Теперь Роберт Чинг составлял одно целое с Хаосом.

Борис Джонсон почувствовал, как ударная волна огромной силы потрясла “Прометей”, как будто хотела выкинуть именно его из ячейки.

Он подумал, что корабль сейчас развалится и, предполагая следующий удар станет последним, приготовился к смерти.

Однако больше ничего не последовало. Только время от времени глухо ударяло в корпус корабля, как будто он перебежал метеоритное облако невиданной плотности.

Потом… больше ничего! Они были целы и невредимы…

Взглянув на контрольный экран, он не увидел ничего кроме тьмы и звезд.

— Что же это было? — спросил он у Дунтова в изумлении.

— Я не знаю, — отвечал командир экспедиции. — Если только…

Он нажал на какой-то переключатель, и экран заднего обзора осветился. Джонсон с опасением взглянул на него, ожидая увидеть корабли Гегемонии, брошенные в погоню за ними…

Однако ничего подобного. На том месте, где раньше находился астероид, теперь медленно расходилась гигантская туча пыли и обломков, которая на таком расстоянии казалась безобидным пятнышком. Вот откуда удары по корпусу. Астероид и крейсеры превратились в однородную пыль. А также люди…

Но теперь “Прометею” нечего было опасаться.

— Что может быть более хаотичным, чем победа посредством самоубийства? — прошептал Аркадий Дунтов.

— Что-что?

— Это цитата из Марковица. По поводу того, что он называл “Конечным Хаотичным Актом”. Победа через смерть.

— Ты хочешь сказать, что… что все это не случайно? — спросил Джонсон. — Что Чинг специально взорвал астероид?

— Я в этом уверен, — отвечал Дунтов. — Они отдали свою жизнь, чтобы “Прометей” мог долететь до звезд…

Джонсон ничего на это не сказал. Он понимал и не понимал. Такой человек, как Горов, с его холодным и логичным интеллектом, мог бы совершить нечто подобное: пожертвовать собой, чтобы обеспечить счастливое будущее человеческой расы. Но в то же время у Джонсона было такое чувство, что дело не только в этом.

Он думал, что для Чинга это был не просто жест отчаянья, а нечто такое, что, может быть, никогда не дойдет до него, никогда не будет доступно его, Джонсона пониманию. Он вздрогнул. Ведь Век Религий окончился много столетий назад. Или же он окончился сегодня вместе с Робертом Чингом? Или он окончится неизвестно когда?

Через час, когда были произведены последние коррекции и звездолет точно направлен по траектории в окрестности Синюса 61, Борис Джонсон спокойно любовался далекими звездами, которые устремились им навстречу быстрее, чем со скоростью света.

Что ожидало их в конце пути? Далекие звезды, полеты и всегда — отдаленные опасности. Их ожидало бессмертие, бессмертие для Человека, которое заключается в завоевании равнодушной Вселенной.

Битва только начиналась. И через миллион лет все будет так же. Битва всегда будет начинаться.

Борис Джонсон ничтожная песчинка, которую Энтропия случайно пощадила, спокойно любовался миллионами звезд, которые ждали его, эти миниатюрные островки на поверхности небесного океана, бездонного и безбрежного. И впервые в своей жизни он различил лицо Хаоса.

И ему показалось, что в мириадах этих немигающих глаз, во всех этих застывших звездах он узнает рассеянные атомы того, что некогда было лицом Роберта Чинга.

Снова неравный бой. Как обычно: четверо против трех, постоянное соотношение сил в течение всей этой проклятой войны. Так же было и сейчас, в битве, которая вот-вот должна была начаться в звездной системе Сильванны. Противник выстраивал свои традиционно окрашенные в черный цвет корабли в боевой порядок. Пересекая орбиту самой дальней планеты системы, вражеский флот принял форму пирамиды, двигаясь основанием ее вперед. Корабль командующего, как всегда, находился в самой вершине построения.

Со своей стороны, командующий Одиннадцатым флотом Джей Палмер выстроил свои корабли в форме трех расположенных друг над другом дисков, его корабль находился в центре среднего из них — тоже дань давней традиции.

Командующий сидел в боевой рубке корабля, перед центральным экраном, на котором флот дуглариан выглядел классической пирамидой, состоящей из многочисленных точек красного цвета. Корабли собственного флота Джея мерцали на том же экране шестидесятью точками красивого золотистого цвета, — и их было явно меньше, чем кораблей противника.

Сильванна, солнце типа Г5, выглядела на экране большим зеленоватым шаром. Слева от Палмера располагалось табло потерь. Сейчас на нем горело шестьдесят зеленых огоньков, указывающих, что каждый из его кораблей, приготовившихся к сражению, цел и невредим. Смена зеленого цвета на янтарный указывала на тяжелое повреждение корабля, который не потерял еще способности самостоятельно передвигаться в пространстве. Голубой говорил, что корабль полностью выведен из строя или уничтожен. Справа от его кресла находился подключенный к компьютеру экран.

Палмер был одет в комбинезон оливкового цвета без каких бы то ни было знаков отличия. В предстоящей битве он и его флот должны были стать единым организмом. Корабль командующего, где находился главный вычислительный центр, был мозгом этого единого организма, а сам Палмер — его душой и сердцем.

Командующий был соответственно экипирован: правый из наушников у него на голове держал Палмера в постоянном контакте с офицером-программистом, находящимся непосредственно у компьютера; по левому командующий получал информацию от любого из шестидесяти капитанов кораблей его флота. К горлу плотно прилегал ларингофон. Руки Палмера лежали на переключателях связи.

— Компьютер, — прорычал Джей, — подтвердите данные.

— Восемьдесят “собак”[2], — пробормотал компьютер в правое ухо командующего. — Траектории пересекутся через час.

Тонкое лицо Палмера скривилось. Он был довольно красивым парнем, и женщины не обходили его своим вниманием. Но сейчас лицо его стало угрюмым, глубокие морщины избороздили лоб и щеки.

Указательным пальцем он ткнул в кнопку сети общего оповещения.

— Перемещение от плоскости эклиптики на 90 градусов к северу и побыстрее, черт побери!

Экран, связанный с компьютером, выдал картинку общего положения его кораблей в пространстве. Состоящий из золотистых точек диск согласованным маневром поменял свою позицию. Сражения в космосе обычно начинались с того, что каждый из противников старался выбрать наиболее выгодную для себя позицию. Главный принцип тактики заключался в том, чтобы не попасть в позицию между неприятельским флотом и солнцем, особенно когда ты находишься в меньшинстве. Дуглариане же, обладающие обычно большим количеством кораблей, стремились полуобхватить корабли землян по фронту, не позволяя им ускользнуть в стороны. Если только им удавалось осуществить этот маневр, можно было считать битву проигранной: превосходящее силовое поле кораблей “собак” оттесняло землян к светилу, которое помогало в этом неприятелю силой своего поля тяготения. Из таких ситуаций выбирались лишь отчаянно везучие одиночки. Силовое поле дуглариан было мощнее, поскольку они атаковали лишь находясь в явном большинстве. Они всегда стремились сломать своим полем правильный порядок построения землян и, если это удавалось, битва сводилась к поединкам кораблей между собой, что, учитывая численное превосходство дуглариан, всегда было им на руку.

Правда, случалось, что флот землян замыкался в защитном поле, как еж в клубок, но ни к чему хорошему это не приводило: его просто сталкивали на светило или, при большом преимуществе в численности кораблей, противник сдавливал его снаружи своим силовым полем до тех пор, пока в центре не образовывалась жуткая мешанина из металлических частей кораблей и человеческих останков.