Да. Теперь Андрэ был в этом совершенно уверен. Дон Яго Ороцо, конечно, шпион опытный, но в искусстве дворцовых интриг еще никто не превосходил Андрэ Скалия. Он видел, как ночью в дом посла приходили придворные, видел, что испанский посол что-то затевает против Энни, и боялся, что ловушка захлопнется очень скоро, а именно во время этого путешествия.

Это обстоятельство и пугало Андрэ. В Лондоне он мог следить за девушкой с бдительностью ястреба и охранять ее, но сейчас она путешествовала вместе с королевскими фрейлинами и была совершенно беззащитна.

У дверей своих апартаментов Андрэ переложил бумаги под мышку и взялся за ручку. Он услышал внутри какой-то подозрительный звук. Разъяренный, резко толкнул дверь.

Перед ним стоял высокий загорелый мужчина с длинными волосами до плеч, которые серебрились на висках сединой. У него было худое лицо с широкими скулами и слегка раскосыми глазами. Жесткая линия неулыбчивого рта.

Андрэ испытал странное чувство. Он не знал этого человека, никогда его не видел, но сразу же ощутил какую-то близость к нему, словно искра между ними проскочила.

— Да? — спросил Андрэ, никак не проявляя бурлящего в нем негодования. — Что вы делаете в моих апартаментах?

— Вы Андрэ Скалия? — с явным испанским акцентом спросил незнакомец.

— Да. А вы?

— Дон Родриго Бискайно Сармьенто, — человек подошел к дверям и закрыл их. — Я приехал издалека, чтобы встретиться с вами.

Внезапно Андрэ охватил животный ужас. Этот человек был опекуном Энни. Неужели это она вызвала его? Но зачем?

— Вы, по какому делу? Я собираюсь покинуть Лондон.

— Вы никуда не поедете, пока не ответите мне на вопросы относительно Энни Блайт.

— Я не буду делать ничего подобного.

— А я думаю, будете, — Бискайно подошел к буфету и налил себе стакан вина. Повернувшись, Родриго извлек из-за пазухи свой медальон. — Это вам о чем-нибудь говорит?

Медальон медленно раскачивался на цепочке перед глазами Андрэ. Скалия почувствовал себя так, как если бы кто-то вывернул его наизнанку. Тут же дала о себе знать боль в сердце. Он откашлялся:

— А о чем это должно мне говорить?

— А! — на губах Родриго заиграла довольная улыбка. — По крайней мере, вы чуточку побледнели. Я заметил у вас точно такой же знак.

— Вы не имеете права копаться в моих вещах, — Андрэ отвернулся, чтобы скрыть волнение. Его обуревала гамма чувств — от страха до надежды и радости. Полвека ждал он этой минуты, ждал и боялся.

Прожитых лет словно не бывало. Скалия вспомнил прекрасное детство и последовавшее за ним бесчестье. Первая жена герцога Альбукерка, в отчаянии из-за своего бесплодия, забрала себе новорожденного ребенка рабыни. Она сказала герцогу, что родила Андрэ во время одного из его долгих отъездов. Как единственный и горячо любимый наследник герцогства Альбукеркского, Андрэ научился любить роскошь и власть.

Все это у него отняли, когда герцогиня умерла. Герцог женился вторично, и его вторая жена объявила Андрэ незаконнорожденным. Его лишили всего и выбросили на улицы Неаполя. Один из слуг, сжалившись над ребенком, дал ему этот серебряный медальон, сказав, что он принадлежит рабыне, которая родила его. Всю жизнь Андрэ думал об этой женщине, надеясь когда-нибудь узнать ее.

И вот теперь, когда этот момент наступил, все в нем восстало.

— Серебряный лев — довольно распространенная эмблема, — сказал он визитеру.

— А на вашей на обороте выгравировано готическое R?

Андрэ закрыл глаза, снова ощутив боль в сердце. За окном прогрохотал гром, и начался дождь. В голове его стучало. Медальон был единственной надеждой узнать что-либо о своем прошлом. Он не раз консультировался со специалистами по геральдике и даже обращался за помощью к предсказателям судьбы и астрологам. О происхождении серебряного льва ему так никто ничего и не сказал.

Вот уже несколько лет, как он потерял всякую надежду узнать что-нибудь о своей семье. Теперь он отказывался верить испанцу. Золотых дел мастер сделал из его медальона брошь, но о готической «R» на обороте медальона он не забыл.

