– Нам пора! Пока транспорт еще ходит.

Виновато улыбнувшись, Денис помахал Нике рукой и понуро побрел за нервно подпрыгивающим товарищем.

– А у вас еще есть фельдшерские ставки? – спросила Ника подругу, заходя в подъезд.

– Не знаю, но могу спросить.

И Ника стала готовить сюрприз своему Дине. Именно так она стала называть Дениса после их первых свиданий.

– Если я Диня, тогда ты будешь Виня! – улыбнулся он.

Поначалу ласковое «Виня» как-то резало ухо, но скоро Нике это даже показалось символично.

А началось все с поездки на дачу и подкидного дурака.

– После шашлыков играем в карты! – объявила Эмма.

– Мама, может, Денис не играет в карты?

– Научим! Пусть привыкает к дачным традициям.

Когда традиции были соблюдены, Ника утащила Дениса к себе в комнату. Они грелись друг о друга под одеялом и слушали, как засыпает дом, взбудораженный карточными страстями.

– Вини-козыри у нас, крести были в прошлый раз! – повторил Денис присказку Эммы. – А знаешь, Виня, я не знал, что ты у меня из козырных тузов! – он погладил ее по попке. – Странно, а куда хвостик делся?

– Какой хвостик?!

– Есть такая масть в картах – сердечки с хвостиком.

– Вини, что ли?

– Вини – это когда много сердечек, а когда одно, как на тузе, то это Виня! – с серьезным лицом объяснил он, с трудом сдерживая смех.

Виня толкнула его в бок, и они вместе рассмеялись.

«А ведь я и правда как козырной туз, да еще и черный! – думала Ника, положив голову Дине на грудь. – Черной силы у меня хоть отбавляй!»

– О чем задумалась, сердечко с хвостиком?

Он хотел поцеловать ее, но Ника неожиданно отпрянула:

– Диня, ты в четверг работаешь?

– В среду. В четверг утром сменяюсь. А что?

– Значит, до вторника сидим на даче! Теперь можешь поцеловать! – она улыбнулась и сложила губки бантиком.

В среду известный «ходок» подстанции был сам не свой.

– Новенькая, свеженькая! – потирал он руки. – Говорят, красивая, как с обложки модного журнала!

– Тебе, бабник, Таньки мало?! – совестили его. – Куда уж свежее, девчонка только что из училища!

– Завидуйте молча! – не унимался он. – Эх, хоть на вторые сутки оставайся!

На вторые сутки ему оставаться не пришлось. На утренней конференции новенькая сразу же подсела к молоденькому фельдшеру и не сводила с него глаз.

Ника была на седьмом небе от счастья. Заниматься тем, о чем мечтала, да еще и вместе с любимым, – что может быть лучше?!

Первые дежурства пролетели в счастливом угаре. Выезжая на очередной вызов в район хрущёвских пятиэтажек, она не подозревала, что эти серые невзрачные дома готовились убить ее мечту о скорой.

– Там не туфельки, там кроссовки нужны! – шутил с ней врач, глядя на ее стройные ножки. – Товарищ Хрущёв считал, что лифты строителям коммунизма ни к чему! Мол, лучше нормы ГТО сдавать будут!

На третий вызов, который, как назло, снова был на последнем этаже, врач ее просто не взял. Она сидела в глубине машины и пыхтела от предыдущих гонок по лестничным пролетам. В глазах было темно от горя и нехватки воздуха.

– Я не переживу, если мне придется уйти со скорой и потерять сразу все! – тихо всхлипывала она. – Ну почему я такая невезучая?!

Страхи ее оказались напрасны.

– Что у тебя было по фармакологии? – спросила старшая медсестра.

– Четверка, – запнувшись, ответила она.

– Тогда будешь главной по комплектованию медицинских чемоданчиков! – отправили ее в кладовую со смешным австралийским названием «Сумочная».

«Вот это мое новое рабочее место! – она присвистнула, глядя на забитые медикаментами полки. – Фармакология! Кто бы мог подумать!»

В училище она ненавидела этот предмет, а правильнее сказать, того, кто его вел. Этот потасканный ловелас с первого занятия стал оказывать ей повышенное внимание. Он спрашивал ее чаще других и не прощал малейших неточностей. В результате у нее накопилась куча хвостов, которые приходилось сдавать вечерами. На эти отработки Ника шла, как на Голгофу.

