Эван обвел глазами палубу. Оставшиеся в живых матросы сдались на милость победителя.

— Дорогая, — Эван протянул к ней руки, — иди ко мне!

После трех долгих лет ожидания она наконец упала в его объятия.

— Ну что ж, — воскликнул Дрейк, поднимая бутыль с вином. — Мы спасли девицу, наказали негодяев, и заполучили отличный корабль. Неплохая работенка, а? — он передал бутыль Дентону.

Родриго усмехнулся:

— Ты в любой ситуации остаешься морским волком, Дрейк.

— Знаю. Поэтому мои люди и последовали за мной на край света.

Дентон сделал глоток вина и вытер рот рукавом.

— У нас будут неприятности? Все-таки мы убили испанского посла и лорда.

— Защищая свою жизнь, — заметил Андрэ.

— Думаю, мы узнаем об этом, когда вернемся в порт, — Дрейк забрал бутыль обратно.

Эван взял руку Энни и легонько пожал ее. Между ними возникла какая-то неловкость, робость, вызванная трехлетней разлукой.

Энни улыбалась в ответ, но усталость валила ее с ног.

— Тебе нужно отдохнуть. Наверное, каюта капитана свободна.

Энни кивнула, и они вместе пошли на корму. Эван помог ей подняться по трапу, у низкой двери он остановился.

— Думаю, ты найдешь там все необходимое, — сказал он.

Девушка взялась за ручку двери.

Эван застыл. Он понимал, что она все еще испытывает к нему какие-то чувства, но так же понимал, что они оба изменились. Прошли годы. Огонь любви все еще горел у него в груди, но когда он смотрел в глаза Энни, то видел незнакомку. Прекрасную, тревожащую его воображение, но… незнакомку.

Она прикусила губу:

— Не все, Эван.

— Но я сам все проверил. Там есть хлеб, вино и запас свечей… теплые шкуры на постели…

— Там нет тебя, — тихо пробормотала она.

Сначала Эван подумал, что ослышался, но когда смысл ее слов дошел до него, у него кольнуло сердце.

— Любимая, — он прижал девушку к груди.

— Энни!

Эван застыл, услышав голос Андрэ. Тот появился перед ними, похожий на большую темнокрылую птицу. Черты его лица выражали неодобрение и были напряжены.

— Энни! Прошу тебя, не делай этого.

Девушка еще крепче обняла Эвана.

— Вы уже достаточно распоряжались моей жизнью. Меня похитил Оуэн, мне грозила гибель… Как осмеливаетесь вы становиться на моем пути?

— Мы все пережили потрясение, Энни. Нужно обдумать все спокойно. Ты можешь разрушить свое будущее…

— Вы уже попытались это сделать, Андрэ, — она отпустила Эвана и выпрямилась. — Вы убедили меня, что он мертв. Вы бы сами убили его, если бы не нуждались в его услугах. У вас нет сердца, Андрэ! Откуда оно возьмется у человека, который не хочет видеть собственную мать!

— Это не твое дело, и я был бы благодарен, если бы впредь ты не касалась этой темы. Я просто хочу, чтобы ты прежде, чем стать шлюхой моряка, хорошенько подумала.

Эван напрягся, приготовившись нанести ответный удар, но Энни опередила его:

— У меня было три года, чтобы подумать и сделать выбор. Моряцкая ли шлюха, наследница ли Елизаветы… В любом случае я становлюсь шлюхой в собственных глазах.

Девушка схватила Эвана за руку, втолкнула его в каюту и с громким стуком захлопнула дверь перед самым носом Андрэ.

Лампа, подвешенная к переборке, заливала каюту золотым светом. Находившиеся в ней вещи отбрасывали длинные тени. Энни прижалась спиной к двери. Щеки ее пылали огнем, дыхание было прерывистым и тяжелым, будто она пробежала большое расстояние. Глаза выражали страдание, и Эвану передалось ее чувство. Чувство разочарования и измены. Она привыкла к Андрэ, доверяла ему, и он был ей небезразличен.

Эван заставил себя не прикасаться к ней.

— Энни, подумай, ты действительно хочешь этого?

Ее глаза гневно сверкнули:

— Эван, самые счастливые минуты в своей жизни я провела в твоих объятиях.

Он протянул к ней руки.

