Катрин сидела на корме и чистила котел. Кукурузное масло, в изобилии прихваченное в Скара, жутко пригорало. После чистки посуды изнуренная повариха рассчитывала окунуться в море, и поэтому мало обращала внимания на струи дождя, омывающие спину. Дождь упорно стучал и шуршал, море рябило, избиваемое тяжелыми небесными струями. Приходилось напрягаться, чтобы расслышать разговор в кокпите.
...- Мористее пройти надежнее. Здесь островов много и рифов уйма. Обойдем, - времени потеряем чуть, зато без риска, - Квазимодо бережно разгладил края листа карты.
- Как скажешь, шкипер. Но мы тогда прошли проливом между этим длинным островом и лагуной. Без хлопот проскочили. Пролив узкий, помню, пальмы чуть реи не задевали, но глубины хорошие. Легко прошли. На островах полно беломордых обезьян. Такие рожи корчат, обхохочешься, - Касан, улыбаясь, тыкал в карту коротким пальцем.
- Не люблю мартышек, - Квазимодо ухмыльнулся, - вечно они всякой дрянью швыряются. Хотя на вкус недурны. А память у тебя - просто позавидуешь.
- Это у нас в роду, - Касан горделиво надулся и повел крепким плечом. - Все места с покладистыми мартышками назубок помним, - моряк скорчил забавную рожу, действительно, похожую на гримасы облезлых белоносых обезьян, в изобилии населяющих побережье.
Мужчины засмеялись. Винни-Пух, стоящий за штурвалом, заметил:
- Да, с мартышками нехорошо вышло. Съестного полный трюм, а пару "желтушек" захватить позабыли.
Квазимодо быстро показал парню кулак. Все посмотрели на корму. Согнувшуюся у трапика за комингсом Катрин видно не было, но Винни-Пух быстро сказал:
- Я в смысле того, что раз команда увеличилась и провизии много, можно было бы и женщину в помощь нашей леди взять. Посуду там мыть, кашу мешать...
Катрин вяло улыбнулась. Вот кобели приморские.
- Хватит болтать, - Квазимодо зашуршал картой. - Как пойдем - проливом или в обход? Что скажешь, Сиге?
До сих пор молчавший селк протяжно вздохнул и протянул:
- Лу-уууучше во-ооокруг. Спокойнее.
- Морем так морем, - Касан широко улыбнулся. Зубы у него были белые, на диво безупречные. - Москитов меньше. Хотя, помниться, мы вроде торопились?
Квазимодо привычно погладил щеку:
- Мы и сейчас торопимся. Правильно торопимся - без сажания на рифы, лишнего риска и жареных обезьяньих ляжек.
Касан кивнул:
- И то верно. Не доглядишь оком, заплатишь боком. Главное, карта имеется отличная. С такой куда угодно дойдем. Верно, говорю, Сиге?
- О-ооочень хорошая карта, - согласился селк. - Таких подробных я не видел. И рисовальщик знающий. С Фло-ооота?
- А то откуда? - Квазимодо бережно промокнул случайную каплю на самодельной копии. - Бешеных денег стоила. На Флоте рисовальщики о-го-го какие были. Теперь таких уж не найти. Эх, не служили вы в морской пехоте. Вот где веселье было...
Катрин в очередной раз удивилась полному отсутствию у бывшего вора тяги прихвастнуть. Приврать Ква умел еще как, но никогда не делал этого из любви к искусству. Всегда у него, у хитрого хорька, скрытая цель имелась. Вот и сейчас даже не подумал похвалиться, что сам карту скопировал.
Закончив с посудой, Катрин по-быстрому окунулась в морскую воду. "Квадро" шел так резво, что было рискованно выпускать из рук поручень трапа. С неба по-прежнему лило. Катрин вытерла лицо мокрой рубашкой. М-да, так и жабры скоро прорежутся.
Под навесом кокпита Квазимодо рассказывал увлекательный эпизод одной из бесчисленных операций доблестных разведчиков морской пехоты Флота. Прислушавшись, Катрин опознала адаптированное изложение "Великолепной семерки". Не зря у Ква в госпитальной палате имелся телевизор. Вахтенная команда с интересом слушала, не забывая заниматься делом. Чинили запасной стаксель. У прохода на корточках примостился и Зеро. Боязливо глянул на хозяйку. Катрин, не обращая внимания, прошла к люку. На камбузе было полным-полно дел.
