26 ноября 2008 года на пятьдесят девятом году жизни умер Александр Николаевич Чуманов, поэт, прозаик, публицист, постоянный автор нашего журнала в течение ровно тридцати лет. За эти годы Александр Николаевич издал четыре книги прозы, четыре сборника стихотворений. В 1987 г. стал лауреатом премии журнала «Уральский следопыт», в 2001 и 2004 гг. — лауреатом премии журнала «Урал», в 2002 г. — премии «Чаша круговая», а в 2005 г. — лауреатом премии им. П. П. Бажова за повести «Творческий день», «Брат птеродактиля» и роман «Три птицы на одной ветке». Этот же роман вошёл в лонг-лист премии «Русский Букер» в 2004 г. А книга прозы «Житуха» (2006) была номинирована на премию губернатора Свердловской области.

После выхода книги были написаны «ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были», ставшие последней прижизненной публикацией, приуроченной к 30-летию сотрудничества Александра Николаевича с «Уралом», а также ряд рассказов, часть из которых мы предлагаем вашему вниманию.

В настоящее время в издательстве «Банк культурной информации» готовится к выходу книга прозы Чуманова, которую автор уже, к сожалению, не подержит в руках.

Перед свадьбой, как водится, отбоя не было от желающих поделиться с Петровым, во-первых, самым важным из собственного жизненного опыта, а во-вторых, снабдить абсолютно необходимыми инструкциями. И он, парень от природы деликатный, все эти глупости с похвальным вниманием выслушивал и честно старался на ус, как говорится, мотать, хотя, по правде сказать, удерживался уже с трудом, чтоб не нахамить со всею искренностью души этим бесчисленным доброхотам и почему-то назойливым будущим родственникам. Однако сдержался чудом каким-то и продержался, что называется, в рамках весь затяжной, так уж вышло, подготовительный период.

Впрочем, чудом этим была девушка Ирина, невеста Петрова, которую он любил без памяти уж с пятого класса и благосклонность которой ему, ей-богу же, недёшево досталась. Хотя на сторонний непредвзятый взгляд ничего чудесного в Иринке не было, помимо разве что тёмных бездонных глаз, во глубине которых наш Петров и затонул на всю жизнь, а также весьма твёрдого характера, проявлявшегося в полном отсутствии какого-либо кокетства, жеманства и притворства.

Да простой факт взять: при виде живой мыши или даже крысы Ирина не визжала и не спешила запрыгнуть на первое попавшееся возвышение, а наоборот, ничуть не колеблясь, хватала какой-нибудь увесистый предмет, либо даже с голыми руками отважно устремлялась в атаку на грызуна. Что благодаря отменной реакции и прирождённой меткости иной раз приводило к тяжким телесным повреждениям или даже полному уничтожению последнего.

В общем, так или иначе, а к роли жениха Петров подготовился основательно. И все наставления безропотно к исполнению принял. Даже родителей возлюбленной согласился «папой и мамой» в обусловленный момент поименовать, хотя и не без внутреннего сопротивления, ибо какие уж там «мама и папа», если вполне здравствуют настоящие родители, даже присутствуют тут же, пребывая, правда, в законном разводе. И свадьба прошла в полном соответствии с древними традициями да обычаями российской провинции. Петров даже что-то вроде тихого подвига совершил на собственной свадьбе — согласно опять же древнему обычаю, спиртного почти не пил, хотя, вообще-то, в свои двадцать с небольшим был вовсе не дурак выпить. Причём, очень мягко говоря. А если не мягко, то — надирался уже, можно сказать, регулярно, и это был, собственно, самый большой его минус в глазах Ирининой родни.

Но тут подобрать иной вариант было почти невозможно, ибо такое как раз шло поколение, по субъективным наблюдениям почти целиком пострадавшее от алкоголя, кто в совсем юном возрасте, а кто и в преклонном, когда уже казалось, что чаша сия благополучно миновала. И теперь из того по-своему несчастного российского поколения здравствуют лишь остаточные единицы, тем или иным способом научившиеся держаться подальше от коварного змия.

