Это произошло во времена, когда о сексуальной революции ещё никто слыхом не слыхивал, правда, размножались люди гораздо интенсивнее, чем теперь. А уж ответить на подобную инициативу девушки отказом в любые времена считалось и считается самым немыслимым делом…
Таким образом, пришлось Петрову в первом доверительном разговоре с тестем проявить неискренность. Действительно, зачем травмировать новых родственников, тем более столь страшащихся какой бы то ни было огласки. И ещё мнилось Петрову, что, когда всё тайное станет явным, его деликатность, великодушие и благородство будут по достоинству тестем да тёщей оценены и хотя бы уравновесят его явные, каждому очевидные недочёты. Однако этого, как легко догадаться, не произошло. Потому что так лишь в художественной литературе бывает. Точнее, бывало раньше.
Другими словами, ещё года за два до официального бракосочетания Петров со своей будущей Петровой впервые познали восторг интимной близости, от которого отказаться уже не смогли. И то, что им столь долго удавалось хранить свою тайну от всех, в сущности, чудо. Если даже теперь, когда столь доступны, популярны, дёшевы и эффективны самые различные превентивные средства, российское юношество, да и не только юношество, то и дело попадает в незапланированные ситуации. Чудо, которое в одиночку обеспечивал всегда сам Петров, мужественно и самоотверженно превозмогая свои молодые, задорные рефлексы. Вот какими ответственными товарищами были некоторые рядовые, уклоняющиеся от общественной работы комсомольцы.
Будущие добропорядочные супруги и впредь бы неизвестно до каких пор подобным образом «тихушничали», если бы Петров однажды, причём, как обычно, вполне осознанно, не принял решение капитулировать перед рефлексами, ибо это отбирало слишком много рассчитанных на долгие годы психофизических ресурсов. Действительно — сколько можно, не железный ведь. Тогда же и условились: «Как только — так сразу». Благо, брачного возраста уже оба достигли.
И через полгода у них первая дочка родилась. Что наверняка отметили про себя все более-менее дотошные, но уж никто ничего уточнять не стал…
А Петров с тестем как-то незаметно здорово сдружились. Ну не то чтобы сдружились, но обнаружилось много чего, этих двух людей сближавшего. Конечно, и тот, и другой прежде также увлекались рыбной ловлей да «тихой охотой», но не слишком-то сильно, однако тут совпало, что Петров в ближайшее после женитьбы лето давнишнюю свою мечту смог осуществить — купил-таки мотоцикл с коляской. А в те времена подобное приобретение просто обязывало всерьёз увлечься названными исконно российскими забавами. Которые, в свою очередь, хоть как-то и от пьянства беспробудного оберегали, благодаря чему пользовались среди российских жён если не почтением, то, во всяком случае, попустительством.
Петров купил мотоцикл, а тесть сразу инициативу проявил: гараж строить. Сам-то владелец транспортного средства, в силу молодости и безалаберности, ещё б когда собрался, ибо мотоцикл достаточно надёжно сохранялся от возможных угонщиков и лиц, склонных расхитить его по частям, в обширной, обнесённой высоким заплотом ограде при частном домике одного из родственников. Притом, под навесом и под охраной внушительного, правда, совсем не свирепого пса.
Впрочем, тестю не столько гараж был нужен, сколько погреб для хранения картошки, однако пространство страны тогда под погреба не выделяли, а под гаражи как раз выделяли. И многие тогда строиться затеяли, вовсе не имея в виду стать когда-либо автомотовладельцами…
А хорошие времена были! Хотя советская торговля мало что могла предложить для удовлетворения частнособственнического инстинкта, зато, даже почти ничего в буквальном смысле не воруя, можно было запросто выстроить вполне приличную по действовавшим тогда стандартам недвижимость, ибо много чего годного для дела бесполезно валялось не только по территориям промпредприятий, но и попросту захламляло окрестности. И благодаря вспыхнувшему вдруг локальному строительному буму порядка в окрестностях стало, пожалуй, больше.
Так, Петрову с тестем начальство ЖЭКа, посулив даже маленько за работу заплатить, позволило разобрать печные трубы, понапрасну, после подведения газа и горячей воды, торчавшие над их трёхэтажкой и представлявшие реальную опасность для гуляющих вокруг дома людей. Ведь трубы сами по себе начали уже разрушаться, и нет-нет да падал с крыши кирпич-другой, пока, к счастью, не попадая ни в какую живую цель.
