После всех этих размышлений и раздумий принялся я за излечение больных и недужных, не думая о вознаграждении и плате, и был равно заботлив, когда надеялся добиться исцеления и когда терял надежду, пытаясь хоть немного облегчить страдания и муки. Усердие мое не имело себе равных, и когда я мог, то сам ходил за больными, и если это было невозможно, то прописывал полезные лекарства и давал целебные зелья, не требуя денег и подношений. Никогда не завидовал я собратьям по ремеслу, что были ниже меня по знаниям, но превосходили богатством и были окружены почестями, ибо это не прибавляло им чести и не делало их слова и поступки достойным примером.

Я никогда не домогался наград, но царь и его вельможи были всегда ко мне благосклонны. Когда же я вернулся, выполнив наказ царя Ануширвана, то был осыпан милостями сверх меры.

Долго занимался я врачеванием и уверился наконец, что нет зелья, которое давало бы исцеление от всех болезней, и нет лекаря, чье искусство дарило бы вечное здоровье. Кто может поручиться, что излеченный недуг не вернется, принося больному еще более тяжкие муки? И представилось мне, что лишь в стремлении к вечному блаженству — освобождение от страданий души и тела. И тогда я обратился всеми помыслами к делам веры.

Я усердно принялся читать всевозможные книги, дабы понять, какую веру предпочитают мудрые люди, но все мои поиски оказались тщетны. Постиг я лишь то, что все народы наследуют законы, обычаи и поверья от своих отцов и дедов. Иногда людей устрашают и принуждают, дабы веровали они, как им прикажут, и часто вера служит к приобретению благ земной жизни — ею добываются хлеб насущный, почести и богатства. Каждый утверждает, что лишь его убеждения правильны и разумны, а противники заблуждаются и совершают ошибку. И увидел я, как противоречат друг другу мнения, когда начинают толковать о творце и сотворенном, о начале существования мира и конце его[14]. И многом другом, что превосходит всяческое разумение, каждый имеет собственное мнение. Один другому возражает, порочит его, враждует с ним и осуждает, ссорясь, споря и не веря ни одному чужому слову.

Тогда решил я расспросить тех, кто считался среди людей своей веры самым ученым и мудрым, дабы познакомиться с его рассуждениями и доводами, отделить истину от лжи и затем уж избрать то учение, в правильности которого я буду уверен, поняв его и узнав его преимущества и пользу.

Так я и поступил. Я беседовал с разными людьми и расспрашивал священнослужителей и ученых, но каждый из них лишь поносил своих врагов и восхвалял собственную веру, так что я убедился, что все рассуждения и доводы их несправедливы и пристрастны. И никто из них так и не смог привести убедительного доказательства истинности своих слов, с которыми разумный человек мог бы сразу согласиться.

И оставил я мысль о том, чтобы примкнуть к одному из этих учений, поняв, что если поверю людям, о которых мне ничего не известно, то уподоблюсь легковерием обманутому вору, о котором рассказывают такую притчу:

Однажды этот человек вместе с несколькими своими собратьями по ремеслу забрались на крышу дома богача, чтобы его ограбить. Хозяин дома проснулся от шума, который они подняли, и разбудил жену, сказав ей: «Лежи тихо и не шевелись, мне кажется, грабители забрались к нам на крышу. Я сделаю вид, что сплю, а ты разбуди меня и скажи громко, так, чтобы слышали воры: «Эй, муженек, расскажи-ка мне, где ты добыл столько сокровищ и откуда взялись твои несметные богатства?» Я не отвечу на твой вопрос, а ты спрашивай, не отставая». Женщина, послушав мужа, сделала так, как он велел, и, притворившись, что будит его, принялась громко расспрашивать, откуда он взял свои великие богатства, а грабители прислушивались к их разговору. Наконец хозяин дома промолвил: «Женщина, судьба послала тебе завидную долю и не поскупилась на хлеб насущный. Ешь же его и молчи и не спрашивай меня о том, что тебе знать не подобает. Если я расскажу тебе, как добыл свои богатства, и нас подслушает кто-нибудь посторонний, не миновать нам беды и бесчестья». Но женщина, не отставая, просила: «Расскажи, муженек, клянусь своей жизнью, здесь нет никого, кто мог бы нас услышать». Будто покорившись ее просьбам, богач ответил: «Так знай, что я добыл свои богатства воровством и разбоем». Женщина воскликнула: «Как же тебе удалось это сделать? Ведь о тебе никто не сказал худого слова и все считают честным и почтенным человеком!» Богач промолвил: «Это потому, что я в совершенстве постиг воровскую науку и был уверен, что меня никогда не поймают и даже не заподозрят». Жена попросила: «Расскажи мне об этом». И богач начал: «Я выходил с другими грабителями в лунную ночь и забирался на крышу какого-нибудь богатого дома, вроде нашего, чтобы найти самую обильную добычу. Подойдя к отверстию в крыше, сквозь которое проникает свет, я семь раз произносил волшебное слово «шолом»[15]. Когда заклинание начинало действовать, лунный луч превращался в хрустальный столб, и по нему я спускался в дом так бесшумно, что не слышно было даже моего дыхания. Я брал все деньги, украшения и прочие дорогие вещи, что были в доме, произносил семь раз волшебное слово «шолом», и лунный луч поднимал меня на крышу со всей добычей, поддерживая и словно втягивая. Разделив с приятелями награбленное, я уходил подобру-поздорову без всякой помехи».

