Подольный Роман Григорьевич (1933–1990). Журналист, писатель-популяризатор, автор нескольких научно-популярных книг статей. По образованию историк. Жил в Москве. Работал в редакции журнала “Знание — сила”. Дебютировал в фантастике в 1962 г. В 1970 г. вышла научно-фантастическая книга “Четверть гения” а в 1990 г. — сборник “Легкая рука”.

Варшавский Илья Иосифович (1909–1974). Писатель, член ССП. До начала литературной деятельности был матросом, инженером-конструктором. Жил и работал в Ленинграде. Дебютировал в фантастике в 1962 г. Перу И.Варшавского принадлежат десятки рассказов, повести, собранные в авторских сборниках “Молекулярное кафе” (1964), “Человек, который видел антимир” (1965), “Солнце заходит в Дономаге” (1966), “Лавка сновидений” (1970), “Тревожных симптомов нет” (1972) и других.

Разговоров Никита Владимирович (1920–1984). Журналист, литературный критик, поэт-переводчик. Жил в Москве. Работал специальным корреспондентом “Литературной газеты”. “Четыре четырки” (1963) — единственное научно-фантастическое произведение Н.Разговорова.

Шах Георгий — псевдоним советского ученого, доктора юридических наук, публициста. Автор книг и статей по вопросам социального прогнозирования. Дебютировал в фантастике в 1972 г. Автор научно-фантастической повести “О, марсиане!” (1980), романа “Нет повести печальнее на свете” (1984) и рассказов.

ВЕЛИКИЙ АКТЕР ДЖОНС[9]

Сестра моя Анне, задержав меня в передней, сказала с таинственным видом:

— Филипп, тебе только что звонили.

— Кто?

— Эдгар По.

— Какой-нибудь болван, которому нечего делать?

На узком брезгливом лице Анны появилось страдающее выражение Оно появлялось всегда, когда я бывал раздражен и несдержан.

— Нет, — сказала Анна тихо. — Голос был мечтательный и необычайно красивый. Вероятно, это и был Эдгар По.

— Уж скорее Хемингуэй или Фолкнер. Эдгар По умер больше ста лет тому назад.

— Но разве у него не мог оказаться однофамилец?

— Да, какой-нибудь аферист или любитель автографов. Уж эти мне красивые и мечтательные голоса!

Я снял пальто, повесил его и, не глядя на обиженную Анну, прошел в кабинет, сел за стол и стал просматривать журнал “Новости физических наук”.

В дверь постучалась Анна.

— Тебя к телефону, Филипп.

— Кто?

— Опять он.

— Кто он? Почему ты молчишь?

— Эдгар По, — сказала Анна прерывающимся от волнения голосом.

— Этот болван?

Я вышел в коридор, где стоял телефон, снял трубку и крикнул раздраженно:

— Слушаю!

Необычайно красивый и задумчивый голос произнес:

— Здравствуйте, Дадлин. Вы узнаете меня?

— Нет, не узнаю.

— С вами говорит Эдгар По.

— Какой По?

— Автор “Падения дома Эшер”.

— Бросьте дурачиться. Вы знаете, с кем вы говорите?

— Знаю. С профессором Дадлиным, создателем физической гипотезы Зигзагообразного Хроноса.

— Откуда вы говорите? — спросил я, подозревая, что меня разыгрывает кто-нибудь из студентов, не сдавших мне зачет.

— Я не могу назвать координаты, — услышал я. — Они еще не вычислены.

В голосе отвечающего прозвучала трагическая нотка, от которой мне стало не по себе. На минуту мой невидимый собеседник исчез, словно бы в волнах времени, и затем снова появился.

— Я нахожусь в движении, в очень быстром движении, — донеслось до меня, — я мчусь к вам, Дадлин. Где вы? Ради бога, где вы? Назовите ваш адрес.

— Город Эйнштейн. Улица Диккенса, 240.

— Город Эйнштейн? В какой стране он находится? Я не вижу его на географической карте.

— Болван! — выругался я. — Эйнштейн самый знаменитый город. Невежда! Кто вы?

— Эдгар По.