Это была целая эпопея, когда Петров с тестем, грязные, как трубочисты, устроив некое подобие желобов из подручного пиломатериала, спускали с крыши кирпич за кирпичом. Народ глазел на них да ехидничал, советы порой здравые, но чаще идиотские давал, а когда возле подъезда образовался аккуратный штабель целёхонького кирпича, начал ещё и укорять работников за как бы нетрудовой доход, мол, так-то на шермачка и, более того, с приплатой воздвигнуть строение всякий дурак бы не отказался. И некоторые даже, ничуть не таясь, растаскивали материал для общественных якобы нужд, заделывали добытыми тяжким трудом да с риском для жизни кирпичами ямки в дворовом асфальте, а также пятачок перед своей частной сарайкой благоустраивали.
Одному такому Петров чуть было сгоряча «рыло не начистил», насилу его тесть удержал, хотя ему, контуженному и вообще-то временами довольно психованному, может, ещё труднее было в данной вопиющей ситуации…
А потом Петров на своей работе выпросил у начальства также бесплатно некую давно списанную стальную конструкцию, из которой посредством электросварки получились вполне добротные ворота. А тесть у своего начальства — старые трубы, которые стали балками для кровли.
Всякого же другого железа, необходимого в качестве арматуры для бетонного перекрытия погреба, они и вовсе в ближайшем к гаражному массиву леске насбирали.
Наконец приступили к собственно строительству. И погреб, предварительно за бутылку вырытый экскаватором, заделали довольно быстро. Выложили внутри кирпичом, залили верх железобетоном, сделали лаз из того же кирпича да всё обратно с прочим ландшафтом сровняли. И вдруг осознали, что для того и другого это ж первая в жизни собственноручно созданная недвижимость.
И запировали! Идут с утра якобы производить работы, а сами по дороге — в магазин, потом — в погреб. И общаются непринуждённо. Уютно, не жарко, не докучают посторонние. Жёны обеспокоятся, мол, мужики-то наши заработались и даже на обед не идут, потащат питание непосредственно на рабочее место, а на рабочем месте не видать никого, только из недр уже доносится знакомое: «Не ругайте меня, да-р-ра-гие…»
Так что строительство застопорилось. И растянулось на весь строительный сезон. И надо заметить, пировали тесть с зятем чаще всего на тестевы деньги, что тесть считал делом нормальным, а зять если и пытался иногда это опровергнуть, то не слишком настойчиво.
— Это ж зять — не хрен взять! — любил растолковывать любопытствующим, демонстрируя беспредельное благодушие, тесть.
На что зять возражал сугубо мысленно: «Это с тебя, папаша, взять не хрен, а у меня мотоцикл есть, скоро машину куплю, потому что зарабатываю, слава Богу, по сравнению с тобой — втрое…» Мысленно возражал, но вовсе не потому, что побаивался тестя — кого там бояться-то — а просто не хотел лишать человека его маленького удовольствия, тем более что оно, как ни крути, оплачено. То есть иными словами, начав сразу после первой брачной ночи, так и продолжал подыгрывать старику. Жалко, что ли.
А тесть, однако, во вкус входил. Наверное, во-первых, потому что собственного сына ему Бог не дал, но подсознательно всегда хотелось иметь наследника не столько капиталов, сколько нажитой за долгую жизнь мудрости; а во-вторых, небось, каждый соловьём зальётся, если ему во всём поддакивать да одобрение по каждому поводу выражать.
Тесть во вкус входил, но, думается, не перебарщивал, иначе деликатный, однако вовсе не лишённый достоинства Петров рано или поздно взбунтовался бы. Наставления и назидания тестя по общим вопросам бытия на фундаментальность и глобальность не претендовали, со взглядами самого Петрова никогда радикально не расходились, и в основном их беседы носили характер обыденно-житейский, про грибы да рыбалку, так что повода для принципиальных разногласий было даже и не сыскать. Только Петров иногда, как сказали бы теперь, «прикалывался» над тестем — высказывал некоторое суждение из области, совершенно неведомой старику, на что тот непременно отвечал в том смысле, что да, разумеется, это же элементарно. А зять тут же всё переворачивал, мол, с другой, однако, стороны… И тесть опять не давал договорить, опять перебивал, дескать, разумеется, дескать, козе понятно. Но Боже упаси расхохотаться…
