнине «естественными»?