— Иди сюда, — когда она оказалась рядом, и запах ее тела коснулся его, он сказал: — Нам довелось пережить редкостное чудо, но с тех пор мы оба очень изменились. Так много произошло с тех пор.

— Мои чувства к тебе не изменились, — Энни, приподнявшись на цыпочки, обвила руками его шею и крепко поцеловала.

Более убедительные аргументы не потребовались. Им было о чем поговорить, но с разговорами можно подождать… Он раздел ее, потом разделся сам и повалил ее на шкуры и покрывала, устилавшие ложе алькова. Волосы, веером рассыпавшиеся по подушке, медным ореолом обрамляли ее лицо, слишком озорное, чтобы быть прекрасным, и слишком, совершенное, чтобы быть прелестным.

Хотя он бережно пестовал в своей душе утонченность и трудность их первой ночи, на этот раз быстро овладел ей. Теперь он знал, что его страсть сопоставима только с ее чувством. Приподнявшись на руках, он сказал:

— Когда я был в море, то мечтал о тебе, как о моей принцессе в золоченой башне.

— Я женщина из плоти и крови, Эван. Ты нужен мне, как мужчина, а не как странствующий рыцарь, несущий мой знак.

— А мне… мне так хотелось быть рыцарем.

Она рассмеялась и подалась навстречу ему. Он начал свой чувственный ритмичный танец, который столько лет звучал в его ушах. Она не могла сдержать блаженного стона. Руки ее гладили его спину, завораживали его, вызывая невыносимую истому. Прошептав ее имя, Эван вознес ее на вершину экстаза.

Обливаясь потом, они лежали, прижавшись друг к другу и не говоря ни слова. Эван некоторое время пребывал в состоянии блаженства, не желая ни говорить, ни двигаться, боясь разрушить возникшую гармонию. Он просто лежал рядом с ней, и этого было достаточно.

Потом они снова сошлись в любовном танце. Теперь его движения были неспешными, а руки и губы не обделили ласками ни один уголок ее тела, исторгая из него крики радости.

Когда сквозь окна кормы просочился свет дня, они лежали, переплетясь, и прислушивались к скрипу древесины и визгу штурвала, менявшего курс судна для входа в гавань.

— Андрэ скажет, что я погубил тебя, — сказал Эван, целуя влажные волосы у виска.

— Андрэ скажет много всего, но я ему больше не верю.

— Многие годы он разумно руководил королевой.

— Я не королева!

— Ты ей родня.

— Несчастная игра природы!

— Энни, я видел тебя тем вечером, когда был брошен в Тауэр. В ее присутствии ты цвела, как цветок. В тебе что-то есть. Данное Богом чувство власти, что ли… Андрэ прав в одном: из тебя вышла бы великолепная королева.

— Против воли.

Все же он заметил, что эту возможность Энни не отвергает окончательно.

— Давай не будем об этом, — она сложила у него на груди руки и уперлась в них подбородком. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне обо всем: где был, что видел, думал и чувствовал во время путешествия.

Вот такая женщина нужна Дрейку, подумал Эван. Если бы Мэри проявила хотя бы половину интереса Энни к делам Фрэнсиса, они нашли бы удовлетворение и счастье.

— Мир так невероятно огромен, Энни. Я видел невообразимые красоты и губительные опасности, чудеса, о которых раньше и мечтать не смел.

Она с живым интересом слушала о чудовищных трудностях похода в Магеллановом проливе, о странных, радушных обитателях Калифорнии, ставшей Новым Альбионом, о бесконечном плавании по Тихому океану. Экзотический Восток был местом растления, жестокости и немыслимой роскоши. В богатейших портах мира они загружались пряностями, шелками и другими ценными вещами. Они превозмогали штормы и штили, терпели бедствия, болезни, распри.

— В самые трудные времена Дрейк всегда приходил на помощь, овладевал ситуацией, — сказал Эван, — Фрэнсис умело руководит людьми.

— Дед Родриго, Сантьяго, то же самое говорил и об адмирале Колумбе, — она устроилась рядом с ним и принялась водить пальцем по его груди, сосредоточенно слушая рассказ.

— Ты увидел мир, Эван. Что намереваешься делать теперь?

Он не спешил с ответом, обдумывая ее вопрос. Одна его половина стремилась к ней и только к ней, вторая жаждала приключений, действия и даже опасности. Они во многих отношениях были чужими друг другу, он не был даже уверен в том, что она сумеет его понять.