Был человек в любовной связи с одной женщиной, муж которой отличался непомерной ревностью. Эта женщина велела прорыть подземный ход от колодца, который был у нее во дворе, к проезжей дороге. Дверь в подземелье она прикрыла дерюгой, заперла на замок, а ключ от него держала у себя под подушкой. Придумала она это потому, что боялась, как бы муж или кто-нибудь из домочадцев не застал ее с тем человеком. Однажды, когда к женщине явился ее любовник, прибежала служанка и сказала, что возвращается хозяин дома. Женщина, дав любовнику ключ, велела открыть дверь в подземелье, что находится у колодца, и выйти на дорогу, закрыв за собой дверь. Тот человек вышел во двор и нашел дверь в подземелье, прикрытую дерюгой, но колодец был в стороне, немного дальше. Вернувшись в дом, он воскликнул: «Я нашел вход в подземелье, но там нет никакого колодца!» Женщина возразила: «Глупец! Зачем тебе колодец? Я сказала тебе про колодец только для того, чтобы ты нашел дверь в подземелье — ведь колодец рядом с той дверью». Но упрямец стоял на своем: «Там, где дверь, нет никакого колодца! Откуда мне знать, может быть, ты сказала про колодец только для того, чтобы меня обмануть и выдать своему мужу? Как я могу быть уверен в тебе, если на том месте нет никакого колодца!» Женщина крикнула: «Спасайся, беги, несчастный, не то нам придется худо! Нас погубят твое упрямство и глупость!» Но тот человек ответил: «Куда же мне идти, раз ты меня обманула и сбила с толку!» И он повторял это, не двигаясь с места, пока не вошел хозяин дома. Увидев чужого мужчину, он схватил его, избил до полусмерти, а потом отдал в руки стражи.
Я долго размышлял, опасаясь, что меня не приведут к добру колебания и сомнения, и наконец решил сторониться того, что способно привести к беде, и поклялся творить по велению души благие дела, которые одобряет всякая вера. Я дал обет не убивать и не обижать, удерживаться от всего неподобающего: вероломства, бесчестия, лжи, хитрости и зависти, я дал клятву оберегать плоть от искушения, язык от лживых речей, сердце от кривды и несправедливости, затворил слух для насмешек, всяческой клеветы и сквернословия. Старался я никому не желать зла, не считать ложным и не отрицать божественное вдохновение пророка[16], Страшный суд и воскресение из мертвых, воздаяние в будущей жизни за добрые поступки и наказание за дурные.
Я отвратился сердцем от злонравных и прилагал все старания к тому, чтобы общаться лишь с достойными и праведными мужами, ибо понял, что нет лучшего друга и наперсника, чем добрый нрав и чистое сердце, — с божьей помощью дают они наибольший прибыток, словно рачительный родитель, искренним советом побуждают к свершению благих деяний, ведут по стезе добродетели и счастья. И увидел я, что добрый нрав не умаляется с течением времени, напротив, чем дольше в нем пребывают, тем прекраснее и совершеннее становится он. Его не страшит ни гнев повелителя, ни ярость водного потока, его не сожжет огонь и не похитит разбойник и грабитель, свирепый лев над ним не властен, и хищный стервятник не разорвет его на части.
И понял я, что беспечный и неразумный, предпочитающий малое счастье, что достается ему сегодня, великому и непреходящему блаженству, что мог бы получить завтра, подобен купцу, о котором рассказывают такую притчу:
Был у того купца драгоценный алмаз, и чтобы его отделать, нанял он ювелира, которому пообещал уплатить за день работы сотню динаров. Он отвел того человека к себе домой, тот принялся за дело и вдруг увидел в углу комнаты цимбалы. Заметив, что мастер смотрит на них, купец осведомился: «Разве ты умеешь играть на цимбалах?» Ювелир, который был знатоком этого искусства, ответил: «Умею». Тогда хозяин дома воскликнул: «Ну-ка, бери цимбалы, я посмотрю, как ты играешь!» Ювелир оставил начатую работу и целый день до самого вечера играл на цимбалах, показав свое поразительное умение и дивное искусство, а купец, слушая его игру, то взмахивал рукою, то качал головой, восхищаясь и наслаждаясь. Когда зашло солнце, мастер сказал хозяину дома: «Вели выдать мне обещанную плату». Купец спросил: «Разве ты заслужил какую-нибудь плату?» И ювелир ответил: «Ты ведь нанял меня для того, чтобы я исполнял все, что ты мне прикажешь. Ты приказал мне играть — значит, такова была твоя воля, и я подчинился ей беспрекословно». И ювелир настойчиво требовал заплатить ему за работу, пока купец не отдал ему сотню динаров. Так алмаз его остался необработанным, и он зря истратил немалые деньги.
