Он тихо вышел из дома. Дошел до леса, прежде чем увидел кого-то. Он искал Фассета.
— Доброе утро, — это был Дженкинс, с синими кругами под глазами. Он сидел на земле за кустами, как раз на краю леса. Из дома и даже от бассейна его не было видно.
— Привет. Вам поспать так и не довелось?
— Я сменяюсь в восемь. Это не важно. Как вы? У вас утомленный вид.
— Послушайте, я хотел бы увидеться с Фассетом. Хотелось переговорить с ним до того, как он составит свой план.
Полицейский посмотрел на наручные часы:
— Он собирался звонить вам после того, как мы сообщим, что вы встали. Не думаю, что он ожидает вашего появления так рано. Хотя, может, это и к лучшему. Секундочку, — Дженкинс сделал несколько шагов в чащу и вернулся с рацией в брезентовом футляре: — Двинулись. Мы подъедем к нему.
— Почему он не может прибыть сюда?
— Расслабьтесь. Никто не может приблизиться к вашему дому. Пошли. Вы сами увидите.
Дженкинс закинул рацию на ремне через плечо и повел Таннера по свежепротоптанной в его владениях тропке. Каждые тридцать или сорок футов им встречались люди, присевшие на колени, лежащие и сидящие, которые, оставаясь невидимыми, не спускали глаз с его дома. Вооруженные до зубов. Дженкинс связался по рации с патрулем с восточной стороны:
— Свяжитесь с Фассетом. Сообщите, что мы направляемся к нему, — передал он.
* * *
— Прошлой ночью агент погиб потому, что убийца понял — он будет опознан. «Омега» не может допустить, чтобы хоть кого-то из них расшифровали, — Фассет пил кофе, сидя лицом к Таннеру. — Были и другие предупреждения, но те не имеют к вам отношения.
— Он был убит в пятидесяти ярдах от моего дома, от моей семьи! Ко мне все имеет отношение!
— Ладно, ладно!.. Попытайтесь понять. Мы взяли на себя распространение о вас информации, которая циркулирует среди них, но не забывайте, что вы просто журналист Таннер — и не более. Теперь они кружат как коршуны, опасаясь друг друга. Никто не знает, есть ли сообщники у другого, и каждый действует на свой страх и риск… Убийца — всего одно щупальце «Омеги» — вел наблюдение. Он столкнулся с агентом и вынужден был пойти на убийство. Он не знал агента, никогда не видел его. Единственное, в чем он мог быть уверен — тот, кто поставил на пост агента, встревожится, не получив от него сообщения. Затем отправится в лес и найдет тело. Эта смерть и стала предупреждением.
— Вы не можете быть уверены в этом.
— Мы имеем дело не с любителями. Убийца знал, что тело обнаружат до рассвета. Я говорил вам в Вашингтоне: «Омега»
— это фанатики. Обезглавленное тело в пятидесяти ярдах от вашего дома — похоже на стиль НКВД. Если только это «Омега». Если же нет…
— Почему вы думаете, что они не работают вместе? Если Остерманы, Кардоне или Тремьяны — часть сети, они могут координировать свои действия.
— Исключено. Они не входили в контакт друг с другом с начала нашей психической атаки. Всем им — и каждому в отдельности — мы скормили кучу туфты, блефа, частично смахивающего на правду. Мы организовали телеграммы из Цюриха, телефонные звонки из Лиссабона, сообщения, которые передавались незнакомыми людьми в глухих местах. И теперь каждая из этих пар блуждает в потемках. Никто не знает, чем занимаются остальные.
Агент по имени Коль, сидящий на стуле у окна мотеля, взглянул на Фассета. В том, что касалось последнего утверждения, Фассет не мог быть абсолютно уверен, и Коль знал это. Часов двенадцать назад они потеряли из виду Остерманов. Был перерыв в три и в три с половиной часа соответственно в слежке за Кардоне и Тремьяном. И все же, подумал Коль, Фассет прав.
— Где Остерманы? Прошлой ночью, то есть сегодня утром вы сказали, что не знаете.
— Мы нашли их. В одном из отелей Нью-Йорка. По нашим данным очень сомнительно, что Остерманы могли быть в этом районе прошлой ночью.
— Но вы не слишком уверены в этом.
— Я сказал — сомнительно. Полностью исключить ничего нельзя.
— Но вы уверены, что это один из них?