— Я не верю в воскрешение мертвых

— Дадлин, почему вы разговариваете со мной таким тоном?

— Извините. Я начинаю догадываться. На днях я читал, что одна из самых крупных студий ставит биографический фильм “Эдгар По”.

— А что такое фильм, Дадлин? Впервые слышу это странное слово.

— Я понимаю, — сказал я, — вы хотите войти в свою роль. Но при чем тут я? Я не биограф Эдгара По, я только физик.

Желая отделаться от странного собеседника, я выкрикнул известную каждому спасительную формулу, я проговорил быстро:

— Жму руку.

А затем повесил трубку.

Мою гипотезу признали все, даже самые консервативные ученые, но, в сущности, ее никто не понял до конца.

Десятки энтузиастов работали в своих лабораториях, одни из них, ища экспериментальных подтверждений моих дерзких идей, другие столь же неоспоримой возможности посрамить меня и доказать мою полную несостоятельность.

Среди тех и других выделялся некий Самуил Гопс, техник, считавший себя крупным специалистом, не то мой друг и сторонник, не то мой тайный враг и недоброжелатель. Я не доверял ни ему, ни его слишком суетливому энтузиазму. Этот “экспериментатор” — из уважения к подлинным специалистам беру в кавычки это слово — позволил себе слишком свободное и фамильярное отношение к историческим фактам и все якобы ради истины, самой сложной и причудливой из всех истин. Он “вызвал” какого-то писателя, жившего в первой половине XIX века, и, пока опыт не был доведен до конца, держал имя этого писателя в тайне.

Мне пришла в голову нелепая и наивная мысль, достойная скорей жителя верхнего палеолита, чем современного ученого: не по “вызову” ли этого самого техника-изобретателя Гопса Эдгар По, преодолев время, осчастливил меня разговором? Уж не удалось ли Самуилу Гопсу создать телефон, способный соединить два разных столетия, как две разные квартиры?

Здравый смысл, появившийся на свет, вероятно, с первым ученым, нашептывал мне: “Тебе, наверное, звонил артист, исполняющий роль великого романтика и фантаста”.

Впрочем, никто так не любил говорить о здравом смысле, как Самуил Гопс. Здравый смысл — это и был тот бог, которому Гопс, по его словам, служил и молился. Вздорный, нелепый человечек, посвятивший себя одной из самых точных и строгих наук.

С Гопсом я в этот раз встретился в вестибюле института. У Гопса было круглое лунообразное лицо и чрезмерно короткие, не пропорциональные телу руки.

— Добрый день, Дадлин, — приветствовал он меня, — пытаясь дотянуться своей короткой рукой. — К вам обращался с просьбой о встрече один знаменитый писатель, живший в первой половине XIX века?

— Эдгар По?

Гопс встревоженно оглянулся, затем укоризненно покачал головой.

— Ну зачем так громко? Это имя лучше не называть вслух. И потом, согласно вашей гипотезе…

— О гипотезе поговорим в другое время. Да, он обращался.

— И вы, надеюсь, не отказали ему в его просьбе?

— Почти отказал.

— Напрасно! Я вызвал этого писателя, чтобы дать экспериментальное подтверждение вашей гипотезе. Учтите старинные нравы и обидчивый характер писателя. Надеюсь, не в ваших интересах помешать необычному опыту?

— Откуда я мог знать, что это он? У меня были все основания предположить, что это артист, исполнитель роли в биографическом фильме.

— Вы на так уже далеки от истины, — сказал Гопс, делая загадочный жест своей короткой, как у младенца, рукой.

— Что вы хотите сказать? — спросил я.

— Я хочу сказать, что он и то и другое. Писатель и артист, исполнитель роли, слились в парадоксальном единстве…

— Нельзя ли без загадок, Гопс? — сказал я.

— Пока не закончен опыт, нельзя.

Взглянув на ручные часики, а затем, словно не доверяя им, на большие сте+нные часы в вестибюле, Гопс вдруг заторопился и исчез за дверями лифта.

Я только что поужинал вместе с сестрой своей Анной и вышел в коридор выкурить сигарету. Анна не выносила табачного дыма. И я, как школьник, всегда курил, прячась от нее.