— Уважаемый господин, — раздался робкий голос. — А сколько мы здесь будем жить?

Оратор немного смешался.

— Это зависит не только от нас...

Сдержанный гул голосов был ответом на его слова. Все заговорили разом. Человек в штатском предостерегающе поднял руку, призывая к тишине,и сказал, что сейчас их накормят обедом. Началась небольшая давка, женщины с детьми стали оттирать остальных. Возникла перебранка. Обед состоял из миски жидкого супа и куска мамалыги. Изголодавшиеся на тюремном пайке люди торопливо поглощали еду и расходились по своим комнатам.

Думитру и Николай вслушивались в обрывки разговоров, которые доносились до них из разных концов комнаты. Люди были явно обескуражены расплывчатыми обещаниями, да и скудный обед отнюдь не способствовал хорошему настроению. Только один, небольшого роста, с бегающими острыми глазками, сохранял приподнятое настроение. Он сновал между нарами, улыбался, отпускал соленые шуточки, подбадривая приунывших людей. Думитру и Николай узнали в нем того самого, что на тюремном дворе кинулся избивать коммунистов.

— Кто такой, не знаешь ли часом? — спросил Думитру Симиона. Они оказались соседями по нарам.

— Как не знать? — ухмыльнулся Симион. — Мар-челом его зовут. Вместе Днестр переходили. Через него все и получилось...

Думитру показалось, что его собеседник вздохнул.

— Кто же он все-таки, этот Марчел? — не отставал Думитру. — Откуда он взялся? Не наш, не протягайловский же?

— Откуда, откуда... — передразнил его Симион. — Вот пристал. А черт его знает, откуда он взялся. Говорит, что сам из Молдавии, только где-то в России жил. — Симион замолчал, раздумывая, продолжать или нет свой рассказ. — Все одно, секрета уже нету, вы ведь с Николаем тоже от большевиков сбежали.

Чувствовалось, что Симиону очень хотелось выговориться.

— Чего только не сулили они с Григорием Мугу-релом. Рай земной, а что получилось? — тоскливо закончил свой рассказ Симион. — Сначала в тюрьму посадили, словно мы шпионы какие, потом сюда запихали. Тоже не лучше тюрьмы, и кормят, как в тюрьме. Дурак, послушался. Кабы трезвый был, никогда бы на эту сторону не пошел. Все вино проклятое... У них вина было — хоть залейся.

— У кого — у них? — поинтересовался Думитру.

— А тебе какое дело? — почему-то разозлился Симион.

— Загадками говоришь, Симион, — равнодушным голосом ответил Думитру. — Я, понимаешь, загадок не люблю. Никто тебя за язык не тянет. Не хочешь, не надо. Подумаешь, секрет какой.

— Да какой там секрет! — чуть ли не в голос вскричал Симион. — Нету никакого секрета, понял? Нету! В доме у Василия Мугурела пили. Брат его, тот, который еще давно за Днестр ушел, объявился... ну и Марчел этот проклятый неизвестно откуда. Он же... — Симион осекся и быстро взглянул на Думитру. Тому показалось, что Симион чего-то недоговаривает. — А вас-то чего сюда занесло?

— Хотим жить хорошо на собственной земле. Говорят, землю дают, дом... Ты же сам слышал.

— Мало ли чего сказать можно, — недоверчиво протянул Симион. — Пока что хорошего мало. Если так и дальше пойдет, назад подамся, в Протягайловку. Там хоть какой, но все же родной дом. Пусть накажут. Не пропаду. А после в колхозе можно жить, если, конечно, не лодырничать, вот что я вам скажу, — тихо, озираясь по сторонам, закончил он.

Не дождавшись ответа, Симион улегся на нары и задремал.

Потекли дни, похожие как две капли воды, монотонные, однообразные. Изредка появлялись хорошо одетые люди. Они невидящим равнодушным взглядом скользили по лицам беженцев и, брезгливо поводя носами, исчезали.

Допросы продолжались. Симиона держали особенно долго. После допроса он улегся на нары, вытащил из кармана грязный платок, приложил ко рту. На платке расплылось красное пятно. Бросив взгляд по сторонам, Симион быстро спрятал платок в карман, однако Думитру все видел.

— Кто это тебя, мэй? — участливо спросил Думитру.

Симион не ответил, даже не обернулся в его сторону. Думитру уже решил, что ответа не последует, когда вдруг Симион подал голос.