— Мы так думаем. Вне всяких сомнений, убийца — мужчина. Это… требовало большой физической силы. Он знал окрестности вашего дома лучше нас. Учтите — мы изучали их несколько недель.
— Бога ради, остановите же этих людей! Так не может продолжаться!
— Кого именно? — тихо спросил Фассет.
— Всех! Ведь убит человек!
Фассет неторопливо поставил чашку:
— Если мы сделаем то, что вы предлагаете и, должен признать, чего нам самим очень хочется — ведь, не забывайте, убит один из моих людей, — мы не только сведем на нет шансы взять «Омегу», но подвергнем риску и вас, и вашу семью. На это санкции я никогда не дам.
— Большему риску мы уже не можем подвергнуться, и вы это понимаете!
— Вам вообще опасность не угрожает. Во всяком случае, пока вы будете вести себя как обычно. Если мы сейчас появимся на сцене, то тем самым признаем, что приглашение на уик-энд — ловушка. А она не может захлопнуться без вашей помощи… Тем самым мы подпишем вам смертный приговор.
— Не понимаю.
— Тогда поверьте на слово, — резко сказал Фассет. — «Омега» должна выйти на вас. Другого пути нет.
Таннер помолчал, внимательно наблюдая за Фассетом:
— Но это не вся правда, так ведь? Все, что вы говорите… основательно запоздало, верно?
— Вы догадливы.
Взяв чашку, Фассет подошел к столу, на котором стоял термос с кофе:
— Остался один только день. Максимум два. И тогда «Омеге» придет конец. Одна ошибка с ее стороны — и все будет кончено.
— А динамитная шашка под мой дом — и мы взлетим к небесам.
— Ничего подобного не может случиться. Во всяком случае с вами. Никакого насилия. Откровенно говоря, вы не представляете для них ценности. Особенно сейчас. Они будут заняты только друг другом.
— А что насчет вчерашнего дня?
— Мы дали сообщение в полицейскую сводку. Ограбление. Несколько странное, конечно, но тем не менее ограбление. Вы ничего не должны отрицать.
— Они поймут, что это вранье. И откровенно скажут об этом.
Фассет уставился куда-то в пространство со спокойным выражением лица.
— И тогда наконец мы возьмем «Омегу», да? И нам все станет ясно.
— А что прикажете делать? Кидаться к телефону звонить вам? У них может быть другая точка зрения на этот счет.
— Как только завтра днем появится первый же гость, мы услышим каждое слово, сказанное в вашем доме. Сегодня утром, попозже, два ремонтника придут к вам привести в порядок проводку, испорченную при ограблении, и поставят миниатюрные подслушивающие устройства по всему дому. При первом же визите они будут задействованы.
— И вы хотите убедить меня, что не раньше?
— Нет, — вмешался Коль, — не раньше. Интересует нас отнюдь не ваша частная жизнь, только безопасность.
— Вам бы лучше вернуться, — сказал Фассет. — Дженкинс подбросит вас до вашего участка с южной стороны. Версия: вам не спалось, и вы вышли прогуляться.
Таннер медленно направился к дверям. Остановившись, он снова посмотрел на Фассета.
— Все точно так, как в Вашингтоне, да? Вы не оставляете мне никакого выбора.
— Мы будем на связи. На вашем месте я расслабился бы и сходил в клуб. Сыграл бы в теннис, поплавал. Выкинул бы из головы все эти мысли. Право, вы почувствуете себя после этого куда лучше.
Таннер недоверчиво смотрел на Фассета. Он был растерян, словно чиновник низшего ранга, попавший на совещание, где обсуждались вопросы большой политики.
— Двинулись, — сказал Коль, вставая. — Я провожу вас до машины.
Когда они вышли, он добавил: — Я думаю, вы должны поверить, что смерть нашего человека прошлой ночью усложнила работу Фассета куда больше, чем вы можете представить. Это убийство было предназначено для него. Это предупреждение ему.
Журналист присмотрелся к Колю:
— Что вы имеете в виду?
— Между профессионалами есть определенная система взаимоотношений, и Фассет все понял. Теперь вы для них не представляете интереса… они нацелены на Фассета. Он может привести в действие все силы — и ничто не сможет остановить их. В «Омеге» понимают, что произошло. Там начинают осознавать, что, возможно, у них ничего не получится. И хотят дать знать тому, кто виноват в этом, что они вернутся. Когда-нибудь. Отрезанная голова — предупреждение о резне. Они уничтожили его жену. И на руках у него осталось трое малышей, о которых приходится заботиться.