Услышав этот рассказ, воры несказанно обрадовались и стали говорить друг другу: «Сегодня ночью нам досталась добрая добыча! Мы добудем в этом доме несметные богатства, да еще узнали волшебное заклинание, которое навсегда избавит нас от страха перед стражей». Они сидели на крыше до тех пор, пока в доме все стихло, и они подумали, что хозяин и его жена уснули. Тогда предводитель подошел к отверстию в крыше, сквозь которое проходил лунный свет, и семь раз повторил услышанное им волшебное заклинание «шолом». Обхватив руками лунный луч, он понадеялся, что спустится по нему в дом, но упал кувырком с крыши на пол, а хозяин дома подбежал к нему и, подняв дубинку, крикнул: «Ты кто такой?» И грабитель ответил: «Я глупец, поверивший тому, чего не бывает, и гибель моя — от твоих волшебных заклинаний».

Дабы не уподобиться сему легковерному, не поверил я в то, чего не бывает, не пожелав быть ввергнутым в жестокие беды. С удвоенным усердием стал я изучать различные учения и толки в поисках справедливости и истины. Но с кем бы я ни завел беседу, я не слышал вразумительного ответа на вопросы, а если мне отвечали, то доводы и доказательства не убеждали меня и не казались мне достойными доверия, так что мой разум опровергал их и я не желал следовать этим учениям.

Не найдя достойного мужа, что стал бы моим наставником и другом, я сказал себе: «Вернее всего придерживаться веры отцов и дедов, в которой они пребывали от века». Я принялся выискивать доводы в пользу этого решения, но не было ни одной веской причины, что послужила бы к его оправданию, ибо нельзя признать истинной какую-либо веру только потому, что так веровали наши предки. Тогда сын колдуна должен непременно стать колдуном, а потомок мага — магом, и если бы его упрекнули в том, что избрал он неподобающую веру, он отговаривался бы тем, что это вера его предков. Однако такой ответ недостоин разумного человека, и сказавший так лишь уподобится невежде, которого упрекали за обжорство, на что он отвечал: «Так ели мои предки».

Непрестанно побуждала меня беспокойная душа, не желавшая покоряться древним обычаям, заняться поисками истины. И после долгих бесед и безуспешных расспросов проникла мне в сердце и разум мысль о скоротечности и тщете жизни и предстало видение близкого конца, ибо гибнут без вины и причины обитатели дольнего мира, и жадный рок пожирает их жизни. И сказал я себе: «Мне неведом мой жребий. Быть может, смерть настигнет меня в сей миг, так что я не успею даже пошевельнуть пальцем. А может быть, она даст мне отсрочку, но и тогда все свершенные мною добрые дела не будут мне во благо, ибо они пропадут из-за моей нерешительности и непостоянства, ведь я желал то одного, то другого, то домогаясь мирской славы, то заботясь о своей участи в будущей жизни. Судьба может нанести мне неожиданный удар, когда душа еще не успокоилась и не достигла совершенства. Если буду я и дальше упорствовать и заблуждаться, то не смогу выйти на верную дорогу и уподоблюсь упрямцу, о котором рассказывают такую притчу: