Переговоры в Фокшанах были сорваны якобы из-за упорства турецкого уполномоченного Османа-ефенди, но, по отзыву Румянцева, из-за внезапного, ни с кем не согласованного отъезда Орлова. Получив сведения о том, что у Екатерины появился новый фаворит, Орлов, не дожидаясь окончания переговоров, самовольно вернулся в Петербург, но оказался в немилости у Екатерины: она удалила его от двора. В сохранившемся собственноручном проекте Екатерины о награждении Орлова при отставке видна её забота о материальном положении не только бывшего фаворита, но и его родственников. В октябре 1772 года ему был пожалован княжеский титул Смягчая расставание с тем, за кем стояли гвардейские полки, кто возвёл её на трон своей персоной и в течение почти 11 лет оберегал её от врагов и помогал ей царствовать, Екатерина писала в рескрипте: «Я никогда не позабуду, сколько я всему роду вашему обязана, и качеств тех, коими вы украшены, и колико оные отечеству полезны быть могут..»
Около пяти лет князь Григорий Орлов проживал в Ревеле (Таллине). В 1777 году он женился на одной из красивейших женщин того времени — Е. Н. Зиновьевой. Ни одну женщину Орлов не любил так, как он любил свою жену. (Надо заметить, что Екатерине II он изменял, и неоднократно, но законы фаворитизма не позволяли ей даже упрекать его в этом.) Почти три года длилось счастье Орлова с молодой красавицей-женой. В 1780 году они предприняли путешествие в Западную Европу. Во время этого вояжа неожиданно безвременно скончалась княгиня Е. Н. Орлова Для Орлова это был такой удар, что вернулся он в Россию, можно сказать, убитый и нравственно, и физически. Говорили, что он даже повредился умом.
13 апреля 1783 года князя Григория Григорьевича Орлова не стало.
Он вошёл в историю России как организатор дворцового переворота, в результате которого Россия обрела императрицу Екатерину II, как многолетний фаворит у российского трона, в немалой степени повлиявший на ход развития Российского государства.
К чести Екатерины II надо сказать, что она никогда не отзывалась плохо об Орлове, приняла живейшее участие в нем, когда он потерял супругу, а когда Алексей Орлов сообщил ей о кончине брата, она написала ему: «Я имела в нем друга; вместе с вами оплакиваю его; чувствую в полной мере цену потери и никогда не позабуду его благодеяний». А Гримму в письме от 1 июня 1783 года написала: «Смерть князя Орлова свалила меня в постель».
Заменой Орлову в 1772 году явился новый фаворит — конногвардейский корнет Александр Семёнович Васильчиков (1746–1803). В донесении в Берлин прусского посла Сольмса говорилось: «Конногвардейский корнет Васильчиков, случайно отправленный с небольшим отрядом в Царское Село для несения караулов, привлек внимание своей государыни совершенно неожиданно для всех, потому что в его наружности не было ничего особенного, да и сам он никогда не старался выдвинуться и в обществе очень мало известен. При переезде царского двора из Царского Села в Петергоф Ее Величество в первый раз показала ему знак своего расположения, подарив золотую табакерку за исправное содержание караулов. Этому случаю не придали никакого значения, однако частые посещения Васильчиковым Петергофа, заботливость, с которой она спешила отличить его от других, более спокойное и веселое расположение ее духа со времени удаления Орлова, неудовольствие родных и друзей последнего, наконец, множество других мелких обстоятельств открыли глаза царедворцам. Хотя до сих пор все держится в тайне, никто из приближенных не сомневается, что Васильчиков находится уже в полной милости у императрицы; в этом убедились особенно с того дня (1 августа 1772 года), когда он был пожалован камер-юнкером».
Александр Семёнович Васильчиков был на 17 лет моложе императрицы, а потому её женский взгляд на красоту молодого статного конногвардейского корнета радикально отличался от взгляда прусского посла Сольмса. Кроме того, отставка Орлова, с которым она прожила почти 11 лет, не могла не волновать её, и порывая, она, как всякая женщина, хотела уколоть своего бывшего любимца тем, что его наследник моложе его на 12 лет. Надо сказать, что, начиная с Васильчикова, все последующие фавориты Екатерины II были моложе её не менее чем на 10, а то и на 20 лет.