Обычно в кабинете было несколько должников, но это ее не спасало. Фармаколог начинал опрос с других и, не дослушав ответы, отпускал. Оставшись с ней наедине, он начинал обрабатывать симпатичную студентку.

– Для меня синтезировать новый препарат – плевое дело! – бахвалился он. – На мне все наше предприятие держится! И они это знают. Так что и зарплата у меня будь здоров, и машина, и ведомственная квартира!

«Интересно, зачем он преподает у нас за гроши?» – молча удивлялась Ника.

Этот же вопрос ему не раз задавали и приятели.

– Надо передавать знания молодым! – с апломбом отвечал он, а про себя думал: «Разве могут они понять, что испытываешь, когда перед тобой сидят молоденькие девчушки и светят тебе голыми коленками? Найди правильный подход, и все они твои!»

Только вот эта большеглазая худышка никак не поддавалась его чарам. Он уже испробовал на ней весь свой арсенал, начиная с соблазна роскошью и заканчивая запугиванием провалами на зачетах. Сегодня в бой шла тяжелая артиллерия.

– Одна ночь со мной – и пятерка на государственном экзамене! – открыто предложил он. – А иначе тебе придется заново проходить мой курс. Может, в следующем году станешь посговорчивее!

Нике хотелось закрыть уши и исчезнуть из этой комнаты. Ей было стыдно поднять глаза, и она неотрывно смотрела на склянку с металлическими шпателями на столе, которую фармаколог нервно теребил. Она ненавидела эти лопаточки для взвешивания порошков не меньше, чем своего истязателя, а тот как нарочно дребезжал ими на весь кабинет.

Практические занятия с порошками были для нее пыткой. Приходилось все время задерживать дыхание, чтобы не сдуть невесомую массу с лопаточки. После таких занятий она долго не могла отдышаться. Ненавистные шпатели прыгали и бряцали перед глазами все сильнее, их вид заставлял по привычке задерживать дыхание. Наконец весь смысл грязного предложения прорвался сквозь металлический лязг, и необузданная ярость затопила ее. Черная энергия вырвалась на волю и затопила лоснящуюся от похоти рожу.

На душе сразу стало легко! Даже приближающиеся выпускные экзамены перестали тревожить. Мир был прекрасен, и она с восторгом растворилась в нем. Классная комната ушла из-под ног. Не в силах стоять, она плюхнулась на стул. Ее хрупкое тело с трудом перенесло жесткую посадку на деревянное сиденье, но Ника этого даже не заметила. Яркий свет раздвинул обшарпанные стены класса, и открывшееся пространство наполнилось запахами леса и пением птиц.

Вокруг царствовала весна. Вместе с матерью Венди отдыхала на краю лесного тракта, ведущего в замок правителя Восточной Померании. Присев на пыльную дорогу, она развернула узелок с едой и по привычке отломила кусок лепешки своему серому дружку. Но угощать было некого. Перед тем как покинуть дом, она в последний раз прогулялась по лесу со своим приемышем.

– Ну что, мой волк-волчок! – Венди присела перед ним и потрепала за холку. – Ухожу я, да и тебе пора к своим сородичам! Беги!

Возмужавший волк лизнул ее напоследок в лицо и скрылся в густой чаше. Венди побрела домой. Она не видела, как ее серый дружок прокрался назад и долго провожал ее печальным взглядом.

От грустных мыслей Венди отвлек нарастающий шум лязгающего металла. Из-за поворота показалась колонна стражников. Между ними ковыляли закованные в кандалы арестанты.

– Перекусили, называется! – Сидония была уже на ногах. – Герцог опять податей не добрал, крестьян на пытки тянет!

Она помогла дочери подняться, и они поспешили в сторону замка, оставляя унылую процессию позади.

Вскоре они добрались до городка, который ютился подле замка герцога. На Сидонии было ее единственное дорогое платье, то, в котором Пэйтр спас ее из заточения. В нем она выглядела прислугой знатной особы, донашивающей старые наряды госпожи. Венди была одета деревенской простушкой и исполняла роль помощницы по хозяйству. Она тащила за ряженой матерью огромную корзину и с трудом узнавала в этой чопорной морщинистой бабке свою красавицу маму. Смесь патоки и травяного настоя сделали свое дело. Перед выходом из леса Сидония нанесла это снадобье на лицо. По дороге маска высохла и стянула кожу, превратив благородное лицо колдуньи в печеное яблоко.