Ноги его не слушались, когда он снял плащ с вешалки за дверью, отколол медальон и подал его Бискайно.

Тот держал вещицы рядом. Впервые в глазах гостя блеснуло какое-то чувство: живой интерес.

— Давайте присядем, — предложил Родриго. — Я хочу вам кое-что рассказать. — Он повернул стул задом наперед и оседлал его.

Врожденная грациозность Бискайно, гибкость его фигуры раздражали Андрэ. Хотя временами он ощущал свой возраст, но скорее бы умер, чем, согласился признать это. Проворность, более молодого Родриго задевала его.

— Говорите, зачем вы пришли, я постою.

Бискайно сделал глоток вина.

— Как хотите. По-моему, мы с вами наполовину братья.

Андрэ почудилось, будто все в нем застыло.

«Нет!» — хотелось закричать Андрэ. Прошло уже столько лет…

Он сделал глубокий вздох.

— Это маловероятно.

Бискайно сложил руки на спинке стула. Бокал он удерживал одними кончиками пальцев. Дождь усиливался, струи захлестывали окно.

— Кто были ваши родители, сэр?

— Не знаю, — Андрэ никогда никому в этом не признавался, но взгляд незнакомца, казалось, заставлял говорить. — Я родился в Неаполе семьдесят лет назад… приблизительно. Я знаю только, что моя мать была рабыней в доме герцога Альбукерка.

Бискайно вскочил на ноги. Стул с грохотом упал на пол, вино едва не выплеснулось.

— По-моему, у нас с вами одна мать, Палома. Она из Вест-Индии.

— Что? Туземка? — Андрэ усилием воли заставил голос звучать ровно.

— Не совсем. Она дочь испанского гранда, Джозефа Сармьенто, наследника графа Риберы. Его преследовали — как еврея, и чтобы спасти свою жизнь, он отправился в Индию вместе с первой экспедицией Колумба.

Андрэ содрогнулся.

— Но ведь из тех, кто остался на островах, никто не выжил.

— Наш дед выжил. Он взял в жены туземку, Анакаону, и Палома — их дочь. Когда она была еще ребенком, ее захватили испанцы во время охоты за рабами. Мой отец, Армандо Бискайно, привез ее обратно на острова. Они поженились и многие годы искали вас, ездили в Испанию, в Неаполь, изучали регистрационные книги в церквях и городах. Но записи, касавшиеся линии Риберы, после получения титула были уничтожены. Все же мои родители продолжали искать ребенка, которого родила Палома, будучи сама едва ли не ребенком.

Чувство опустошения обрушилось на Андрэ. Пересекались ли его пути с этой женщиной по имени Палома? Была ли она в Неаполе? Обшарила ли в поисках его всю Испанию?

— Сейчас они живут в Сан-Августине, провинции Ла-Флорида, — заявил Бискайно. — Они счастливы и хорошо обеспечены.

— Значит, они живы?

— Ей было всего тринадцать лет, когда она родила вас, Андрэ. А в сорок лет она родила меня, — Бискайно сделал шаг вперед. — А теперь скажите, что я вас не убедил.

Андрэ нащупал венецианский кинжал, который держал в сапоге, никогда с ним не расставаясь. Он боролся с отчаянным желанием выхватить его и воткнуть в сердце Родриго.

— Вы что же, думаете, я сейчас зарыдаю от благодарности, что вы меня наконец нашли? — тихо и зло спросил Андрэ. — Передо мной стоит человек, который знал любовь родителей и те преимущества, которые ему дал их успех в Новой Испании. Вы что же, думаете, что теперь, в мои годы, я буду без ума от радости?

— Я понимаю, ваша жизнь была не из легких.

Черная ненависть переполнила сердце Андрэ.

— Убирайтесь сейчас же, пока я…

В дверь громко постучали.

— Милорд! — это был паж Андрэ.

— Не сейчас, Бертрам! — бросил он.

— Милорд, это срочно! Госпожа Блайт…

Как стрела, выпущенная из тугого лука, Бискайно пересек комнату и оказался у двери. Взяв несчастного пажа за грудки, он втащил его в комнату.

— Что госпожа Блайт?

Бертрам бросил вопросительный взгляд на Скалия. Тот жестом приказал ему молчать. Но железная хватка Бискайно оказалась убедительнее, и парень выпалил:

— Только что пришло сообщение из Данфилд-Хауз. Королева разгневалась на госпожу Блайт. Юная леди обвинила одного уэльского лорда в воровстве, и ее величеству это не понравилось!