* * *
Небо прояснилось только через тридцать два дня после выхода от побережья Скара. Ветер сменился на резкий восточный, "Квадро" пошел еще веселее, по левому борту продолжала тянуться бесконечная изумрудная полоса джунглей, омываемая белоснежным прибоем.
Появление солнца вызвало общий восторг. Дожди всем надоели, кроме того, вездесущая сырость грозила подпортить запасы продуктов. По случаю улучшения погоды Катрин исхитрилась приготовить нечто напоминающее праздничный обед. Весомую помощь в этом укрепляющем боевой дух мероприятии оказал Винни-Пух. Трапеза прошла весело, но на следующее утро Катрин очень захотелось, чтобы вернулся дождь. Восточный ветер принес легкое, но крайне неприятное волнение. Казалось, величина волн не возросла, но теперь море играло острыми корпусами катамарана иначе. Катрин принялась с ужасом вспоминать всё, что знала о морской болезни.
Муторно. Самое то слово. Можно работать, можно заниматься делом, но стоит сесть отдохнуть, и.... О попытках уснуть не стоит и говорить. Легкая тошнота моментально напоминает о себе, начинает теребить клейкими лапками измученный желудок. Нечто подобное Катрин переживала, когда носила близнецов. Тогда, к счастью, токсикоз быстро прошел. Ух, как паршиво. К сожалению, работать круглые сутки оказалось невозможно. Катрин заходила в свою крошечную каютку, с отвращением смотрела на койку. Стоило лечь, и молодая женщина едва сдерживалась, чтобы не выскочить наверх, не заорать, матерясь - к берегу, вашу мать, будь вы прокляты! Хоть на день, хоть на несколько часов ступить на надежную твердь. Чуть-чуть поспать, пока койка не проваливается вниз и не взлетает вверх, пока желудок остается там, где ему и надлежит быть. То, что Катрин не одинока в своих мучениях, не утешало. Хенк мучился еще сильнее, Винни-Пуху тоже было паршиво. Оба висели на борту, хватаясь за леера, и в перерывах между жертвами морю пытались шутить и ругать "восточную зыбь". Катрин не могла себе позволить разделить компанию. Да и до "метания харчей" дело доходило редко. Просто было плохо. Чертовски плохо. Спала Катрин и раньше отвратительно, теперь же лишь изредка проваливалась в забытье, чтобы, тут же очнувшись, зажимать тряпкой рот. Оставалось терпеть и работать. Запах вареной фасоли и солонины действовал убийственно. Катрин себя пересиливала, но резонно опасалась, что качество приготовляемых блюд несколько снизилось. Впрочем, экипаж и так не был избалован кулинарными способностями благородной леди. К счастью, Катрин обнаружила, что от тошноты несколько отвлекает кислое питье и, как ни странно, шитье. Отныне леди "Двух лап" коротала ночи, прихлебывая компот из сухих груш и рукодельничая при свете тусклой лампочки (вторая давно перегорела). Тряпья, требующего починки, оказалось уйма. Катрин заштопала Жо многострадальные штаны, наложила латки на рубашку мальчика и занялась собственным гардеробом. Кроить потайные карманы и ушивать непомерно широкий наряд было все же легче, чем глазеть во взлетающий и падающий потолок каюты и чувствовать, как ужин в желудке судорожно ищет выход.
Как-то утром к наставнице зашел сонный после ночной вахты Жо. Сжевал то, что Катрин нарекла "пончиком", подозрительно посмотрел и спросил:
- У тебя голова болит?
- С чего ты взял? - Катрин старательно отворачивалась от миски с корявыми кондитерскими изделиями.
- Ты вся бледная, аж голубая. Даже синяя. И, похоже, опять худеешь.
- Да вы все сжираете, готовить не успеваю. А если голубая, значит, макияж не удался.
Жо фыркнул:
- С трудом верю, что вообще видел тебя накрашенной. Вид у тебя пиратский. Особенно прическа.
- Будет время, подстрижешь, - Катрин изо всех сил приказала желудку, живо среагировавшему на мираж запахов салона красоты, оставаться на месте.
- Ну, если ты готова еще раз рискнуть и очутиться в руках мастера моего уровня, - Жо, после некоторых колебаний, взял еще один "пончик" и поинтересовался: - Кэт, ты, правда, неплохо себя чувствуешь? Может, скажешь лекарю?