Зато уж наутро, пока основная масса гостей ещё не проспалась и не была готова к продолжению веселья, наш молодожён, бесцеремонно оставив юную супругу в постели одну, решил, что не будет зазорным, наконец, попировать маленько и самому. Для чего и товарищ нашёлся в лице бывшего теперь «дяди Васи», которого он накануне через силу «папой» назвал, и который первым, между прочим, несколько месяцев назад вслух высказал Петрову старшему, то есть новоявленному свату своему и, соответственно, свёкру, витавший в воздухе прогноз: «Они, по-моему, уже всё равно будут совместные». На том основании, что Петров с Иринкой уже три года дружили, так оно в ту пору именовалось, дважды разбегались будто бы навсегда, но ни в том, ни в другом случае не смогли преодолеть взаимного притяжения, обусловленного, очевидно, самой судьбой.

Петров с тестем тайком от всех уединились в тесной кухоньке и предались пороку. Водка, как водится, была до капли выпита в первый свадебный день, зато весьма приличной самогонки было наготовлено вдосталь, так что эта парочка ещё с неделю ни в чём недостатка не испытывала.

А в то утро тестю, как говорится, на готовое одного стопаря хватило, чтобы задать зятю сакраментальный вопрос, мучивший его, вероятно, давно. Тоже — эпоха.

— Ну что, зять, — с трудом формулируя, спросил отец двух дочерей, одна из которых только что выросла, а вторая обещала сделать то же самое в ближайшее время, — всё, надеюсь, нормально у вас с Иринкой прошло?

— Нормально, отец, не беспокойся, — слегка, пожалуй, недопонял сути вопроса Петров, а может, и допонял, однако постеснялся ответить более обстоятельно.

— Короче говоря, девушкой она тебе досталась? — не утерпел-таки отец.

— Да-да, всё в порядке! — поспешно заверил Петров, после чего они оба столь же поспешно и даже не сговариваясь накатили ещё по стопарю. Такая щекотливая тема, небось, разволнуешься тут.

— Вот, — с чувством глубокого, как говорится, удовлетворения подытожил тесть, — и вторую тоже с «целиной» выдам!

При этих словах мутная, как самогон, слезинка выкатилась из его левого глаза, хотя правый глаз остался совершенно сухим. Может, причиной столь странного физиологического феномена была давняя контузия отставного старшины.

И вдруг во весь голос тесть затянул свою коронную песню «Не ругайте меня, дорогие…», которую дальше первой строчки Петрову не довелось услышать ни разу, потому что песня эта, единственная в репертуаре, считалась в семье признаком последней степени опьянения исполнителя, в силу чего, едва её заслышав, жена, либо кто-то из дочерей, либо все трое разом бросались сломя голову к отцу, словно он вытворял нечто непотребное, и всеми возможными способами немедленно прекращали пение. Во избежание чего — так Петрову на всю жизнь и осталось неясным. Сам он не слишком стремился понять, а они все такие были «тихушники», что из любой ерунды вечно устраивали «страшную тайну».

Это, кстати, и ввело Петрова в некоторое заблуждение. Он-то, когда большое светлое чувство только-только взаимность обрело, думал, что судьба ему подарила редкостную недотрогу. А вскоре выяснилось, что — нет, ничего подобного, что если всё в глубокой тайне проделывать, то девочка Ирина способна к весьма рискованным, если не сказать легкомысленным, поступкам.

Ведь это она, именно она некогда совратила благородного рыцаря Петрова, дав ему недвусмысленно понять, что пора уже их платоническим отношениям, ограниченным поцелуями да робкими касаниями перейти в следующее качество. Тогда как Петров был настроен покорно дожидаться первой брачной ночи, ему и в голову не приходило, что с Иринкой у него может выйти как-то иначе. То есть прозрачный намёк возлюбленной его не то чтобы шокировал, однако явно застал врасплох. Отчего, быть может, Петров поначалу оказался не на высоте, потом уж помаленьку настроился…