Это положение разворачивается таким образом: (1) не только всякое конечное аналитическое предложение, но и предложение, которое посредством конечного числа преобразований сводимо к аналитическому, необходимо истинно; (2) и наоборот, всякое необходимое истинное предложение непременно является аналитическим (19, с. 440). Первая из этих двух формулировок основана на действии законов противоречия и тождества, ибо в полном аналитическом предложении S = P, то есть А=А, и это необходимо истинно потому, что А = Не-А означало бы ложь, поскольку А=А утверждается соответствующим законом как истина. Следовательно, отрицание истинного предложения не только ложно, но и противоречиво. Вторая формулировка исходит из того, что содержание субъекта есть достаточное основание для утверждения предиката, если последний вытекает из субъекта. Впрочем, и первое положение опирается на закон достаточного основания, поскольку основывает истинность предложения на факте его аналитичности.
Лейбниц объединил формальнологические законы противоречия, тождества и исключенного третьего в один закон. Это произошло посредством двух этапов, на первом из которых были соединены воедино законы противоречия и тождества, в результате чего возник «принцип противоречия или тождества, т. е. положение о том, что суждение не может быть истинным и ложным одновременно, что, следовательно, А есть А и не может быть Не-А» (12, с. 40).
Таким образом, закон противоречия оказывается как бы другой стороной закона тождества. Уже в этой формулировке видно и онтологическое значение закона, или принципа, тождества и противоречия. Собственно гносеологически он может быть прочитан так: истинное предложение не может быть ложным, и оно только истинно, а ложное предложение не может быть истинным, и оно только ложно. Встречается у Лейбница и такая редакция: все, противоречащее себе, ложно, а все, противоречащее ложному, истинно. Второй этап включает в обобщенную формулировку также и закон исключенного третьего (А есть либо А, либо Не-А, где «либо» есть сильная дизъюнкция). В результате получается следующее утверждение: «Всякое предложение одно из двух — либо истинно, либо ложно, а отрицание его соответственно либо ложно, либо истинно». Эти «либо» использованы Лейбницем так, что оказываются чрезвычайно емкими, а полученное утверждение разворачивается следующим образом: «(а) невозможно, чтобы предложение было и не истинно, и не ложно, (в) истинное предложение истинно, а ложное ложно, (с) предложение не может быть истинным и ложным одновременно, причем отрицание ложности есть истинность, а отрицание истинности есть „ложность“». В этой конъюнкции (в) соответствует закону тождества, (с) — закону противоречия, (а) — закону исключенного третьего (14, 7, S. 198–203; ср. 55, с. 400–402).
К этой логической «троице», играющей для метода роль еще одного принципа, должен быть добавлен четвертый закон, или принцип, — достаточного основания (principium rationis sufficientis), также имеющий у Лейбница как онтологическое, так и логическое (гносеологическое) значение. Всякая вещь имеет достаточное основание своего существования и изменения, также и в человеческой жизни «нельзя ничего изменять без оснований» (4, с. 459). Всякое утверждение или отрицание могут быть истинными или ложными только на определенном основании.
Методологическое значение законов логики у Лейбница велико, и оно определяется его рационализмом и характером остальных принципов его метода. Закон тождества непосредственно перерастает в принцип тождества неразличимых вещей, роль которого мы уже рассмотрели, а без закона противоречия ни этот принцип, ни принцип всеобщих различий не были бы действенными и определенными (ведь различное не тождественно). Закон исключенного третьего отнюдь не противоречит принципу непрерывных переходов, но косвенно указывает на наличие четкого отмежевания одной вещи от всех остальных, как бы качественно близкими к ней они ни были.
Что касается закона достаточного основания, то функции его в особенности значительны, поскольку под достаточным основанием следует понимать все условия (основания) бытия, совокупно взятые и действующие. Рационалистически широкое толкование этого закона нередко уводит в сторону спекулятивной телеологии от поисков конкретной детерминации того или иного события и явления; тем не менее Лейбниц определенно основывает на этом законе все остальные законы логики, и с его помощью он лишает бога свободы в его действиях и разрушает всевозможные схоластические фикции (12, с. 80), доказывает непреложность принципа тождества неразличимых вещей (12, с. 71–72) и всеобщего детерминизма.
Закон достаточного основания помог Лейбницу указать в духе рационалистического монизма путь к полному совмещению тезисов «каждое аналитическое предложение истинно» и «каждое истинное предложение аналитично», для чего потребовалось второй тезис объяснить тем, что первичные основания всех истин коренятся в некоем едином мировом разуме в качестве логических возможностей, или изначальных определений, что не следует, разумеется, понимать так, будто, по Лейбницу, всякое определение есть изначальная истина. И тогда можно будет признать, что «всякий предикат содержится (inest) в природе субъекта» (15, с. 147). Лейбниц приходит к выводу, что прав был Николай из Кузы, что модальность «случайное» значима только для конечного человеческого рассудка, имеющего деле с окружающими его единичными вещами, но не видящего их корней, бесконечно глубоко уходящих во всеобщее, между тем как на самом деле то, что фактически случайно с точки зрения относительной истины, в плане абсолютной истины оказывается необходимым.
Для того чтобы в принципе указать способ анализа, при посредстве которого относительное могло бы сомкнуться с абсолютным, следовало решить некоторые проблемы онтологии, в том числе проблему развития вещей и соотношения сущности и явления как в гносеологии, так и в онтологии. Кроме того, одного лишь закона достаточного основания для утверждения аналитического характера высказываний о случайном, то есть об эмпирических фактах, оказывается недостаточно. На помощь приходит принцип совершенства (principium melioris), требующий единства, полноты и достоверности знания, изгоняющий случайное и утверждающий необходимое. Но тем самым этот принцип, возводя случайное (и случайные истины) к необходимому (и необходимым истинам), обосновывает категорию «случайность». Последняя не сливается с «необходимостью», так как, по мысли Лейбница, опосредованное возведение ее к необходимости не растворяет ее все же в логической, геометрической или строго абсолютной «метафизической» необходимости. Почему? Всему причиной бесконечность, и Лейбниц с его замечательным диалектическим чутьем видит в ней источник как тайн и чудес континуума, так и происхождения свободы и случайности.
Л. Кутюра среди извлечений, сделанных им из рукописей Лейбница, приводит следующее: «Поистине есть два лабиринта в человеческом духе — один в том, что касается строения континуума, и другой в том, что относится к природе свободы, и оба они проистекают из одного и того же источника — бесконечности» (37, р. 210). Случайности фактов возводятся Лейбницем к «моральной необходимости» высшего разумного строя действительности, а точнее — к тому переходу от логически возможного к фактически действительному, который так трудно уловить, объяснить и обосновать в его конкретности и специфичности, но который отнюдь не происходит с фатальной неуклонностью (если бы он так происходил, то все логически возможное уже было бы действительным, не было бы ни развития, ни изменений, и фатализм Спинозовой субстанции заставил бы все окаменеть в неподвижной вневременной вечности).
Здесь принцип совершенства выступает в несколько новом свете. Если принцип достаточного основания просто-напросто требует, чтобы всякое, казалось бы, синтетическое знание было в своей основе аналитическим, то принцип совершенства указывает путь к различению способов, которым это достигается в случае необходимых или же случайных фактов и истин, и в конце концов препятствует полному отождествлению случайности с необходимостью, которое привело бы к фаталистическому, а значит, несовершенному миру. Поэтому Б. Рассел даже считает принцип полноты и совершенства всего лишь конкретизацией, уточнением и развитием принципа достаточного основания.