Александр Васильчиков происходил из древнего дворянского рода, известного с середины XIV века, когда родоначальник рода по имени Индрис прибыл на Русь со своей дружиной для служения князьям Черниговским. Потомки Индриса переехали в Москву на служение Великому князю Московскому. Между прочим, от Индриса ведет начало и род Толстых. Фамилия Васильчиковых произошла от имени Васильчик, полученная потомками от Василия Федоровича (VIII колено). Разрядные книги XVI века отметили Васильчиковых, служивших при Государевом дворе воеводами и головами. Один из Васильчиковых, Григорий Борисович, нёс службу посольскую. Гордостью Васильчиковых была дочь Григория Борисовича — Анна Григорьевна, ставшая пятой женой царя Иоанна IV Грозного, постриженная им насильно в суздальском Покровском монастыре, где она и «почила в Бозе» в 1577 году. Единственным продолжателем фамилии Васильчиковых явился сын Григория Борисовича — Лукьян. В XVIII веке внуки Лукьяна, стольники Григорий и Василий Семёновичи, переехали во вновь созданный царём Петром Санкт-Питербурх, где Григорий Семёнович в 1723 году, а его брат Василий — в 1725-м построили на Васильевском острове каменный и деревянный дома. Григорий Семёнович приходился новому фавориту Екатерины II дедом. Отцом фаворита был Семён Григорьевич, который имел трёх сыновей, средним из которых был Александр, и четырёх дочерей. Так что родственников у молодого фаворита было много.
В 1773 году Екатерина II пожаловала своему фавориту придворное звание действительного камергера В придворном штате в то время значилось лишь 12 действительных камергеров, поэтому Васильчикову было присвоено это звание сверх положенного штата Это было классическое начало по законам фаворитизма — дать новому фавориту придворное звание и предоставить ему возможность распоряжаться двором.
Васильчиков получил хорошее воспитание, был добрым и любезным человеком При дворе он старался держаться независимо, никому не приносил вреда, ни с кем не конфликтовал, но ничего нового, интересного привнести в жизнь двора был не способен, а уж тем более не был настолько умным, образованным и способным, чтобы помогать императрице в её государственных и дворцовых делах, как это делал его предшественник Григорий Орлов. Екатерина была умна и проницательна, и ей не потребовалось много времени, чтобы понять ничтожность Васильчикова Ей, образованной, много читавшей и знавшей, переписывавшейся с умнейшими и известнейшими людьми Европы, не о чем было разговаривать с молодым фаворитом, не о чем было советоваться.
Посланник в России Гельбиг в отношении Васильчикова отмечал, что «Панин, Чернышев и Барятинский учили его искусству быть любимым», но и здесь он оказался плохим учеником. Фактически он не соответствовал придворному званию действительного камергера, приравненному к генеральскому чину IV класса Табели о рангах, и при дворе не имел никакого влияния и никакого значения. Это был не «орёл». На первых порах от него этого и не требовалось, он просто должен был присутствовать при императрице и днём и ночью. Желая приобщить своего фаворита к государственным делам, она держала его при себе во время своих встреч с государственными людьми и высокими военными чинами, думая, что это поможет ему войти в курс государственных дел и он начнёт ими заниматься. Со всей пылкостью своей натуры она хвалила его, подбадривала, наградила его орденом Св. Александра Невского, восхваляла его умеренность желаний, то есть отсутствие своекорыстия, пыталась пробудить в нём интерес к культурной и общественной жизни, но всё было тщетно.
Он стал её раздражать, и скоро она стала называть его во всеуслышание «скучнейшим гражданином мира» и признаваться, что рядом с собой ощущает не человека, а пустоту.
А в эти годы она особенно нуждалась в поддержке близкого человека и его советах: 1773 и 1774 годы были годами войны с Турцией и неурядиц в Польше, годами Пугачёвского восстания и появления в Европе самозванки, называвшей себя дочерью Елизаветы Петровны.
