Латинский перевод «Калилы и Димны» дал возможность средневековым писателям разных стран переложить книгу на немецкий, итальянский, старофранцузский языки. Золотой фонд «Калилы и Димны» разменивается, из него берутся отдельные басни, притчи и новеллы, так что мы можем встретить их у новеллистов эпохи Возрождения, у Боккаччо, в шванках Ганса Сакса, затем у Лафонтена, где они служат дополнением к эзоповским басням. Иногда переработки и переложения «Калилы и Димны» носят название «Басни Бидпая» (или «Басни Пильная») — от имени философа Байдабы.
В то время как Западная Европа осваивала отдельные элементы «Калилы и Димны», на Востоке популярность сочинения стремительно увеличивалась. В 1144 году известный прозаик Низам ад-Дин Абу-ль-Маали переводит книгу с арабского языка на персидский, «украсив» и усложнив текст в соответствии со вкусами своего времени. Появляются десятки персидских переложений, прозаических и поэтических, новых переводов на персидский язык, и каждый отмечен все большим количеством риторических красот и ухищрений. Особенно отличается в этом отношении перевод Хусейна Ваиза Кашифи, содержащий множество поэтических вставок, подобно санскритскому оригиналу. Вряд ли Кашифи был знаком с санскритским текстом, очевидно, стихотворные отрывки — дань вкусам ценителей изящной словесности.
На турецкий язык «Калила и Димна» полностью впервые была переведена в XVI веке, может быть, с персидского языка. Наиболее известна среди всех турецких переводов и переложений книга «Хумаюн-наме». Узбекский и татарский переводы появились несколько позже, как и переводы на языки народов Дагестана (начало — середина XIX в.).
Чрезвычайно распространены обработки «Калилы и Димны» и ее отдельных частей в Юго-Восточной Азии — Малайе, Индонезии, Кампучии и других странах, и едва ли возможно перечислить переводы и переложения этой книги на разные языки стран Дальнего Востока.
В конце XVI века вазир великого могола Акбара (1556–1605) Абу-ль-Фазл вновь обращается к обработке «Калилы и Димны» и дает своему труду название «Ияре-даниш» — «Мерило мудрости». Так «Панчатантра» вернулась в Индию, пройдя причудливо-длинный, сложный путь.
На Руси интерес к басням «Калилы и Димны» не ослабевал вплоть до нового времени. В конце XVIII века обратили внимание на то, что «Калила и Димна» — не столько «поучительное», сколько обличительное сочинение. В 1762 году Борис Волков, «Академии наук переводчик», перевел с латинского языка «Политические и нравоучительные басни Пильпая, философа индийского». В 1889 году был опубликован перевод с арабского «Калилы и Димны», выполненный М. В. Рябининым и М. О. Аттаей. После Великой Октябрьской революции вышла обработка первой части «Калилы и Димны»[1], а затем и полный перевод И. П. Кузьмина и И. Ю. Крачковского[2] (И. Ю. Крачковский переводил лишь то, что не успел сделать И. П. Кузьмин — начало предисловия Бахнуда ибн Сахвана, предисловие Ибн аль-Мукаффы, часть первой главы и заключение книги).
Работа над интереснейшим средневековым памятником продолжается до настоящего времени. Библиография исследований и изданий рукописей «Калилы и Димны» поистине неисчерпаема. Ученые и переводчики всех стран мира принимают участие в подготовке изданий, сверке рукописей и комментировании «Калилы и Димны». Наиболее полные данные об изданиях «Калилы и Димны» и посвященных ей исследованиях содержатся в труде французского арабиста Шовена, но эта библиография за сто лет, прошедших со времени появления книги Шовена, настолько увеличилась, что составит теперь объемистый том, объединяющий работы на самых разных языках.
***
Сборник забавных басен о животных на пехлевийском и сирийском языках был популярен и в Сирии, и в Иране, которые частично входили в состав персидской сасанидской империи, существовавшей вплоть до арабского завоевания в VII веке. Сочинение это было частью домусульманского иранского культурного наследия, сыгравшего значительную роль в формировании арабо-мусульманской культуры.