Чем усерднее размышлял я о суетных прельщениях дольнего мира, тем сильнее становилось мое желание сторониться их и бежать соблазнов, отрекшись от благ преходящей жизни, ибо увидел я, что лишь отречение и спокойствие души проторят стезю к успеху в день воскресения, как прокладывает любящий отец дорогу к земному счастью для своего сына. Отречением раскрываются врата вечного блаженства. Погружением в размышления достигается высшая степень наития и уничтожения в истине[17]. Отрекшийся от волнений мирской жизни спокойно созерцает свои деяния и преисполнен благости, он смиряется и, ограничиваясь малым, независим и ни в ком не нуждается, он всем доволен, и ничто не может нарушить его спокойствия. Он сбросил с себя одеяние тревог и забот — и спас свою жизнь от жестоких злодеев и всяческих зол, он стряхнул с себя страсти и желания — и блистает чистотой, он возненавидел зависть и возлюбил любовь и отдаст ближнему все свое достояние, возрадовавшись душой. Он избрал своим путеводителем разум и избавлен от раскаяния, ибо предвидит последствия своих дел, он не боится людей, но и не желает к ним подольститься, и они не задевают его.
И чем усерднее размышлял я об отречении от мира, тем желаннее представлялось оно моему взору, так что наконец решил я стать отшельником и благочестивцем. Но я сразу же стал опасаться, что не выдержу лишений, и подумал: если я откажусь от деятельной жизни, предаваясь лишь размышлениям о тщете преходящего мира, то могу проявить постыдную слабость, ибо каждый из нас — раб своих привычек, в которых он воспитан с детства. Тогда бесполезны окажутся благочестие и отречение, и не получу я тех выгод, на которые надеялся, свершая благие дела на этом свете. И я уподоблюсь собаке, о которой рассказывали такую притчу:
Однажды шла собака по берегу реки, держа во рту большую кость. Вдруг она увидела в реке свое отражение, подумала, что это другая собака, и бросилась в воду, чтобы отнять кость. При этом она выронила изо рта свою добычу и не нашла в воде ни другой собаки, ни кости.
И меня обуял нестерпимый ужас перед отречением от мира, ибо страшился я собственной суетности и слабодушия, и больше всего хотелось мне жить, как жил я прежде. Но потом я сказал себе: «Сравни невеликие беды и лишения отшельника, стерпеть которые, как ты думаешь, для тебя нет возможности, с теми страданиями, что выпадают на долю того, кто погружен в заботы мирской жизни! Ведь счастье в этом бренном мире кончается горем, а наслаждение сопряжено со страданием и грустью. Жизнь наша подобна соленой влаге моря — чем больше пьешь ее, тем сильнее чувствуешь жажду. Она словно острая кость, от которой пахнет мясом, но пес, подобравший эту кость, не насытится, а лишь раздерет себе пасть ее краями.
Человека, получившего малую толику земных благ, можно уподобить коршуну, которому достался кусок мяса. Но только намеревается он отобедать, как над его головой собираются огромные хищные птицы. Они вьются над ним и кружатся над его головой, так что он, утомившись и отчаявшись, бросает свою добычу.
Наш мир подобен кувшину, полному душистого меда, а на дне его — смертельная отрава. Вкушают люди скоротечную сладость, но ждет их верная гибель. Этот мир похож на сонные грезы, дарящие радость, но едва спящий проснется, овладевают им тяжкие заботы. Наша жизнь — словно молния: сверкнула во мраке, озарила робкого путника, но вот потух ее свет, и человек остался во власти темной ночи. Люди в тенетах жизни, как шелковичные черви, ткут себе мягкие темницы. И чем толще кокон, тем труднее спастись и выбраться наружу».
