– Оставь свою мамашу себе! – зло отмахнулся он от парившего в воздухе видения.

И тут, себе на беду, он заметил, что девочка вовсе не парит над пропастью, а сидит на руках у грациозной длинноволосой брюнетки. Стройная фигура женщины теперь отчетливо проступала сквозь вечерний туман. На ее тонкой благородной шее красовались изумительной красоты янтарные бусы. Злость у Гоги как рукой сняло. В его масленых глазках загорелся похотливый огонек.

– Девушка, ты так прекрасна! Зачем ты такая хмурая?! Пойдем ко мне, я тебя развеселю! Выпьем вина, послушаем музыку, потанцуем! Позабудешь грусть-печаль!

Горячие слова Гоги, похоже, подействовали на женщину. Она поставила девочку на землю, и та, весело припрыгивая, убежала вниз по тропинке. Томный взгляд черноволосой красавицы манил к себе. На душе у местного донжуана расцвело. Он потянулся к очередной добыче, но рука провалилась в пустоту, а нога не нашла опоры…

До конца отпуска Гоги больше никому не надоедал.

– Ты у меня лучше всякого отворотного зелья! – шутила мама с Никой.

Они даже представить не могли, что навязчивый ухажер еще долго не будет радовать своим присутствием курортный городок.

«Как я оказался на дне ущелья?! – думал он, лежа в травматологии. – Ведь все тропинки знаю как свои пять пальцев!..»

«Не натворила ли я дел с этим Гоги?! – думала Ника, когда одним дождливым вечером его образ неожиданно всплыл в ее памяти.

Случилось это в летние каникулы на даче. Ливень разогнал веселую детвору по домам, и Ника вместе со старшей сестрой Яной слушали мамины рассказы о ее нелегком послевоенном детстве.

Во время войны мамины родители погибли, и осиротевшую Эмму отправили жить к родной тетке в небольшой поселок под Ленинградом. У тетки жил кот, и девочка всем сердцем привязалась к нему. Тот платил тем же и ходил за ней по пятам. Все любили этого худосочного прохвоста и при случае подкармливали, чем могли. Все, кроме самой зажиточной по тем временам соседки. Не проходило и дня, чтобы она не орала через забор:

– Вот же паразит! Опять распугал всех моих кур. Да этот шелудивый гаденыш хуже фашиста! Кто мне теперь заплатит за яйца, которые мои несушки недодали из-за него!

– А нечего выпускать своих глупых кур на улицу! – защищала всеобщего любимца маленькая Эмма. – Держите их у себя в огороде, так никто их гонять и не будет!

И вот однажды кот пропал. Ребята облазили весь поселок, и все без толку. Они уже потеряли всякую надежду, как вдруг среди ночи Эмма услышала приглушенное мяуканье. Она вскочила с кровати и, как была, в одной сорочке побежала на улицу.

Звук доносился из-за соседкиного забора. Худенькая девчушка легко перепорхнула через ограду и упала прямо в куст смородины. Не обращая внимания на царапины, она понеслась на звук. Спотыкаясь в темноте, Эмма наконец добралась до высохшего колодца в дальнем углу двора. Сорвав с него крышку, она увидела в глубине два огонька кошачьих глаз. Девочка заметалась вокруг в поисках какой-нибудь палки. Тусклый отблеск скрытой за тучами луны был плохим подспорьем. Зато ее сорочка белым пятном светилась в ночи.

Со стороны соседского дома послышался скрип двери. Не замечая приближающейся угрозы, Эмма судорожно шарила руками в траве. Наконец под руку попалась сломанная жердь.

– Тебя-то мне и надо! – она сунула ее в колодец.

Кот вцепился в спасительную палку, и та резко потяжелела. От неожиданности Эмма чуть не выпустила ее из рук. Занозы впились в ладони, но она еще крепче сжала жердь.

– Кис-кис-кис! – ласково позвала девочка.

– Я тебе дам кис-кис-кис! – прогремело над головой. – Нашла-таки своего паршивца!

А «паршивец» уже сидел у нее на руках и радостно мурлыкал. Тут словно огромная оса впилась Эмме в ухо. Разгневанная соседка дотащила их до калитки и вытолкала на улицу.

– Чтоб вам пусто было! – неслись вслед истерические крики.