Иранские древние традиции как бы помолодели, сменив обличье и «переодевшись в арабское платье». До поры до времени иранское наследие существовало в арабском Халифате подспудно, но в конце VII века, когда ослабло византийское влияние, бывшее особенно сильным в северных областях Халифата, омейядский халиф Абд аль-Малик (прав. 685–705) объявил государственным языком Халифата вместо греческого арабский.
С этого времени начинают выдвигаться на государственные посты представители старой иранской служилой знати, которые обучали своих сыновей у лучших знатоков арабского языка и древней арабской поэзии. Именно из их среды вышло большинство «адибов» — образованных людей, которые умели и составить важный государственный документ, и написать литературное «послание» — своеобразное эссе на любую заданную тему, и участвовать в управлении огромным мусульманским государством, в которое вошли множество стран и народов — от Синда, нынешнего Пакистана, до Испании и южной Франции. В VII–VIII веках были выстроены новые города, где бок о бок жили аравийские бедуины, воины отрядов завоевателей, персы, иракцы-набатейцы, как называли арабы коренных жителей Ирака, чернокожие зинджи с восточного побережья Африки, представители других народностей. Одним из крупнейших городов того времени в Халифате была Басра, портовый город, который посещали купцы и мореплаватели с дальних островов, где можно было купить любые товары и рабов, привезенных из стран, захваченных мусульманскими войсками, где адибы, поэты и богословы устраивали религиозные и философские диспуты и поэтические состязания.
В Басре провел большую часть жизни Ибн аль-Мукаффа, отпрыск богатого и влиятельного иранского рода, представители которого принадлежали к числу потомственной служилой знати. Еще при Сасанидах предки Ибн аль-Мукаффы занимали государственные должности «писцов», то есть секретарей, служащих и глав различных ведомств — «диванов», и вазиров, а после завоевания Ирана арабами скоро вернули себе прежнее положение.
Отец Ибн аль-Мукаффы, Дадое, по прозвищу «аль-Мубарак» — «Благословенный», ведал взиманием налогов в Ираке. В то время существовало правило — периодически подвергать проверке, так называемому «взысканию», сопровождавшемуся пыткой, тех государственных чиновников, которые имели дело с крупными денежными суммами, то есть вазиров и сборщиков податей. Такому взысканию и был подвергнут Дадое и после пытки перестал владеть левой рукой, почему и получил прозвище «аль-Мукаффа» (имеющий скрюченную или отсохшую руку). После «взыскания» Дадое вновь занял свой пост при аль-Хаджадже ибн Юсуфе, наместнике Ирака.
Дадое был родом из города Гура, находившегося в иранской провинции Фарс. Его предки принадлежали к «маула» — вольноотпущенникам знатного арабского семейства Ахтамидов, осевшего в Басре, куда перебрался и Дадое со своей женой и сыном, прозванным «Ибн аль-Мукаффа».
Ибн аль-Мукаффа (букв. «сын человека с отсохшей рукой») прожил всего 36 лет. Ему было суждено стать свидетелем трагических событий, которых произошло так много в беспокойной истории арабского Халифата, и главное — восстания 748–749 годов под руководством Абу Муслима из Хорасана, падения династии Омейядов в 750 году и воцарения новой династии — Аббасидов. Ибн аль-Мукаффа пережил четырех халифов — трех Омейядов и одного Аббасида — и умер во время правления второго аббасидского халифа аль-Мансура.
Родился Ибн аль-Мукаффа в 723 или 724 году в Гуре, и ему дали древнее иранское имя Рузбих. Юношеские годы он провел в Басре, куда переехала его семья. В Басре в то время можно было найти самых лучших учителей арабского языка и арабской грамматики. Отец готовил Рузбиха к карьере государственного служащего — секретаря, а наиболее важным условием для того, чтобы преуспеть в этой должности, было владение всеми тонкостями арабского языка, Корана (даже и для немусульман) и всего комплекса существовавших в ту пору гуманитарных знаний. Среди учителей Рузбиха называют многих выдающихся знатоков арабского языка, грамматики и риторики, общепризнанных авторитетов в области богословия, законоведения и поэзии.