— Сволочи, — сквозь зубы пробормотал он, едва сдерживаясь от душившей его злобы, отчаяния и обиды.— Так мне и надо. Убить меня, дурака, мало. И тебя тоже, и Николая, и всех нас, баранов безмозглых. — Он, наконец, поднял глаза на Думитру. — Не понравилось господам, как я разговариваю с ними. А как я разговаривал? Обыкновенно. Они спрашивают — я отвечаю...

— Да о чем они тебя расспрашивали? Рассказывай поскорее.

— Сначала по-хорошему: кто отец, какое у него хозяйство, вступил ли в колхоз. Я, конечно, отвечаю все как есть: отец единоличник, хозяйство безлошадное, у меня лично ничего нет и не предвидится, потому и перешел на эту сторону, чтобы хозяином стать. Тут один из них говорит: «Чтобы твоя мечта исполнилась, нужны деньги, много денег. Запомни, никто даром тебе ничего не даст. Но мы готовы помочь, если ты нам поможешь». Я очень удивился. Спрашиваю: «Какую такую помощь могу оказать важным господам начальникам?» Они засмеялись, а тот говорит: «Очень большую, дорогой Симион». По имени назвал, сволочь. «Ты, говорит, парень молодой, крепкий, смелый, по-русски хорошо говоришь...»

— Они с тобой по-русски разговаривали? — уточнил Думитру.

— И по-русски тоже. Слушай дальше. «Мы дадим тебе письмо: перейдешь на ту сторону, поедешь на поезде в один город в России, — какой, не сказали, — передашь это письмо одному человеку, возмешь от него пакет. Получишь много денег».

— Похоже, не согласился? — Думитру взглянул на вспухшую губу своего собеседника.

— Как видишь, — невесело усмехнулся Симион. —-Я же понял, к чему клонит. Сказал, что не затем сюда пришел, чтобы в шпионы записываться. И потом, знаешь, Думитру, — доверительно сказал он, — боязно снова Днестр переходить. Хватит и одного раза. Этого, конечно, я им не сказал, зато спросил, долго ли будут нас под замком держать, словно преступников. Он как заорет: «Молчать, красная сволочь! Я тебя научу держать язык за зубами. Это тебе не колхозное собрание». И вот, сам видишь. — Он снова приложил платок к окровавленному рту. — Одно слово — сигуранца. Я тебе как другу скажу. — Он припал к самому уху Думитру и зашептал: — Если так и дальше пойдет, обратно убегу. Врут все они — насчет работы, земли, дома. А ты что думаешь делать? Если что, давай вместе.

Ты же границу боишься переходить, — ушел от ответа Думитру. — Смотри, больше никому не говори об этом, и не заикайся. Если узнают, не то что зуб — голову потеряешь Понял? А мы еще поговорим об этом.

Симион затих, крепко задумавшись, может, впервые в своей жизни.

Утром в комнате появился толстый жандармский офицер, которого раньше здесь никто не видел. Его сопровождали уже знакомые надзиратели. Тяжело дыша, офицер прошелся по комнате, заглядывая во все углы, потянул носом воздух и брезгливо поморщился.

— Все помыть, прибрать, проветрить! — он говорил короткими рублеными фразами, будто отдавал команду. — А этих, — офицер кивнул в сторону молча стоящих людей, — привести в божеский вид. И пошевеливайтесь, они уже выехали...

— Будет сделано, домнуле майор, будьте покойны, — ответил один из сопровождающих.

Майор уже громче, чтобы все слышали, продолжал:

— Люди не только в Румынии, но и во всех странах Европы хотят знать правду о зверствах большевиков, — он сделал паузу, чтобы перевести дух. Вытащив из кармана огромный платок, отер вспотевший лоб, громко высморкался и продолжал. — Сегодня вы будете удостоены большой чести. Вас посетит знаменитый французский журналист господин Джео Лондон. Отложив свои важные государственные дела, его нашли возможность сопровождать сам генеральный инспектор бессарабской сигуранцы господин Маймука и господин сенатор Гробшаряну. Так будьте же достойны этой чести! Господин журналист едет сюда для того, чтобы рассказать всему миру о том, какие лишения, голод и зверства большевиков пришлось перенести вам там, на той стороне Днестра. — Офицер показал рукой куда-то за спину. — На все вопросы отвечайте ясно, кратко и правдиво. Если спросят, как вам живется здесь, в свободной и радостной Румынии, что вы ответите? — Его усы грозно зашевелились, и он обвел стоящих вокруг людей взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Люди истолковали этот взгляд правильно.