– Чтоб все твои куры передохли! – зло бросила Эмма, трогая саднящее ухо.

Кот потерся головой о щеку своей спасительницы и ткнулся холодным носом в ее горящее ухо.

– Уже прошло! – засмеялась она от щекотки.

А соседке было не до смеха. Среди ее кур начался мор. И хоть ветеринар объяснил это птичьей чумкой, жиличку из Ленинграда стали побаиваться.

– Так вот почему кошки в нашем доме не переводятся! – улыбнулась Яна и игриво толкнула сестренку в бок.

Ника ничего не ответила. Она никак не могла прийти в себя от услышанного.

«А не наслала ли я какую-нибудь чумку и на того Гоги?» – с неспокойным сердцем подумала она.

В тот вечер на даче ее так и подмывало спросить у мамы, не помнит ли она необычной легкости после перебранки с соседкой. Но так и не решилась.

Сейчас она, конечно же, не побоялась бы спросить. Но мама была далеко, да и губы перестали слушаться и, похоже, не только губы…

Она неподвижно лежала на полу спальни. Какие-то люди в униформе суетились вокруг нее и встревоженно говорили на знакомом, но почему-то малопонятном языке. Ее любимые собачки забились в угол и полными отчаяния глазами наблюдали за происходящим.

«Ну что, мои рыжики? Напугала вас хозяйка?» – мысленно обратилась она к ним.

Они как будто услышали ее и дружно завиляли хвостами. Ника никогда не понимала, почему ей хотелось завести именно померанцевых шпицев. И вот теперь, как и с детским сном о Чернявке, ей вдруг открылось имя графа Ван-Борка, который выбрал родину этих песиков для своего пристанища.

Никто толком не знал, откуда в Померании появились богачи Ван-Борки. Золота у них было столько, что они сумели откупить у короны замок разорившегося вассала, да еще и все земли в округе. Новые владения Ван-Борка оказались столь велики и поступления в казну столь значительны, что Филипп Джулиус пожаловал ему титул графа.

– Что-то здесь нечисто! Накануне их появления рыбаки видели на Одере огромный галеон без флага! – судачили новые подданные пришлых господ. – Не иначе Ван-Борки из бывших пиратов!

– Да какая нам разница! Новый хозяин платит исправно, а откуда взялось богатство – не нашего ума дело!

Самые любопытные пытались расспросить слуг Ван-Борков. Но те держали язык за зубами. Обет молчания, наложенный главой семейства, выполнялся строго, а его нарушители карались жестоко. Шли годы, и к моменту рождения правнучки основателя династии молодое поколение Ван-Борков уже не знало о черной силе, что таится в их крови, и уж тем более не ведало о сгинувшей в лесах прародительнице-ведьме.

В счастливом неведении находился и отец новорожденной. Его память еще хранила какие-то обрывки детских страхов перед грозной и всемогущей бабкой, которая все видит из лесной чащи, но эти давние легенды ныне не вызывали ничего, кроме недоумения.

«Зачем надо было пугать нас какой-то лесной бабкой? – думал он, глядя, как нянька стращает подросшую дочурку злым волком. – Серый разбойник куда как страшнее!»

Его мысли прервал звонкий детский голосок.

– А я приручу волка, и он тебя саму схватит за бочок!

Отец с умилением смотрел на маленькую непокорную графиню:

– Бог даст, вырастет в настоящую принцессу!

Однако семья не полагалась только на волю Божью и по настоянию матери графа изо всех сил помогала провидению. Сидонию – а именно так назвали девочку – с малых лет стали готовить к дворцовому укладу жизни.

– Найми гувернантку из замка герцога! – наставляла графа мать. – Моя внучка должна стать невестой одного из его сыновей! Не мытьем, так катаньем! Уже второе поколение нашего рода служит фавориту короля! А воз и ныне там!

– Я даже вспоминать не хочу, сколько нашего золота перекочевало в его казну! – соглашался граф. – А этот скряга даже не чешется приблизить нас ко двору!

– А я о чем? Только через Сидонию мы сможем породниться с герцогом и занять достойное место в правящей иерархии Померании! А там, глядишь, и до королевского двора недалеко!

– Опять за старое! – прошамкала из угла дряхлая ключница. – Породнились уже один раз с королями! Не нахлебались еще?!