Лодку надул, удочку трёхколенку, кривую от многолетнего лежания в чехле, сразу на берегу собрал, баночку с насадкой — в карман, да и выплыл. И встал от берега метрах в пяти, ничуть не тревожась относительно возможных неприятностей со стороны рыбинспекции. Во-первых, редко она сюда наезжает, во-вторых, нарушение-то ничтожное, поскольку хорошую удочку с берега даже дальше можно забросить.
И в одном только Петров просчитался, хотя вряд ли это можно просчётом считать. Чебака не оказалось — то ли срок ему не вышел, то ли он другое место для своих интимных дел облюбовал, зато окуни сущую оргию вокруг лодки устроили. Да в основном — горбачи. И почему-то чуть не поголовно самцы. Хотя всегда уверен был старый рыбак, что наиболее крупная рыбёшка — самки. Природа, между прочим, вообще любит нам иногда по носу щёлкнуть, чтоб не очень-то заносились со своим опытом и знанием секретов.
И давай Петров почём зря воду вокруг себя допотопной хворостиной хлестать. Клёв разыгрался — только успевай! И груза лет да, более того, хронической лени — как не бывало. Вот ведь сущая ерунда — окунишки эти, хоть как на них посмотри, а терапия для души и, тем самым, даже для тела — ни одно лекарство не сравнится! Разве что водочка родимая, так и то — побочный эффект в виде похмелья да дури в мозгах весь лечебный смысл обнуляют и очень часто большой минус дают.
А погода между тем стала постепенно портиться. Ветер — всё свежее, волна всё выше, благодаря чему клёв, наоборот, только интенсивней. Рыбёшка от прикосновения тёплой руки так спермой и брызжет, видимо, сперва самки икру отметали, а потом, второй очередью, самцы пришли её оплодотворять — интересно всё же у них это дело поставлено, бесконтактно, а тем не менее все довольны, отчего аппетит отменный. У рыбака же белая «рыбья страсть» по рукам ручьём течёт и все коленки в ней же, но он ни что внимания не обращает, как автомат работает, между тем ледяная волна уже пару раз через борт лодки перемахнула и все штаны ему промочила. И Петрова помаленьку начинает трясти от холода, поскольку на нём ещё только рубаха байковая, тёплая же телогрейка в багажнике без толку лежит. Но из-за подобной ерунды сниматься, к берегу плыть, время бесценное терять? Да ни за что!..
А потом, когда уже деревенеют пальцы, становится затруднительно червячка на крючок нацепить, да и червячков полузасушенных остаётся чуть, приходит-таки в дурную голову здравая мысль: «Так ведь можно запросто эти парные органы, которые в районе поясницы, застудить. Сколько было случаев. Надо завязывать, пожалуй. Куда с ними, с окунями, в конце концов, и так Иринка ворчать будет…»
Но досидел-таки Петров, как говорится, до упора. Малинка вся до единой в дело пошла. Тогда только снялся с якорей. И через минуту, не взяв даже в руки вёсла, был у берега…
Если б не промёрз до костей и не трясло б его, как собачий хвост, он бы наверняка десантирование на берег благополучно произвёл. Не впервой. Но поскольку членами своими владел в тот момент неважно, то едва одну ногу на дно поставил, а вторую приподнял, чтобы — тоже, очередная волна как по лодке даст, а лодка, соответственно, как трясущегося Петрова толкнёт, так он — на четвереньки! Прямо в ледяную воду. Вскочил сразу, а — другая волна. И — вторично…
На берег выполз, как кистепёрая рыба. И уже, что называется, «кыш!» сказать не может. Штаны скинул, отжал да и обратно надел. Толку-то. Телогрейку кое-как напялил — тоже… А ещё ведь пожитки: лодку, рыбу и прочее надо складывать как-то, в машине, по возможности, не слишком напачкав…
Всё сделал Петров. В сущности, — «на автопилоте». И сел, наконец, завёл мотор, отопитель, конечно, сразу — на полную мощность. Вроде слегка полегчало. Тронулся…
В общем, пока ехал, пришёл в себя. Но потом и под тяжёлым стеганым одеялом полночи согреться не мог. К утру, однако, был уже в полном порядке, только некоторая тревога ещё оставалась, хотя о том, чтобы какие-либо профилактические мероприятия произвести, пока не поздно, даже не подумал. Не та ментальность, как говорится. Авось, Бог милует. Ведь раньше не однажды миловал. И дня через три остатки тревоги рассеялись лёгким облачком. Обошлось! Органы крепкие оказались. Так что ещё разик Петров сгонял на Карагуз, двенадцатилетнего внука Иванушку хотелось потешить, который за тот раз сильно обиделся. Но вторично, несмотря на отменную погодку, того веселья уж не было. Пик рыбьей «групповухи» прошёл. Да и вообще по воскресеньям рыба, как правило, отдыхает.
А через две недели у Петрова как заболело! В том месте, которым в случае надобности проктолог «занимается». Так заболело, что Петров, в большинстве случаев руководствующийся испытанным народным принципом «само пройдёт», уже дня через два в больницу рванул. Но при этом как-то совсем позабыл про случай на рыбалке. Только много дней позже то и другое вместе связал. Ну, нет потому что навыка квалифицированно болеть!
И старый, но при этом поразительно бестолковый поселковский хирург, недолго думая, геморрой у Петрова выявил. И, соответственно, прописал. Хотя пациент большое сомнение высказывал: откуда-де геморрой, Владимир Саныч, я ж когда-то штангой занимался, техника безопасности у меня, можно сказать, на уровне рефлекса, отчего до сих пор любые тяжести спокойно перемещаю, и — ни грыжи до сих пор, ни — тьфу, тьфу, тьфу — «острохондроза», ни этого самого? А хирург упорно — всё равно-де…
Ничего не помогло. Тогда только вспомнил купанье в талой, по сути, воде. Поделился этим с хирургом. Но тому любимый диагноз отменять — авторитет терять. Будто — есть что. Однако направление в ОКБ № 1 выписал. Раз пациент настаивает. Да только к узкому специалисту Петров собраться так и не смог. Как сказали ему, что нужно предварительно с собой сделать, да потом выехать из дома ни свет, ни заря, да потом выстоять несколько часов в очереди возле регистратуры, да что там с ним будут проделывать, если ещё талончик достанется — так и угас энтузиазм, который без того едва тлел. Ведь, помимо перечисленных трудностей, ещё и в машине трястись — мучение, стоять в очереди — мучение…
Вспомнилось: «По утрам он поёт в клозете…», — начало «как бы романа» Ю. Олеши «Зависть». Читал давно, а только теперь понял, что автор-то, видать, был не понаслышке знаком, как минимум, с геморроем…
В общем, решил Петров помирать. В конце концов, что он теряет-то. Помирать, поскольку рак прямой кишки (это он сам себе такой диагноз, тоже недолго думая, поставил) лучше не беспокоить. Насмотрелся, небось, по телевизору, как они мучаются, «спасённые» эти да их домочадцы. А если — не рак, то пусть «само проходит». Должно же рано или поздно. И стал ждать: «To be or not to be».
И промучился, считай, всё лето. Так долго и так сильно у него ещё ни разу нигде не болело. Ирину Васильевну и прочую родню тоской своей и мрачными приколами почти, можно сказать, подготовил. Ну, или заморочил. Хотя, пожалуй, ему всё же понемногу легчало. Но уж очень понемногу…
А посредине августа вдруг внука опять на рыбалку потянуло. Приятели-то его время от времени ездили куда-то с отцами, хвастались добычей своей, вот Иванушка и начал деда тиранить — погнали да погнали на Карагуз. Петров ему — ничего не поймаем, не сезон, но внук, если ему что-то втемяшилось, умеет так капать на мозги, как в древнекитайской пытке капают. И достал деда таки.
— Ладно, — сказал Петров решительно, будто опять в ледяную воду нырнул, — сгоняем разик. Вот будет у меня послезавтра выходной… Только не за паршивыми окунями, из-за которых я, можно сказать, помираю. На карпа настроимся. Когда-то на Карагузе я карпа успешно промышлял. Его там было немного, зато очень крупный. Может, остался ещё хоть один. И нам пофартит. Как в лотерее. Правда, я отродясь в лотерею не выигрывал…
И они поехали, хотя душа всю ночь так ныла, так, помимо воли и сознания, надеялась, что, может, погода к утру вдруг резко испортится. А то ведь предстоит день-деньской плавать по неизбежным волнам да ещё вдвоём, грести безостановочно несуразными весёлками, ёрзая по твёрдой такой фанерке, либо уж взять что-нибудь мягкое под зад — всё не так…
